Псих

– Это не просто телекомпания, а в некотором роде храм, в котором без всяких смешков, есть место своей религиозной мысли. Куда не загляни, из каждой студии звучат предложения о жизненных путях, с помощью которых можно достичь божественной благодати. Так от одного, видимо очень высоконравственного и религиозного человека, я услышал призывы к покаянию, без которого не может быть прощения. И знаешь, он так уверенно обо всём говорит, что даже подавляет тебя своей убежденностью в своих словах. Отчего, как я вижу, даже у оператора ноги подгибаются. Ну а когда он заорал: «На колени твари! И просить прощения!», – то было страшно смотреть на ту побледневшую сороку, берущую у него интервью. Да, воистину коленопреклоненный, никогда не простит этого тому, кто свои колени не преклонил, в особенности, если они подогнулись перед Мамоной. – Последние слова заставили Модеста задуматься.

– Да ты смотрю, увлекающийся. – Улыбнулся Илья.

– И не говори, есть за мной такой грешок. – Ухмыльнулся Модест. – Но здесь совсем другое дело. Ну, да ладно. Так вот, заглядываю в следующий кабинет, и что ты думаешь, я там вижу? – этот вопрос, конечно, не требовал ответа, а был необходим Модесту для небольшой паузы, чтобы перевести дыхание и эффектно начать рассказ. – Там опять, слышу практически тоже самое: «Русские должны покаяться и только это спасет их души и пустит их в шенгенскую зону».

– Утрируешь. – Ухмыльнулся Илья.

–Факторизую. – Ответил Модест.

– Лучше сказать – дофактеризую. – Довыразился Илья.

– Ну, здесь есть, что-то от лукавого. – Заверил Илью Модест.

– Ладно, пусть будет, как есть. Ну, а разве всё так мрачно и плохо в этих местах? – спросил Илья.

– Отчего же. Очень часто от тех же раскаинных персонажей, можно слышать аллилуйю. Что однозначно говорит о том, что они весьма религиозны. – Призвал себя к объективности Модест.

– Понятно, но мне надо найти Гелю. Ты там её случайно нигде не видел? – Решив, что надо отыскаться, спросил Илья, затем вспомнил, что Модест вроде как бы с ней не знаком и, махнув рукой на своё заявление: «Ай, я и забыл», – пошёл дальше по следам впереди идущими штанами в клетку, которые наобум принятому решению Ильи, должны были непременно привести его к Геле. Что к его удивлению и произошло.

Но если клетчатые штаны зашли туда куда шли, а именно в эту просторную студию, без всяких там рассуждений, то Илья, не решившись зайти, остановился на пороге. Где он и попытался придумать для себя слова объяснения, которые он, как человек здесь праздно шатающийся, в принципе не обязан кому не попади выдавливать из себя. А ему, пожалуй, всё же зададут такой пространственный вопрос, после чего под перекрестным наблюдательным огнем множества глаз, среди которых будет и пара знакомых Геленых, ему придётся что-то отвечать, и это, и заставило его, притормозив у входа, оставаясь незамеченным, пока что наблюдать за всеми телодвижением группы, в которой имела свои движения и Геля.

– Ну и кто из них, твоя Геля? – спросил Илью, подоспевший Модест.

– Вон та, с рыжими кудряшками. Только она не моя. – Запнувшись, добавил Илья.

– Мне нравится. Только я не пойму, за чем же дело встало? – Спросил Модест.

– Не знаю. Может быть, мы ещё не разглядели друг друга. – Уклончиво ответил Илья.

– Ну, так давай. Разглядывай. – Подначил его Модест.

– Знаешь, мне, конечно, приятно твоё любование на неё, но мне для этого компания не нужна. – Заявил Илья.

– Во как. Ревнуешь, что ли. – Усмехнулся в ответ Модест.

– Просто ты отвлекаешь. – Зардевшись, ответил Илья.

