Деконструктор

– Интересно. А сегодня меня кто-нибудь будет сопровождать до дома? – прижавшись щекой к окну, поглядывая на впереди маячащее боковое зеркало автобуса, задался вопросом Детектив. И, конечно, стоит только вопросить неизвестность, то она тут же даёт свой положительный ответ, в виде выглянувшей из-за второстепенной дороги, уже виденной им машины семейного типа с длинным задом.

– И что вам всё это даёт в практическом плане? – спросил зеркало Детектив и, не получив ответа даже от самого себя, а от того кто был за рулём той автомашины и подавно, решив ассиметрично ответить, взял, прикрыл глаза и задремал.

Глава6.

Встреча встрече рознь и провокация.

– Вам придётся немного подождать. – Сообщил предъявившему свой паспорт Детективу, человеческого вида, в костюмной амуниции охранник на входе в здание компании.

– А что случилось? – спросил, не выказывающий радость от задержки Детектив.

– Так у людей бывает. Скорей всего, забыли выписать вам пропуск. – Для того чтобы сгладить возникшую заминку, улыбнулся этот не вызывающий отторжения охранник. Что, в общем-то, понравилось Детективу, отдающему предпочтение вежливому обхождению, а не прямому тыканью, со своим грозным предупреждением: «А много будешь знать, прямо здесь и состаришься». После чего охранник, уткнувшись носом в твою щёку, для начала, в предупредительных целях, прямо в нос обдаст тебя сногсшибательным запахом чеснока, а если тебе и этого будет не достаточно или тебе не понравится, то можно и шокер под ребро.

Но это всё уже в прошлом, и сейчас охранники, не смотря на свои угрожающие формы и виды (каждый труд, не только облагораживает, но и привносит свои специфические отпечатки в личность труженика. Правда, в данном случае напрашивается вопрос: А что было раньше, яйцо или курица?) сама вежливость, ведь когда к ним хорошо относятся, то и им нет смысла грубить вам, наступать на ноги и даже дышать чесноком в лицо.

– Что там с пропусками? – повернувшись назад и, посмотрев в глубину пропускного пункта, где за мониторами помещались ведущие наблюдение охранники, спросил своего жующего жвачку мордатого напарника, с человеческим лицом охранник. На что тот, вначале удивлённо хмыкнул и лишь после этого ответил:

– А ты что, разве первый день работаешь, и не знаешь, что все сейчас на совещании. – Что, конечно, звучит несколько грубо, что, видимо, и заставляет задуматься над этим не такого грубого, а скорее вежливого охранника, который в своих словах не нашёл и намёка на грубость. А это, знаете ли, требует объяснений, и вежливый охранник даже на одно мгновение дёрнулся и угрожающе схватился за шокер, но затем, обратив своё внимание на первую неприкрытую часть (он вначале уловил общий посыл) заявленного мордатым напарником, отвлёкся от шокера и принялся считать, сколько дней он здесь работает. А эта такая работа, что если ты не первый день работаешь, то требует от считающего большой усидчивости, терпения и главное спичек. Спросите, почему? А потому, что всему своё время и ответ на него будет позже.

Так вот, если поначалу своего счёта ты можешь задействовать свои пальцы на руке, которых, что за закон подлости, вечно не хватает, то вслед идут пальцы ног, которые не в пример пальцам рук, сложно загибать, когда твои ноги находятся в узком пространстве туфлей. Но, ничего, и с этим можно справиться, но дело в том, что и их всегда не хватает для того чтобы закрепить в цифре то количество уже отработанных охранником дней.

– Что же делать дальше и что ещё привлечь, для того чтобы было можно продолжить свой счёт? – в своё время перед каждым считающим охранником встаёт этот жизненно важный вопрос. После чего он обводит своим взглядом окружающее, пытаясь отыскать то, что по своим параметрам могло бы подойти для продолжения счёта, но, как и ожидалось, ничего подходящего, так и не находиться. Но охранник на этом не успокаивается и, заметив курящего в неположенном месте курильщика, он на этот раз не делает свирепое лицо и не перепрыгивает через турникет, чтобы поймав того на месте преступления, ткнуть его носом и лбом в свою дымящуюся привычку, а вспомнив, что существуют спички, которые отлично подойдут для счёта, начинает рыться в карманах.

Но тут он к своему ужасу вспоминает, что давно отказался от спичек и жжёт сигареты с помощью зажигалки. Что, в общем-то, только на мгновение деморализует его, и охранник тут же вспоминает того курильщика, и само собой, хочет наверстать упущенное и поймать этого заядлого курильщика. Но того и след простыл, что ещё больше огорчает охранника, который теперь и не ответит на мучающий его вопрос, а чем прикуривал тот сигарету – зажигалкой или спичками.

