Несвоевременный человек. Книга 1. (Хаос)

– Это ещё как понимать?! – в удивлении громко вопросил всё вокруг Резус. Ну а Сумрачный и его компаньон, не так живо, как хотелось бы Резусу, отрываются от своего занятия и, переведя на Резуса оценивающий взгляд, на время своей оценки задерживаются на нём. После чего Сумеречный, голосом, располагающим к должному пониманию себя людей любой направленности, даёт ему ответ. – Как хочешь, так и понимай. – После чего осаженный и потерявший на время дар речи Резус, хлопая глазами, смотрит по сторонам, а буквально, на тех врачей и санитаров, с кем он завернул сюда, чтобы чаем с бутербродами перекусить – а тут вон оно что, что-то мало необъяснимое и аномальное творится.

Ну и Резус, заручившись поддержкой со стороны хотя бы того, что он здесь не один и если что, то будет кому сбегать за помощью, уже более непримиримым тоном голоса заявляет этим непрошенным гостях и захватчикам. – Я понимаю, что вы господа нарываетесь на неприятности. – Сумрачный на это раз не может сдержаться от выражения своей эмоциональности и слегка кривит рот в усмешке. После чего он упирается взглядом в Резуса, отчего тому становится так не по себе, что прямо сейчас захотелось выйти по уважительной причине, но Резус вынужден себя сдерживать, стоя не сдвигаемо на месте. И тут этот мрачный тип спрашивает Резуса.

– Слушай, – обращается к Резусу Сумрачный, – как эта штука, что болтается у тебя на шее, называется?

– Стетоскоп? – невольно взявшись рукой за стетоскоп, в некотором недоумении дал ответ Резус.

– А для чего он нужен? – задаёт вопрос Сумрачный.

– Слушать. – Отвечает Резус, продолжая не понимать, к чему ведётся весь этот разговор.

– А теперь у меня к тебе небольшая просьба, – проговорил Сумрачный, не сводя своего взгляда с Резуса, – надень его себе на уши, – Сумрачный делает побуждающую к выполнению его просьбы паузу, и Резус, как заворожённый, – скорей всего, на него гипнотически подействовал взгляд Сумрачного, – надевает стетоскоп себе на уши и, удерживая за шланг головку стетоскопа, смотрит на Сумрачного, ожидая от него дальнейших команд. И она поступает. – А теперь приложи его к своему сердцу и внимательно прислушайся к тому, что оно тебе говорит. – И, пожалуй, продолжать больше не надо, Резус понял, к чему вёл этот разговор этот опасный тип. И выход для Резуса сейчас только один, и это не тот, на который ему указал этот тип напротив, с кулаками, как его голова и с жутким взглядом смерти, в глаза которой Резус не раз заглядывал и знал, как она выглядит (правда не с этой стороны) – ему придётся ещё раз пройтись по лезвию смерти.

– А как насчёт тебя. – Обращается к Сумрачному Резус, протягивая в его сторону головку стетоскопа. – Что тебе твоё сердце говорит.

– Я бы его спросил, если бы оно хоть что-то говорило и не молчало. – Ответил Сумрачный. – Так что вынужден ответить отказом на твоё предложение. – Добавил Сумрачный. После чего наступает тревожная тишина, которая вдруг разрывается скрипом открывающихся дверей, который и возвращает Ивана из своих мыслей, заставив его сжаться в себя. С чем он и начинает вести наблюдение за происходящим со стороны дверей. Ну а там, вслед за скрипом дверей, следует их открытие, и как ожидал увидеть Иван, появляются те самые люди, которых они с Гаем встретили в морге у Людвига.

Войдя в дверь и, остановившись у порога, Сумрачный и его компаньон окидывают взглядом неосвещённую светом палату и само собой останавливаются на единственной не свободной кровати, со взъерошенным типом на ней. После чего они быстро перекидываются взглядами и без лишних слов, бесшумным шагом направляются к кровати. И их приближение заставляет Ивана подальше углубиться под кушетку, и хорошо, что никому из вошедших не пришло в голову включить свет. Хотя это наводило на довольно холодные мысли на их счёт со стороны Ивана, – они вполне вероятно, неплохо ориентируются в темноте, а может и вовсе, видят в темноте.