– Ладно, не буду мешать. Только чего ты не заходишь или опять ждёшь, чтобы тебя позвали. – Ироничен в ответ Модест.

– Да сейчас. Только момент выберу удобный. – Заявил Илья.

– Эх, всему тебя учить надо. – Выдохнул Модест, развернув к себе Илью. – Запомни, ты сам создаешь, так называемый удобный момент. Для чего всего лучше будет …– замолчал Модест, чьё внимание отвлекла, приближающаяся по коридору однозначно какая-то медиа-персона. Илья, заметив эту отвлеченность Модеста, повернулся и, следуя за его взглядом, упёрся в этого очень знакомого старикана, ещё совсем недавно не вылезавшего из телеэкранов телевизора. А как заявляет медицина, засиживание на одном месте всегда сказывается не только на физическом – вызывая пролежни, но и на умственном здоровье. И вся эта незыблемость мысли, в конечном счёте, приводит к атрофированию мозговых ответвлений и дезориентирует носителя такой большой головы, что явно и отражалось на внешнем виде этого старикана.

–Да это же Позёр, – вспомнил Илья этого, по выражению его соратников, гиганта мысли и друга всех цирюльников.

– Как же его придавило-то. – Заметив, как тот идёт, согнув свои придавленные невидимым грузом не такие уж маленькие плечи, высказался вслух Илья.

–Говорят, что это всё груз ответственности, обозначенной на нём, как метка с рождения. Эти его инициалы ВВП, постоянно давят на него, не давая ему продохнуть от наветов, как его противников, так и соратников. – Выразился Модест, видимо бывший в курсе всех дел творящихся на всех этажах власти и в особенности кругах жаждущих её. А все эти соратники, любят время от времени вести подсчёт или оценку своей деятельности во благо народа, которая, дабы быть максимально объективным, была отдана на откуп очень независимым заокеанским экспертам, для которых, конечно же, нет никакого до них дела, но всё же когда дело касается принципов высокой морали, то они естественно не могут остаться в стороне, и бросают всё, в том числе и не малые средства, и идут навстречу поборникам свободы, не смотря на их местонахождение.

Ну, а чтобы не слишком смущать номинантов на лавры, для них в скрытой форме начисляются гранты, величина которых, путём логической цепочки указывает на ценность того или иного борца с режимом. Ну а для того чтобы борцы не теряли хватку, то просто необходимо, раз за разом вызывать в них, предваряющий скорую встречу с преисподней – скрип зубов, пока что только лишь рефлекторно сжимающихся, стоит им только услышать о сумме тех начислений их товарищам по однозначно правому делу.

И стоит только Позёру на минутку отлучиться, хотя бы в ту же одноэтажную Америку и пусть заткнутся завистники, говорящие, что он считает себя птицей высокого полёта, как тут же начинаются тёрки на его счёт, отчего всего вероятнее и плешь ему проели.

–А наш, уже себе ВВП в трое поднял. – С того с сего, бацнет истеричная Алибаба, для которой все разговоры сводятся к одному – где бы чего поднять, раз в жизни редко встречается что-то стоящее.

– Алечка, вы забываетесь, ведь было же сказано, что слово «наш», мы вычеркнули из своего лексикона. А вместо него надо использовать имеющее индивидуально ответственное значение – мой. – Всегда рассудителен этот вечный экс Ларион, и что самое обидное, так это то, что и экспроприатор, он тоже экс.

– Но он не в моем вкусе, чтобы быть мой. – Дует губки Алечка.

– А я не собираюсь, один за всех, нести эту ответственность. И если я сяду, то вы фраера, все со мной пойдёте на кичу. – Подпрыгнул со своего места, в степени крайней запальчивости, брызгая слюной, заявил «Яшка сорвишапка».

– Фи, и на каком кичмани, ты таких слов нахватался. – С некоторым восхищением, посмотрела на Яшку-метр с кепкой «Люська злотая оправа». На что тот, словесно ничего не ответил, но тем не менее, всё это без ответа не оставил, бросив ей в ответ, всем известный непристойный невербальный жест, чем заставил женскую часть общества учащенно задышать в унисон ускоренному бою сердец.