«Ему будет лучше, если зажигалкой, а иначе я его найду и заставлю сожрать все его спички», – чуть ли темнеет в лице охранник, чей смысл жизни на ближайшее время определён – отыскать того курильщика и заставить его сожрать все спички. Но что же ему делать сейчас, под этим изучающим взглядом своего напарника, чья мордатая рожа, хоть и маловыразительна, но засветившийся огонёк в его глазах, очень даже читаем и говорит о том, что он догадывается о том, в каком тот оказался затруднении, и только ждёт момента, чтобы посмеяться над ним.

«Да ни за что на свете. – Возмущённо надувает щёки вежливый охранник. – Да я лучше оставлю свою форменную одежду и вольюсь в ряды этой безликой массы трудящихся, которая находится по ту сторону турникета. – У вежливого охранника даже голова пошла кругом от таких своих предположений, которые между тем наводят его на мысль. – И точно. Вон их сколько. – Вежливый охранник посмотрел на проходящих через турникет людей уже другими глазами, в которых, если посмотреть на них со стороны, то можно было увидеть отражение его мыслей – спички. – Буду их считать», – полный решимости, принялся за свой счёт проходящих через турникет людей вежливый охранник, который за этим делом с трудом и дотягивает до обеда.

Где он уже и, забыв, для чего ведётся весь этот счёт (наверное, сверху поступила инструкция, проверить работу пропускных карточек), чуть ли уже не взмокший, бросает это дело и, вытащив из сумки бутерброд, принимается за него. Но его мордатого напарника не проведёшь, и он видит, что у вежливого охранника аппетита совсем нет, и причиной всему этому, конечно же служит то, что он скорей всего сбился со счёту и, со зла расплевавшись, теперь не имеет достаточного количества слюны, чтобы смазать бутерброд, который ему и приходиться есть всухомятку. И мордатый напарник, в общем-то, не всегда безобидный тип, а сейчас он, пожалуй, такой, решает приободрить вежливого охранника и говорит ему:

– И я тоже сбивался. Да и кто не сбивался со счёту. – Мордатый напарник глубокомысленно посмотрел в глубину своего термоса. – Но что интересно, так это то, что все мы, независимо от стажа работы, приходили к одному и тому же результату. Из чего вытекал свой единственный вывод. – Сделал интригующую паузу мордатый охранник, для того чтобы подогреть интерес у вежливого охранника, который в свою очередь распалится нетерпением и немного поднимет температуру в помещении, где сегодня слегка прохладно; а он подзамёрз (мордатый охранник, как оказывается, не столь туп и, обладая знаниями физических законов, старается из всего извлекать пользу).

– Ну. Не тяни душу. – Взгляд нетерпимости вежливого охранника, обращённый на мордатого напарника, сам за себя говорил.

– Счёт лучше всего вести тогда, когда ты всё-таки первый день работаешь. – Ответ мордатого напарника, своей простотой и логичностью поражает вежливого охранника, удивившемуся тому, как это он сразу не догадался об этом.

Но всё это случилось, если не вчера, то в один из прошлых дней, а не как можно было подумать – сейчас. И вежливый охранник, как уже опытный и прошедший этот тест на профпригодность охранник, не стал сбиваться на счёт и утвердительно поддакнул своему напарнику:

– Да, придётся подождать.

– И как долго, не скажите? – а вот сейчас Детектив, вопрошая, определённо нарывался. Ведь разве ему неизвестно, что о таких вещах у начальства, не то что не спрашивают, а даже и сметь думать об этом, увольнению подобно. И получается, что этот Детектив, их охранников провоцирует на поступок, который грозит им потерей работы. В одно мгновение поняв провокационность слов Детектива, вежливый охранник на автомате сжал челюсть и вновь схватился за шокер. Но на этот раз обстановку разрядил мордатый напарник, который с утра забыл почистить зубы и чувствовал большую потребность поговорить, и тем самым нормализовать внутри ротовой баланс.

– Сегодня, пожалуй, придётся. – Многозначительно сказал мордатый напарник, привлеча внимание вежливого охранника, который любя различные тайны и секреты, всегда интриговался, когда слышал намёк на что-то подобное.

– А почему именно сегодня? – спросил вежливый охранник.

– Потому, что вчера Генеральный приехал вечером злой, как чёрт. – Загадочный ответ мордатого охранника, в котором таилось столько скрытного и таинственного, не оставил никого из слышавших его равнодушным, заставив Детектива и вежливого охранника погрузиться в размышления, в поиске логической, а возможно и совсем не такой связи между этим «сегодня» и упомянутым напарником «вчера».

