Псих

Илья, проходя между ними, чтобы в очередной раз не натыкаться на обращённые на него взоры, старался не смотреть на лица окружающих его людей, акцентируя своё внимание на бездушных вещах, к которым в данный момент можно было отнести и показавшееся в проёме одной из кабинок чьё-то тело, с каким-то образом пристроенной к унитазу головой, прижатой крышкой от сливного бачка так причудливо, что, наверное, только конструкция самого этого устройства, не дала владельцу тела и головы возможности утонуть в нём.

Илья не стал останавливаться на этом зрелище и, подойдя к умывальнику, начал смывать с себя все те следы, которые оставили на нём все эти метания, как в зале ресторана, так и последующие здесь, в туалете, после чего он, обнаружив, что сушилка – как и контейнер для бумажных полотенец – не просто отсутствуют на месте (они, судя по их деформированному виду, видимо, сначала были чьей-то заботливой рукой вырваны с прежнего своего места), а затем подверглись изменению своего конструктивного вида с помощью чьей-то более крепкой головы.

Хотя, возможно, имел место и другой вариант, когда кто-то (зачем-то? почему-то?), не найдя более лучшего применения этим висящим на стене предметам, со всей своей дури ткнул носом кого-то сначала в эту электросушку, которая не выдержав бокового соприкосновения – к чему собственно, она была не готова – слетела со своих крепежей, после чего испытатель твёрдости лобовой кости своего противника, видимо, не добившись нужного результата, перешёл к дальнейшему опробованию, добравшись до контейнера с полотенцами. А этот прибор – судя по нескольким вмятинам – не сразу сдался, упав к ногам на милость победителя только после того, как тот, чьим телом крушили эти ни в чём не виноватые агрегаты, падая, не сорвал этот многострадальный контейнер с мясом со стены, а удачливый победитель туалетной аппаратуры, устав возиться с телом, отправил его (тело) в одну из кабинок остывать под журчащие звуки сливных бачков, напоминающие мелодию водосточных труб.

Илья ещё раз взглянул через зеркало на Модеста, который, всего вероятней, и был тем, кто навёл здесь дисциплинарный порядок. Ведь достижению порядка сопутствуют свои разрушения и даже – необходимая в данных случаях – своя ломка некоторых субъективно настроенных товарищей, один из которых, по всей видимости, не удовлетворившись в полной мере стычкой в зале ресторана, решил восполнить свой пробел здесь, в туалете, накинувшись сзади на Илью.

И кто знает, чем бы всё это закончилось, не подоспей ему на выручку Модест, который для доходчивости своих доводов использовал контраргументацию, которая подразумевала не вбивание в голову аргументов, а наоборот, используя голову, вбивать ею их. Что, конечно же, привело к небольшой порче имущества, но это всего лишь сопутствующие потери без которых трудно обойтись в подобного рода делах.

Выйдя в зал и чувствуя насущную потребность выпить, Илья сразу же устремился в сторону своего стола, который хоть несколько и пострадал от наскоков залётных проходимцев, но спиртное на нём уцелело.

Илья и присоединившийся к нему Модест, который на свой счёт испытывал, всего вероятнее, такую же жажду, что и Илья, быстро восполнили этот пробел, поглотив очередную порцию горькой, которая очень уж оригинально тушит эту – не имеющую ничего общего с физическим процессом – возникшую в них жажду.

– Ну… Так чего там было? – закусив, спросил Илья Модеста, который, сделав знак рукой с требованием подождать, разлил ещё по рюмке, после чего последовало логическое продолжение со своим ответом Модеста:

– Да и хрен с ним. Ты мне скажи, ты ещё не забыл, с кем меня хотел познакомить? – с налившимися красным цветом глазами спросил его Модест.

– Ан, нет, – не отставая от Модеста и демонстрируя ему ту же приверженность к красному цвету, который источали его глаза, заявил Илья, несколько тяжело подымаясь с места. – Всё, пошли, – сопроводил свой поворот Илья и теперь уже беспрепятственно, напрямую направился к столу, за которым в кругу единомышленников восседала Лика.

Лика хоть и испытывала некоторую податливую во всём удовлетворённость среди лебезящих перед ней и на всё готовых сотрудников не её полета, но всё же, она своими мыслями находилась за другим столом, рядом с управляющим банка (для неё – Лёней), который, как она заметила, после нескольких тостов – стоило только его старой грымзе отвлечься – бросал свои полные вожделения взгляды на неё, так весь вечер громко смеющуюся.

– Смотри-ка, наш менталист. Готовый. Идёт прямо сюда, – заметив Илью, хихикнул в ухо Лике рядом пребывающий в блаженном настроении Виктор.