Но эти догадки так и остались догадками, тогда как сейчас Ивана больше всего волновал другой вопрос: «Что дальше будет?», – частичный ответ, на который он всё же знал. Сейчас эти типы будут приводить в сознание не просто взъерошенного типа, а можно сказать, находящегося в зоне его ответственности пациента (это в Иване говорил его долг врача, а так бы он и не думал за этого негодного типа заступаться). И как Иван насчёт них может сообразить, то их методы для приведения в сознание его ведь пациента, – возможно по причине отсутствия у них медицинских познаний, – совсем не будут щадящими и мягкими, а вот болезненными и шоковыми, то в этом Иван не сомневался.

И Иван вот на этот счёт точно не ошибся. И как только Сумрачный и его компаньон, подойдя к кровати с подопечным Ивана на ней, сделали первичный осмотр и убедились в чём-то своём, то они, как понял за них Иван, как люди, не откладывающие на потом то, что можно сделать сейчас же, делают это не отложенное дело сейчас же, потребовав этого от ничего неподозревающего подопечного Ивана, взъерошенного типа. – Сейчас же вставай, сука! – так оглушительно рявкнул Сумрачный, что даже Ивану стало глухо в ушах и ярко в глазах, как после молнии с громом, отгрохотавшим совсем рядом. И не успевает Иван обмыслить пришедшую в голову в результате этого оглушающего поведения Сумрачного мысль-вопрос: «И почему в чувства всегда приводят громким ором?», – как им замечается, что его подопечный крепко взят в оборот цепкой рукой Сумрачного, и сейчас им трясётся и спрашивается.

– Смотри на меня, а не в себя, и вспоминай! – чуть ли не вытрясывая из взъерошенного типа душу, прямо-таки выдавливая из него остатки разума своим упорным, навыкат взглядом, криком вгрызается в разумение взъерошенного типа Сумрачный. И скорей всего, на первом этапе этой шоковой терапии, ответа от взъерошенного типа, находящегося в полнейшем непонимании происходящего вокруг и с собой, не ожидалось услышать. И для начала требовалось, его как следовало потрясти, чтобы он окончательно был разорентирован в пространстве и не сумел прикрываться своим симулированием беспамятства. Видимо Сумрачный и его компаньон, как врачи самозванцы и самоучки в одном лице, уловили главное медицинское правило, с каким лечащие врачи подходят к своим пациентам: Доверяй, да проверяй… нет, это правило для совсем молодых врачей общей практики, а вот никогда не верь на слово пациенту, и ищи подтверждение своим подозрениям на его счёт в анализах или опытным путём, через перекрёстные вопросы, то это как раз универсально ко всем и к этому случаю подойдёт.

– А ну, вспоминай, падла! – вновь оглушает палату своим громоподобным голосом Сумрачный, для убедительности занеся над головой ничего не соображающего взъерошенного, а с этого момента и дыбом волосы вставшего типа, свой огромный кулак. И Иван, всё за всех поняв, – взъерошенный тип не выдержит этого удара судьбы, а Сумрачный, скорей всего, отдаёт предпочтение шоковым методам излечения (икота только так излечивается), – хотел было зажмурить глаза, чтобы не смотреть на то, как сейчас голова его подопечного больше не найдёт для себя прежнее место, как вдруг звучит голос взъерошенного типа, и Иван его не узнаёт и не закрывает глаза.

– Чего? – Потерянным голосом продрожал свой вопрос взъерошенный тип. И такой ответ само собой никого не устраивает, и в том числе самого взъерошенного типа, если, конечно, он не симулирует свою потерю самосознания и само себя знание.