И если вежливый охранник в своих размышлениях прибегнул к прямым сопоставлениям этих временностей – «вчера» и «сегодня», то Детектив, используя современные технологии, пошёл дальше и в своём воображении применив 3D модель, заглянул в кабинет Макрона, где рассадив и расставив всех созванных по своим местам, можно было проследить за всем тем, что там сейчас, как логическое продолжение вчера происходило.

А тем временем в кабинете Макрона, вышагивая от одной стены к другой, выходил из себя, злой как чёрт, сам Макрон. О чём говорила бросающаяся в глаза небрежность его костюма, где с вызовом всем канонам моды, на всех дерзко смотрела расстёгнутая застёжка (и где эти чёртовы стилисты?), с другой стороны от которой, на оттянутой вниз нитке висела пуговица, всего вероятней оказавшаяся в таком положении, когда задыхающийся от нехватки кислорода Макрон, в нервном возбуждении попытался её расстегнуть. Что ему и удалось достигнуть, но при этом не обошлось без жертв, которая сейчас повиснув на нитке и мозолила глаза прибывшим на совещание к Макрону, самым из самых влиятельных и занимающих ключевые посты в компании людям; больше конечно влияющих, нежели несущих ответственность за разработку и принятие решений.

Да и само их влияние тоже разнилось и во многом зависело от занимаемого влиятельным человеком места в существующей иерархии компании, который уже и не был человеком в полном значении этого слова, а скорее выполнял роль функции или другими словами, был одной из тех пружин, которые и проворачивали механизм работы системы, которая была тем скелетом, на котором строилась работа и жизнь любой и этой компании. Ну а от жёсткости этой пружины – влиятельного человека, и зависело, как всё там провернётся. Где опять же, его жёсткость, определялась тем весом, какой имел в компании влиятельный человек, что опять же, имело обратную связь, где жёсткость определяла вес и степень его влияния; правда не всегда.

Ну и само собой, от жёсткости пружины зависел и взгляд на те или иные вещи влиятельного человека, который по-разному влиял и оказывал давление на принятие решений. И если одни, уже заржавевшие в своей старой оболочке, тупо давили своим немигающим взглядом, вынуждая Генерального сомневаться в себе и даже терять уверенность в руках, то другие, чьи пружины были хоть и более мягче, всё же были гораздо изобретательнее в своих подходах. И они, пытаясь сбить с толку этих закостеневших в ржавчине консерваторов, прикидывались спящими, и своим храпом вносили диссонанс и создавали неловкие паузы, когда эти консерваторы были вынуждены сами делать эти паузы между своими вносимыми предложениями.

Ну а услышав во время словесной паузы такой храповой ответ, консерваторы терялись и, конечно же сразу принимались за новые слова в попытке заговорить весь этот храп. Ну а что из спешки выходит, когда не зная о чём говоришь, а говоришь, скорее всего лишь для того чтобы заглушить этот посторонний звук – храп – всем хорошо известно. Так что старые пружины постепенно теряли свой вес и этот ограниченный избранностью круг собирающихся в кабинете Генерального, всё больше обновлялся. И, пожалуй, и сам Макрон оказался среди первых избранных, лишь по той причине, что старый скрип ржавых пружин захрапела новая пружинная поросль.

Но всё это сейчас отошло на второй план, когда сейчас на первом плане, вовсю бесновался Макрон, который при последовательном наблюдении за ним, на которое подвиг присутствующих влиятельных людей сам Макрон, начал выказывать многое из того, чего за ним не замечали все эти функции и пружины.

– Да он оказывается, прыток. – Сделал вывод один массивного вида директор, заметив, как быстро Макрон перемещается из одной части кабинета в другую. – Интересно, а зачем он делает такие круги, туда и обратно. Неужели, уже готовится… – Массивного вида директор, вдруг увидел мир в клеточку и даже вспотел от такого своего предположения.

– Какой-то он суетливый, мелкий и не симпатичный. – Постукивая отточенными ногтями по гладкой поверхности ручки стула, посмотрела на Макрона, для вида отвечающая за связи с общественностью, а по сути служащая мостиком для связи с серыми кардиналами, леди Хлоя или по внутренней сарафанной терминологии – леди Сволочь. – Надо было свет включать, когда проводишь собеседование. – Покачала своей довольно красивой головкой леди Сволочь, чьим ушам стало красно за такую оплошность своей хозяйки.

