Испания. Обряд перехода

Но на первом месте, конечно, разведка, остальное потом.

Не зря нос чесался, ладно успел поесть стоя, не особо присаживаясь за офицерский «стол». Одному и вдвоём—троём соваться в разведку не резон, надо бы отобрать с пяток не совсем смекалистых ребятишек.

Тех, которых не жаль оставить в пасти льва, образно говоря, в случае чего. Такие есть всегда в полку. Родина ждёт героев, а… ну вы поняли.

Так, с этим порешим немного позднее, сейчас подумаем над подготовкой к заданию. По привычке, терцию я называю по своей аналогией с современным полком. По сути, что есть терция?

Её численность колеблется от двух, до пяти тысяч человек.

Разделенных на роты, разного предназначения. Есть роты кавалерии, пикинёров, стрелков аркебузиров, смешанные роты. В роте от ста, и доходило до двести—триста человек. При разных военных действиях.

Всё было неодинаково по уставному стандарту. Также каждая терция наименовывалась по округам, где они формировались: Кастильская, Арагонская, Сардинская, Каталонская и другие.

Или по имени своего командира.

Есть ещё немало всяких тонкостей по тактике, стратегии терции.

Как упомянул, терция разделялась на отдельные роты.

В каждой роте есть небольшой штаб из одиннадцати человек: капитан и его помощник заместитель, младший офицер, сержант, отдельный знаменосец, также три музыканта (трубивших то наступление, то отбой по надобности), фуражир—повар, воинский падре капеллан для отпевание павших и служения мессы, и даже один брадобрей.

Ну чтобы бойцы не сильно обрастали бородами и щетинами.

Рота подразделялась на взводы под руководством опытных ветеранов.

Взвод подразделялся на отделения тоже под руководством ветерана воина.

Так как, я по найденным бумагам числился в чине капитана, мне в начале похода в подчинение дали роту гвардейцев, где сплошь почти одни ветераны. Как сейчас бы сказали, элитная рота. Хотели, конечно всучить и больше рот или ртов, но я отказался наотрез. Лишняя головная боль, и ничего хорошего. Я не карьерист какой нибудь гнаться за чинами.

Вдруг что случится, потом разжалование.

Да и временно всё, нахождение в этом времени.

А граф Виландия командовал соседней ротой, в нашей терции, так что мы находились почти всегда рядом.

Стемнело, да так что хоть глаз выколи, если отойдешь от огня кострищ.

Световой день короток весной. Задумавшись, обо всём сразу что нахлынуло, ноги сами понесли к стоянке лошадей, там и оказался возле своего коня. Погладил по умной морде, по хозяйски потрепал холку, на ощупь пробежал рукой по конской сбруе, проверяя её перед вылазкой.

Подтянул где нужно подпругу и супонь, подправил посадку седла.

Потом дал фуража, пожевать верному товарищу для настроя, чтобы не скучал на привязи.

Сделав обыденные дела, подошел к одному из десятка солдатских костров, моих подобревших после ужина ветеранов вперемешку с молодыми и неопытными, салабонами по-русски говоря. Солдаты, признав меня, вразнобой загалдели, добродушно приглашая к огню:

– Сеньор капитан, садитесь к нам, возле огонька.

– Здорово, сеньоры гвардейцы! Осталось чем горло промочить?

– Оно, конечно есть, можно найти баклажку винца, ежели не брезгуете дешевым пойлом, – прогудел хрипатый мужик, видать из старых служак олдскульной школы.

– Ничего, нам в самый раз будет.

Вот так, в ответ немногословно приветствуя и общаясь, совсем не чураясь, присел рядом с ними, и незаметно присмотрелся к резким очертаниям грубых солдатских лиц, подрагивающих при натуральном свете горевшего огня. Ночных лиц оказалось много, больше десяти.

Да ещё накладывалась иллюзия ночи, когда предметы двоятся в нечётком свете. Изображения лиц, они ведь как при отблесках костра преображаются: есть и похожие друг на друга, есть и непохожие.

Но у каждого лица своя непохожая особенная судьба, как ни крути словами. Со своей линией жизни, страстями, пороками, да и всем остальным, что делает нас человеками, а не киборгами из плоти.

Как ни крути, а надо выбирать кого-то из них, всё-таки надо.

Почему-то снова накатило чувство близкой опасности в разведке.

Хотя вроде обычное дело: выдвинутся вперёд на десяток лье, исследовать местность и можно возвращаться назад в лагерь.

Тут бывалый воин поднес мягкую флягу с вином, сделанную из дублёной кожи, вместимости литра на три.

В знак благодарности кивнул головой ему.

Машинально потряс её, судя по бульканью, там ещё почти оставалась почти больше половины жидкости. Ладно, нам хватит, не напиваться же перед делом. Так, для разговора, сделать пару глотков.

Интересная фляга, отметил про себя, нержавеющих ещё не придумали делать: полость кожаная с оттиснутыми узорами, обмётанная по краям тесьмой для привязки к седлу.

Горлышко твердое, видно сделано из древесины, закрытое фигурной деревянной пробкой на веревке, чтобы пробку было удобнее вытаскивать, и не потерялась вдруг она.

«Умели же делать!» – подивился старинному предмету.

Что ж, отведаем солдатского питья. С этой мыслью выдернул притертую пробку. Подняв баклагу к верху, приложился, жадно глотая напиток. Вино отдавало кислятиной, почти забродившие на дневной жаре, но все-таки крепкое и доброе. Пить можно, для приличия не морща рожу. Приходилось и хуже пить пойло.

Не закрывая горлышко, передал флягу близ сидящему бойцу, дабы пустить её по кругу, по-братски.

Потом прислушался к незамысловатой болтовне мужиков, представляя что они сидят на деревенской завалинки, разговаривая о том, о сём.

Хмель вина понемногу стал кружить голову.

Фляжка, обошедшая кружок солдат, вернулась обратно, с остатками хмеля. Если немного промотать назад, то получиться – То и получиться.

Туман воспоминаний, стал явью, приходившей в кошмарных снах.

В этих видениях, она снова присниться мне, и там девочка просит не дергать за красный проводок, тоненьким голоском погубленного детства.

Если бы девочка знала, что значит – сойти с ума, она бы, наверное, испугалась. Или не испугалась…

***

Отряд «воронов» перебросили из Ханкалы (наша ключевая база после второй чеченской) в Москву, на грузовом самолете ИЛ—76.

Сказали, так надо. Москва, район «Дубровки, Мельникова,7».