– Где? – очнувшись от своих мечтаний, отозвалась она, повернувшись в сторону Ильи.

– Ну, держись, Лика. Сейчас тебя будут приглашать на танец, – загоготала Мила.

– А может, тебя, – заткнула той рот Лика, которая, между тем, всё-таки побледнела, осознавая вероятность такой возможности.

– Хочешь, я скажу, что ты обещала танец мне? – со своего барского плеча предложил так желавший этого, Виктор.

Но Лика ничего не ответила, продолжая судорожно наблюдать это нестройное приближение к ним Ильи, который, дойдя до ступенек – отделявших танцевальную площадку от верхней, где помещались банкетные столы – остановился в раздумьях, затем бросил свой взгляд на них, и одним прыжком преодолев эти ступеньки, оказался в двух шагах от их стола.

– Какие люди к нам пожаловали… – с ходу вступил в разговор Виктор. – А мы тут сидим и всё думаем, а чего это Илья у нас такой зазнавшийся, уселся куда-то там и отделяется от коллектива. – Сбил с толку Илью Виктор, который если и хотел что-то сказать, то сейчас совсем забыл об этом.

– Да просто у вас места уже не было за столом, – что-то нащупав в себе, попробовал Илья возразить.

– Как нет места? – поднявшись, Виктор забирает с соседнего стола стул и, ставя его рядом, говорит. – А это что?

После чего Илья присаживается и сразу же получает из рук Виктора в свои руки полный фужер, от которого Илья поначалу было отказывается, но Лика присоединяется к Виктору, и тот уже не может идти своим путём, а следуя за всеми, под тост – почему-то за понимание? – ещё больше повышает свой градус самочувствия.

– А мы вот, сидим тут, скучаем, – закусив, начал говорить Виктор. – Ну, а когда для разговоров тем немного, то сам знаешь, начинаешь перемывать косточки отсутствующим. Ну, а так как за Ангелку мало что интересного можно сказать, то мы – ты только не обижайся! – за тебя взялись, – подмигивая Лике, обратился Виктор к Илье.

– И чего интересного нарыла? – почему-то обращаясь к Миле, спросил Илья.

– А чего тебе не нравится? – не лезет в карман Мила.

– Всё, – следует ответка Ильи, что грозит уже обострением конфликта, после чего Виктору приходится замирять эту Милу, держащую в руках вилку и настроенную на нештатное применение этого столового прибора.

– А вот мы, в отличие от тебя, говорили о тебе только в здравом и положительном ключе, – продолжил этот замиритель.

– И что? – сух Илья.

– Да всё тоже. Кажется, что всё при тебе, и даже вон, Лика, отдаёт должное твоей фактуре, но при всём при этом, нет в тебе… Как его там… – сделав вид, что задумался, Виктор вдруг преображается и заявляет. – Политического, – чем вызывает смех в своем окружении.

На что Илья отвечает не сразу, наблюдая за тем, как реагирует на всё это Лика, но затем привстает за столом и говорит:

– Сейчас Модест вам скажет своё политическое, – поворачивается и, не заметив товарища рядом, бросает зов туда, в ту сторону зала. – Модест!

На что у той части публики – которая ещё не потеряла связь с реальностью и могла реагировать на внешние обстоятельства – следует неожиданная реакция, которая, как правило, сопровождает какие-либо экстраординарные случаи, где всегда есть место для зевак. Так зов Ильи: «Модест!», – скорее не окликнул, а оттолкнул, заставив их ускоренно перемещаться в сторону выхода ресторана.

– …Что случилось? – вопрос кого-то из толпы долетает до ушей Ильи (и сидящей рядом с ним за столом компании), вдруг заинтересовавшегося, куда это все спешат.

– Да босс там концерт с водителем закатил, – следует ответ, на который уже последовала своя заинтересованная реакция Ильи и компании, ринувшейся к выходу, дабы убедиться в обоснованности сказанного или, скорее всего, немного позевать.

А зеваки – это одна из таких категорий людей, которые кровно заинтересованы лишь в одном, а именно: чтобы происшествие не слишком было нудным, и чтобы в связи с этим их не переквалифицировали из зевак в зевотных мух, что грозит им вывихом челюстей и разочарованием в этой пресной жизни.

К тому же наличие у каждого в кармане технического средства в виде телефона, уже само собой заставляет на автомате тянутся за ним, дабы не пропустить ничего мимо себя и вписаться в модный тренд блогера, для которого не существует ничего личного – как вашего, так и своего.