– Что-то он слишком неустойчив и неуравновешен. – Не удержался и мистер Костин, и начал фрондировать, с сомнением поглядывая на Макрона. – С таким подходом к делам он долго не протянет в Генеральных. – Подумал мистер Костин и тут же осёкся, заметив на себе внимательный взгляд, сбоку от него сидящего Реконструктора. – Неужели, он услышал? – тут же запотел в глазах мистер Костин, испугавшись, что его крамольные мысли смог угадать или прочитать этот сующий везде свой нос Реконструктор.

– А он не будет молчать и постарается подставить. – Налившись гневом, мистер Костин зло посмотрел на Реконструктора, который в ответ даже не отводит испуганного взгляда, а наоборот, делает нравоучительный вид и начинает покачивать головой, как бы говоря: «Ай-яй-яй, нехорошо, так думать о высоком начальстве». Что заставляет мистера Костина принять вид ничего не понимающего дурачка и попытаться всем своим видом убедить Реконструктора в обратном.

– Да ничего я такого не думал и даже позволить посметь такого себе не мог. – Своей дурацкой улыбкой мистер Костин пытается доказать Реконструктору, что тот не правильно интерпретировал его взгляды на Макрона.

– Говори кому другому, а я всё видел и не смогу промолчать, и скажу. – Реконструктор, сдвинув свои брови, не даёт никакого шанса мистеру Костину увильнуть от ответственности за свои смелые мысли, в которых он посмел, без санкции серого начальства, принимать решения.

– Я никогда не доверял этим макаронникам. – Сурово кашлянув в сторону Макрона, выказал свою колумбийскую позицию, глава южноамериканского отделения компании, синьор Гонсалес, приехавший сюда, как и другие главы отделений, на презентацию нового продукта компании.

– Он не макаронник. – Покрутив пальцами у своего носа с горбинкой, попытался возразить синьору Гонсалесу, другой глава, уже Европейского отделения компании, сеньор Капти. Который, будучи любителем этих самых макарон и к тому же будучи родом с Сицилии, не мог не возмутиться такому обобщению и припискам со стороны сеньора Гонсалеса, который в каждом втором видел макаронника. И сеньору Капти до кончиков своих тоненьких усов и крепкого сжатия рукой, висевшего у него под костюмом, на плечевой кобуре, ствола пистолета, стало обидно и холодно оттого, что он дал себе зарок и обещание: «Мамой клянусь!», – и теперь вынужден держать в руках себя, а не пистолет, и быть более терпимым к сеньорам и сеньоритам.

И если с последними, скорей всего, из-за симпатичности сеньор, Капти более-менее справлялся без помощи своей любимой «Беретты», то с сеньорами дело обстояло несколько иначе. Ведь все эти сеньоры, с которыми имел дела сеньор Капти, в большинстве своём тоже носили под пиджаком у себя пистолеты, и тут, как говорится, времени на раздумье не было и приходилось бездумно выбирать свою собственную жизнь. А что мог поделать сеньор Капти, если для него его жизнь была куда знакомей и значит ближе, нежели жизнь того же сеньора Гонсалеса, которого он, хоть и знал уже как двадцать минут, но разве этого достаточно для того, чтобы предпочесть его жизнь своей.

– А какая разница. Да и вообще, мне плевать, будь то макаронник или рисоед, все они одним миром мазаны. – Через свою ярко выраженную усмешку, сеньор Гонсалес всё больше провоцирует на действия сеньора Капти, которому уже невыносимо видеть все эти выпады сеньора Гонсалеса в его сторону. И, наверное, ещё одно лицевое движение этого Гонсалеса и сеньор Капти не выдержит, и никого не предупреждая, подскочит с места и прямо в фарфоровые зубы Гонсалеса, всю до последнего патрона разрядит обойму пистолета. После чего, под перекрёстным огнём удивлённых соседствующих лиц глав отделов и секторов, а также других влиятельных лиц, которые уже заинтригованы тем, кто же теперь займёт освободившуюся вакансию главы южноамериканского отделения компании, Капти демонстративно подует на раскалённый ствол пистолета и всем своим видом покажет, что не стоит его благодарить за так необходимую чистку их рядов.

Но всего этого на этот раз не случилось, а всё потому, что услышавший упоминание сеньором Гонсалесом рисоедов, глава восточного отделения – самурай Так-чеши Кидало, тут же замечает волнение на лице Капти, после чего он в один момент, с помощью ослабления напряжения мышц своей груди, вкладывает меч в ножны у своего наколотого на груди, тоже самурая, Ямакаси (всё логично и самурай на своей груди накалывает только самураев, ну и в минуты помутнения сознания, прежде чем помочь сделать кому-нибудь харакири и гейш), присаживается рядом с Капти, и тем самым отвлекает того от своего необдуманного поступка.