– Яков Моисеевич. Тьфу, заговорился. – Вступил в разговор, занимавший своё привычное председательское место Кальян. – Яшка, подлец, успокойся и не кипишуй, просто Ларинаш, тьфу Ларион, там за океанами, немного отстал от наших, тьфу, здешних реалий жизни. – Высказался Кальян, что сразу же вызвало негодование со стороны Лариона.

– Вот ещё, Плевако тут выискался. Если хочешь знать, у меня смартфон с 4G и скорость позволяет постоянно быть в курсе всех событий. – Вытащив из кармана айпод и, вертя его перед носами присутствующих, свысока поглядывал на всех и в частности на Кальяна, Ларион.

– Неужели самый последний? – с блеском в глазах, не сводя своего взгляда с этого переливающего стразами аппарата, промолвил общественный деятель Болт, для которого быть в курсе новинок, считалось практически идеологией.

– Да, умеют делать вещи. Не то что наши. – Наконец-то, сказал своё веское слово Веня, а других слов по его же заверениям у него просто нет. Так что и приходиться слушателям как-то уживаться с этим наследием правдорубов, где деревья рубили другие, а правда об этом по Земле стелется и эхом отзывается только в нём – в Вене, присутствующим здесь на этом координационном совете оппозиции.

– А-га, проговорился. – Оттолкнул сующего во всё свой нос Веню Болт.

– Я не понимаю, о чём идет речь. – Шокировано отвечает Веня, смотря на лица совета, все как один, в едином зрительном порыве обращенные на него.

– Теперь-то всё стало на свои места. И главный акционер – Газпромовский Холдинг, постоянные эфиры на главных каналах и даже откровенные разговоры с самим, чьё имя мы зареклись не упоминать. Ещё бы после этого, не быть нашим. – Болт, наливаясь кровью в глазах, приблизился вплотную к Вене, который после каждого, пока что словесного выпада Болта, как от пощечины отводил в сторону своё лицо.

– Ну что, объясни Веня. Чей ты? – Громко заявил, прибывший инкогнито и в целях конспирации, переодетый в женскую одежду, ещё недавно бывший альфа самцом, а сейчас завязывающий себе подвязки на колготах – Фреди Крюгер.

– Да вы же меня столько лет знаете. Разве я когда-нибудь давал повод усомниться. – Истерично развёл сопли Веня.

– Не знаю, не знаю, но с тебя только станется, а вот чтобы взять что-нибудь и клешнями не вытащишь. – Войдя в окруживших Веню круг его очень близких, а теперь ставших ещё ближе соратников, сказал Кальян.

– И прическу, как у меня носишь, сука. – Схватив Веню за его космы, судорожно стал его трясти Болт.

– Но я же тебя раньше их отрастил. – Схватившись уже за кудри Болта, сотрясал воздух и того Веня.

– А не ты ли всегда говорил – наш человек. А? Кремлевская марионетка. – Каждый раз взвизгивал Болт, после удачной встряски его Веней.

–Да я же ёрничал, подкалывал. – Выкрикивает в ответ Веня, чьё ухо подверглось яростному кручению. – Да разве так честно. Он мне Москву показывает. – Уже сквозь слёзы кричит Веня, приподымаясь вслед за ушами на носочки.

– Я тебе покажу Москву. – Злорадно шипит Болт, к которому присоединяются особенно заводящиеся при этом высокомерном слове оппозиционеры, которые начинают кричать:

–Правильно. Так ему и надо! Пусть хоть раз увидит то, от чьего имени постоянно талдычит. Пусть ощутит на себе значение этого слова.

– А ещё он назвал Шекспира – нашим Вильямом. – Воодушевившись поддержкой, Болт вновь вернулся к тряске оппонента.

– Да это Евстигнеев в кино говорил, а я продублировал. – Из последних сил держится Веня.