– Ты знаешь! – ещё крепче ухватив взъерошенного типа за ворот рубашки, принялся его переубеждать Сумрачный. И, наверное, взъерошенный тип готов был бы переубедиться и со всеми предложениями душившего его человека согласиться, если бы знал, что от него тот хочет. А тот ничего толком не говорит, а только душит и как понимается взъерошенным типом, скоро ему либо голову скрутит, либо вообще перекроет краник с кислородом. И взъерошенный тип из последних сил вырывает из себя ещё один вопрос. – Но что же вам надо?

И, пожалуй, если бы Сумрачному надо было задушить взъерошенного типа, то он бы не остановился на достигнутом прогрессе с ним, а так он остановился и его оппонент, взъерошенный тип, понял, что тот к нему подошёл с более мирными намерениями. Правда при этом Сумрачный не сбавляет свой напор на взъерошенного типа и с той же убедительностью во взгляде и тембром голоса, даёт ему туманный ответ. – Это тебе надо. – Процедил слова Сумрачный.

– Но что? – уже в отчаянии призывает к благоразумию Сумрачного взъерошенный тип. Но Сумрачный стоит на своём, на чём-то совершенно не понятном для взъершенного типа. – Говори, что помнишь. – Жёстко заявляет Сумрачный.

И у Ивана вдруг промелькивает догадка. – Откуда Сумрачный знает диагноз взъерошенного типа? Наверняка, он что-то о нём важное знает, но только не всю картину. И ему нужны недостающие детали, чтобы составить эту картину. – Решил за Сумрачного Иван. А как только так за него решил, то уже насчёт себя догадался. – А с чего это я взял, что он потерял память? – вначале задался этим вопросом Иван, затем вспомнил все те разговоры Гая на эту тему, после чего перед его глазами встал принесённый Резусом сопроводительный документ, где во всех графах стояли прочерки, и всё это в своей совокупности, получается, и подвело его к такому выводу насчёт взъерошенного типа. – Ну, хорошо, со мной понятно, за меня моя чересчур мнительность рассудила, но почему тогда Сумрачный такие же выводы на его счёт сделал? И как мне сдаётся, то он в такие психологические ловушки не попадается, и значит, для этого у него есть свои, куда как веские основания. – Не имея никакой возможности дальше продвинуться в своих размышлениях, Иван вернулся к своему наблюдению за происходящим на кровати взъерошенного типа.

Взъерошенный тип тем временем, получив передышку, начинает собираться со своим растрясённым разумением и вместе с этим пробует пытаться хоть что-нибудь из памятливого сообразить. Что с учётом его незавидного и по-своему пропащего положения, к которому его вначале подвели неизвестные никому и даже ему стечения жизненных обстоятельств, а затем, а вот прямо сейчас, его в него жёстко поставили, было крайне нелегко сделать.

– Я помню лишь, – с вымученным лицом проговорил взъерошенный тип, – шум людского движения и большой зал полный людей. – Закатив глаза в воспоминания, взъерошенный тип словом за словом принялся вытягивать оттуда увиденное. – Это кажется аэропорт. – Неуверенно проговорил взъерошенный тип, затем пристальней заглянул в представившуюся памятливую картинку, и уже с уверенностью сказал. – Да, точно, это аэропорт.

На что немедленно следует нервный вопрос Сумрачного. – Ты что там делал? – На что взъерошенный тип ожидаемо пожимает плечами и говорит: Не знаю.

– Ладно, говори, что ещё видишь. – Спешно говорит Сумрачный. И взъерошенный тип вновь входит в свой памятливый закат и начинает оттуда выхватывать увиденные картинки. – Вижу табло с рейсами. – Начал озвучивать памятливо увиденное взъерошенный тип. – Рейсов достаточно много, но я вижу только один. – Что за рейс? – нетерпеливо влезает в размышления взъерошенного типа Сумрачный. Чем видимо сбивает фокусировку взгляда взъерошенного типа, и он, в сожалении скривив лицо, говорит, что буквы слились и только время отлёта может прочитать. – Одиннадцать, одиннадцать. – Сказал взъерошенный тип.