– У каждого, и даже у него, свой Дао. И не стоит спешкой сбивать себя с истинного пути. – Тихо проговорил Так-чеши Кидало и, выдвинув вперёд сжатую в кулак левую руку, на поверхности фаланг каждого из пальцев которой, были выколоты неясные изображения маленьких человечков, завладел вниманием Капти.

– Куда бы ты ни шёл и как бы ты не бежал, твой путь определён и тебе лишь только нужно одно – принять его. – Проговорил Так-чеши, и на глазах Капти, завораживающе для него, начал по нарастающей двигать пальцами своей руки. Так-чеши начал с малого – с мизинца, который сейчас приподнялся чуть вверх, и находящийся сбоку Капти теперь увидел, как наколотый на мизинце маленький человечек, приготовился к прыжку. Вслед за этим приподымается безымянный палец и Капти видит, что маленький человечек, каким-то неведомым способом уже перебрался на этот палец. Дальше настаёт очередь следующего пальца, где происходит та же метаморфоза, и так до тех пор пока не настаёт очередь большого пальца, с которого маленький человек уже скатывается вниз, в глубину руки. И пока Капти находится в размышлении насчёт судьбы маленького человека, он к полной неожиданности для Капти, вновь оказывается на мизинце, откуда он снова начинает свой новый путь.

Пока же сидящие, таким образом развлекали себя и слушали ничего не говорящего Макрона, что и двало возможность им так развлекаться, а иначе бы они, конечно, не посмели, так что всё устойчиво и логично, то Макрон, сделав очередной круг – от двери, ведущей на смотровую площадку, к противоположной стене, где висел оригинал картины Мунка «Крик» (у них в галерее ещё три есть), тут и остановился, уставившись на эту явно с определённой целью повешенную, что за страсть картину. И, конечно, Макрон, ещё не дошёл до крайней точки и даже до пивной, чтобы вешать у себя в кабинете такие ужасы (ну и что, что дорогие), и он лучше бы развешал постеры Шварценеггера, на которого куда приятней смотреть, чем на всё это малево.

– Не понимаю я всех этих эксгибиционистов. – В очередной раз посмотрев на эту кричащую картину и, в сердцах плюнув на ковёр, Макрон, переведя свой взгляд на своё отражение в экране телефона, где всегда под рукой находился самый лучший собеседник и слушатель – он сам, так откровенно высказался на счёт себя. И как оказывается, что и узнаёт его собеседник – он сам, то он тоже не всегда во всём разбирается и даже в некоторых вещах проявляет непонимание. – Не зря моего предшественника сняли с должности Генерального. Имея такие взгляды на мир, я совершенно не удивлён этому. – Покачав головой, Макрон принялся перелистывать справочник с номерами аукционных домов, куда можно было сбагрить или обменять на постер Шварценеггера эту картину.

– И ведь не нашёл. – Глядя на картину, Макрон подытожил результаты своих поисков. – А ведь тут дело даже не в моём предшественнике, а всё они, эти ходячие мумии, специально поместили её здесь, чтобы я смотрел и всегда помнил, что меня ждёт, если я их растрою. – Макрон вновь закипел, вспомнив все эти непроницаемые и бесстрастные лица старших партнёров, с кем ему вчера вечером пришлось отужинать в одном самых дорогих ресторанов.

Ну, как отужинать, скорее они, развалившись и вывалив свои животы («И откуда они у них берутся при их тщедушном теле», – Макрон сразу же был поставлен в тупик природой отношений с природой, всех этих серых и тщедушных лиц), ужинали, а он, сидя в чётко регламентированной позиции – на самом краешке стула, вынужден был наслаждаться видами работы вставных челюстей этих акул закулисного мира.

– Ты сынок, не обижайся, да ты и сам, наверное, понимаешь, что ты ещё не заработал, ни нашего доверия, ни на хлеб без масла. – Звучно пережёвывая лобстера, показывая всем вокруг сидящим, что он не зря не снял очки, чьи стёкла подверглись нападению брызг, которые всегда сопровождают всякое рвение, особенно при ужине, мистер Пфайзер, с расстановкой зубов и слов поучал вспотевшего от всех этих видов Макрона.

– Да пусть только попробует обидеться. А мы, посмотрим. Ха-ха. – Вставляет своё слово один из братьев Джадной, рыжий Эрик, который, имея тягу к веселящим напиткам, после их пригубления был не прочь развлечься.