И наблюдая за тем, каким темпом увеличивается эта общность людей, можно воодушевленно заявить, что идеи коммунизма – как об этом заявляли апологеты капитализма – скорее живы, чем мертвы. И если на фронтах материальной собственности, коммунистическим идеям пришлось пока что потесниться, то в плане интеллектуальной и информационной составляющей жизни человека, идеи коммунистического, в сфере духовности распределения, одерживают одну победу за другой.

– Ты где был, козлина? – схватив за грудки, тряс своего водителя Леонид Леонтьевич, при этом было видно, что он сам изрядно трясся от злости, к которой было много чего ещё примешано.

Так, не считая выпитого за столом, к ней можно было добавить его нервное состояние, вызванное невозможностью осуществить то, что именно сейчас он захотел сделать с одной очень соблазнительной брюнеткой, а всё потому, что эти суровые законы семейной жизни, не позволяли ему вот так прямо, положив их на лопатки, загнуть в своей желательности эту женскую ипостась. Для обеспечения приличий ему требовалось искать обходные пути, что ему – для кого практически нет ничего невозможного – было совершенно невыносимо.

А ведь когда так хочется и не удаётся осуществить задуманное – внутри тебя начинает всё кипеть, что требует дополнительных остужающих этот огонь средств, которые – хоть немного и отвлекают вас – полностью неспособны увести от предмета вашей заинтересованности, особенно, когда на пути к которой, стоит свой заслон, начинающий вас всё больше и больше раздражать, до степени ненависти ко всему и всем.

– Чё ржёшь, корова? – с ненавистью смотрел Леонид на свою жену, смеющуюся над шутками своего зама. – А ты, сучара, со своими тупыми шутками, поди что ради респекта не прочь бы залезть к ней в хлев? – перевёл свой взгляд на своего зама, выполняющего функции человека-застолья, Леонид.

– Ах, ты, урод. Уже присмотрел кого-то? – закатываясь от смеха, очень внимательно наблюдала за Леонидом его законная половина. – Я тебе покажу, как бегать на сторону, – запивая из бокала, не сводила она своего взгляда с него.

«Шла бы ты своей дорогой!», – подумал со злостью Леонид.

– Ах ты, б…дь! – с ходу заехал Леонил в нос водителю, возившемуся около машины. – Я тебе за что плачу? – уже в руках ухватившего его юрисконсультанта бесновался Леонид, для которого в данный момент важно было найти своего козла отпущения, на котором, сорвав свою злость, и можно было выпустить накопившиеся пары.

– Да, я… – попытался что-то сказать водитель, но вырвавшийся Леонид, вновь ухватился за него, брызгая слюной и визжа.

– Ты где был, козлина? – переклинило на этом вопросе Леонида.

Между тем, всё это событие не прошло бесследно и вызвало живой интерес у многочисленной публики, которая, забросив все свои такие важные столовые дела, стала постепенно прибывать сюда, на площадку перед рестораном, для того, чтобы отдать должное сигаретам и так, за между прочим, посмотреть на эту трагикомедию, основным лейтмотивом которой является истина: несмотря на то, какие бы вы небесные посты не занимали – всё остается по-прежнему, и ничто человеческое для вас также не чуждо.

И хотя сложность представленной на обозрения пьесы для зрителей была весьма сомнительной, были и те, кто нашёл в постановке иную, свою, отличную от других трактовку сюжета.

Эти эстеты со своих пьяных шар утверждали, что – как им подсказывает непреложная истина – здесь наверняка без бабы не обошлось.

И всего вероятней, водитель уже давно ходил под подозрением у хозяина в своём пристрастии к хозяйке, и он – водитель – скорее всего (улучив момент, пока хозяин оставил её без внимания, отпустив, чтобы она посетила туалет, который всего лишь послужил уловкой для того, чтобы она – хотя бы на мгновение, ради страстного поцелуя – смогла оказаться в объятиях этого водителя) и занялся своими «шурами-мурами» с хозяйской женой, оставив машину без присмотра, чем и воспользовался тайный злоумышленник, за которым может скрываться, как детектив, следивший за супругой Леонида и таким странным способом решивший дать знать своему нанимателю о действиях его водителя, так и тайный воздыхатель, который решил отомстить водителю за его удачливость в любовных делах.

– Что, смотрим? – оставив на мгновение Леонида, юрисконсультант обратился к курящей публике, которая вдруг одновременно, вся – кроме разве что залётного зрителя – накурилась и быстренько покинула это место, переместившись наверх, в бельэтаж, с которого через окна продолжала наблюдать за вторым актом представления, в котором со вторых ролей на первые переместилась супруга Леонида. Где она и показала всем, кто же тут на самом деле имеет стальную хватку, чем сразу же посрамила этих недоумков – знатоков жизни – со всеми своими предположениями об этой возможной подноготной конфликта.