– Хорошо. Смотри дальше. – Сказал Сумрачный. И взъерошенный тип вновь углубляется в память, по которой он неспешно идёт, вытаскивая оттуда встреченные им в аэропорту различные лица. И так до тех пор, пока он вдруг не вздрагивает и, перекосившись в страхе лицом, замирает в одном маловразумительном положении. На что со стороны Сумрачного немедленно следует реакция. – Что случилось? Кого ты увидел? – вопрошает Сумрачный. Взъерошенный тип, несмотря на требовательное нетерпение Сумрачного, не сразу даёт ответ – ему видимо нужно собраться с силами и мыслями. И только после того как он собрался и сглотнул мокрые скопления во рту, то ответил.

– Это человек в сером плаще. – Проговорил до бледности взъерошенный тип.

– Что ещё? – подгоняет было остановившегося взъерошенного типа Сумрачный.

– Я больше ничего не могу в нём различить. Он как-то весь в передающей частоте картинки расплывается. – Говорит взъерошенный тип.

– Ладно с ним. Что он тебе говорит? – спрашивает Сумрачный. Взъерошенный тип так вытягивается лицом, как будто он прислушивается, и скорей всего, он действительно начинает прислушиваться. – Что-то странное. – После небольшой паузы сказал взъерошенный тип.

– Ну, говори. – Следует единственно возможный ответ Сумрачного.

– Он сказал о какой-то смене частот подающегося информационного сигнала. – С непонимающим видом сказал это взъерошенный тип.

– Что ещё? – без траты времени на обдумывания услышанного, спрашивает Сумрачный, явно боясь, что его невольный собеседник что-нибудь упустит из увиденного или вообще, окончательно собьётся с набранного темпа и выйдет из разговорного процесса – на это указывали косвенные признаки, в виде его постепенного осаживания в себя и затекания в сон всей его былой живости и самое главное, глаз.

Пока же взъерошенный тип вроде как ещё относительно вменяем и он к сказанному добавляет. – Он сказал мне, что меня никто не будет знать, а я наоборот, буду всех знать. – Взъерошенный тип, проговорив это, внимательно смотрит на Сумрачного и видимо ждёт от него объяснений. Ну а Сумрачный на этот раз не стал спешить с вопросами, а отвлечённо задумался над услышанным. И вот это было его фатальной ошибкой, о которой он даже не узнал, а потому, как его рукам стало тяжело, почувствовал. А как только он мигом соединил в единое и нашёл связь между усилившейся тяжестью в руках и взъерошенным типом, который в этот момент в них и пребывал, то он в тот же момент возвращается из своих размышлений и видит, что он опоздал – взъерошенный тип вернулся в своё прежнее состояние человека невменяемого и много спящего. И, пожалуй, вторая попытка добудиться до его сознательности и вменяемости, была бесполезна.

– На сегодня от него уже ничего не добьёшься, и нет никакого толку. – Сделал вывод Сумрачный, выпуская из рук взъерошенного типа, который получив для себя относительную свободу движений, не стал долго раздумывать, тем более в этот момент эта функция его организма была отключена, и тут же подчинился всеобъемлющему закону земного притяжения и повалился на кровать, на место своего прежнего прилежания.

– И что ты думаешь, это он? – проследив за падением взъерошенного типа, а затем, переведя свой взгляд на Сумрачного, задался к нему вопросом его компаньон.

– Вполне может быть. – В задумчивости ответил Сумрачный.

– Но ведь всё сходится. – Уже со своим доказательным нетерпением заговорил компаньон Сумрачного. – Он же сам сказал, что был в аэропорту.

