– Кого?
– Скоро узнаешь. Только, видать, он нашу кафеху-то переставил.
Через некоторое время они нашли кафе на колесах, и Кузьма театрально воскликнул:
– Ха, как в воду глядел! Переставил! Санек!
– Закрыто, – сказал Павел.
Кузьма принялся было дергать ставни на окнах, но забряцали тяжелые замки.
– Гляди-ка, и правда еще не открылся. Обычно в это время уже сезоним! Потерял Санек хватку!
В этот момент появился Санек. Он выглядел совсем не так, как его запомнил Кузьма. Пожалуй, если бы Борька не залаял и не бросился в его объятия, и не признал бы. Санек постарел, сделался худым как скелет. Одет был в потасканную пыльную кожанку и черные джинсы. Его волосы и щетину тронула седина, более заметная, чем у поседевшего на войне Кузьмы.
– Привет, – сказал Санек, когда Борька немного успокоился.
– Здорово! А чего я не слышу криков? Она у тебя где, спит?!
– Она? А, ты про Ритку, – Саня почти улыбнулся, но потом глаза снова заволокла скука. – Померла еще пару лет назад.
– Черт!.. А чего ты не написал?
Санек почесал голову.
– Да что тут писать-то и куда?
– И то верно. Когда открываемся?
– Никогда.
– Как так? – опешил Кузьма.
– Пошли поговорим.
– Тут говори!
Они стояли посреди пешеходной зоны, но вокруг почти никого не было, туристы пока не приехали. На них с любопытством посматривали хозяева окрестных точек и малочисленные прохожие. Почти все знали друг друга в лицо.
– Давай хоть с дороги сойдем.
Опустив голову и сунув руки в карманы, Санек прошел к ступенькам, которые вели к набережной и потом ниже, к пляжу. Кузьма заметил, что друг подволакивает левую ногу. Санек сел и закурил. Борька все терся рядом, но нетерпение слишком одолевало Кузьму, и он отстранил пса.
– Тебя не узнать! Рассказывай, что случилось. Как умерла Ритка?…Это попугай наш, – пояснил он Павлу. – Санек придумал. Поэтому и название – “Попугай”. Хорошая идея была… Только я не понял, Сань, как она могла умереть? Они же писали, такие четыреста лет живут.
Санек усмехнулся.
– Где-то живут, да не в наших широтах. Была зима холодная, кто-то забыл окно закрыть, она простудилась да сдохла.
– Кто-то?! Ты один живешь!
– А, ну можешь и на меня свалить.
– Погоди, я не сваливаю, но ты так говоришь, будто кто еще мог! А если да, то давай предъявим ему! Триста евро платили!
– Кузьма, я кафе продал. Она уже при новых хозяевах померла. Твоя доля у меня до сих пор. Отдам – только скажи.
– Вот это новость. Ну, я в принципе догадывался, – Кузьма почесал щетину, скрывая растерянность. – По твоему унылому виду. Но, может, расскажешь?
– Дело не шло. Как ты уехал, сезоны хуже и хуже. Я и продал на второй год.
– А кому продал?
– Да кому-кому… вон, чертям, – Санек со вздохом махнул рукой в сторону каких-то кавказцев, которые с интересом разглядывали трех мужчин и собаку.
– Этим?! – Кузьма перевел изумленные глаза на бывшего партнера.
– А кому? Денег нет ни у кого. Я три месяца продавал! Никто из наших не пришел. Был какой-то мужик со Ставрополя, типа инвестор. Заехал, посмотрел, обещал купить и не приехал больше. Я месяц ждал, два… ну и все, продал им вот. За четыреста.
– За четыреста?! – Кузьма почти на минуту потерял дар речи и стал изумленно оглядываться в поисках поддержки. Думая, что хозяин играет, весело залаял Борька, Павел стоял безучастно.
– С ума сошел? – воскликнул Кузьма. – Она в сезон пятьсот делала!
– Знаю! Но сейчас ни черта не сделает! Я ж не дурак, Кузь. Хотел как лучше.
– Обалдеть… – Кузьма взялся за голову, – вот это новость! То есть мы и без дела, и без бабок!
– Выходит, так. Но твои двести у меня на счету. Напиши свой номер, я отдам…
– Стоп, что ты мне рассказываешь! Если ты продал, что тут делаешь?
– В смысле?
– Ну, зачем пришел, раз продал еще два года назад?
Санек непонимающе смотрел на него, потом сообразил:
– А, так… по привычке хожу. Сам не знаю зачем. Смотрю просто, вспоминаю…
– И на что живешь?
– Медом торгую. Я теперь как этот… ну, короче, пасечник.
– Пасечник, – растерянно повторил Кузьма. – А я?
– А чего ты?
– Ну, а я кто?