– Они все об этом говорят. Ведь человек, находящийся в аэропорту, в пункте перенаправления из одной временной цикличности в другую, так сказать, в некотором роде находится на распутье своей жизни. Где его впереди ждёт своя новая, в другом временном измерении и ритме жизнь – по своему неизвестность, отправиться навстречу которой нужно обладать определённым мужеством, а сзади остались ждать свои нерешённые проблемы, которые быть может, можно было решить на месте, но оказавшийся в аэропорту человек, решил их вот так, улетев решить. Хотя ещё не поздно вернуться. – Совсем не обнадёживающим тоном голоса сказал Сумрачный. – И оттого, что дальнейший путь находящихся на перепутье или перед выбором людей, не предопределён и может в любую сторону повернуться, то их специально и снабжают этой легендой, чтобы сбить со следа. – Добавил Сумрачный, присев на соседнюю кровать.

– Ловко. – Сделал оценку компаньон Сумрачного. После чего он переводит свой взгляд на взъерошенного типа, ещё раз окидывает его изучающим взглядом и, вернувшись к Сумрачному, спрашивает его. – Ну и как, по каким признакам нам распознать нашего человека? – Из этого вопроса Иван понял, что компаньон Сумрачного новичок в их неизвестном деле. – Так и назову. – Решил Иван и, глядя на тёмные силуэты Сумрачного и Новичка, принялся прислушиваться к тому, что начал говорить Сумрачный. А он вдруг изменил своей прежней привычке, во всю мощь себя выражать себя, и принялся еле для Ивана слышным и до сухости во рту монотонным голосом, посвящать своего компаньона в отличительные детали того, кого они ищут.

– Наш объект поиска, несвоевременный человек, – выйдя из задумчивости, заговорил Сумрачный, – если чем-то от всех других людей отличается или характеризуется, так это тем, что он малопонятен для окружающих. И это не того рода недопонимаемость, свойственная людям умственно отсталым или аутически насчёт себя настроенными системой взаимоотношения с окружающим миром, – их так бы и назвали, – а это такая их недопонимаемость, что одними словами сразу и не объяснишь. Но при этом ты сразу понимаешь, что здесь что-то не так, и при встрече с ними, ты в полной растерянности и непонимании начинаешь вопрошать сам себя: «Он откуда вообще такой взялся? С Луны свалился что ли?», – и, откинув в сторону ничего не имеющее с реальностью фантастическое предположение о существовании жизни на других планетах и их спутниках, тут же вслед начнёшь отвечать на этот вопрос: «Он определённо родился не в то время и не в том месте. И поэтому, наверное, не чувствует и не понимает нашего времени».

– И хотя ответ вроде бы найдет и он куда как ближе к реальности, и даже может научно обоснован, всё же он не до конца устраивает обывателя. И так до тех пор, пока он, промучившись всю ночь над загадкой встреченного им совершенно случайно, ни на кого непохожего своим поведением человека, в итоге не приходит к единственному объяснению загадки этого человека. – Он плюс ко всему, путешественник во времени. – Обывателю от такого своего заявления даже на мгновение зажмурился от страха, насколько оно было …что ли грандиозно. И возможно, что это его открытие, было им ещё не своевременно открыто – нет ещё, скажут, таких технологий, чтобы люди могли совершать приключения во времени. – А вот на это у этого обывателя есть своя злость первооткрывателя и свои ответные аргументы.

– И причём здесь физическое перемещение во времени, когда я имею в виду сознание человека. – Обыватель накинется на невидимого злопыхателя и по совместительству критика его открытия. – И если, к примеру, каждому временному отрезку соответствуют свои качественные характеристики, то можно предположить, что появись такая качественность преждевременно или же просто не в то время у знакового определителя этой самой временной промежуточности, человека, то разве нельзя сказать, что он, таким образом, сумел-таки заглянуть в другое время или другими словами, с путешествовать во времени. Ведь встречаются же люди, кто с трудом понимаем современниками, а они той же монетой им отвечают, но в тоже время они легко разбираются в какой-нибудь из прошлых эпох и находят общий язык со стародревними языками тех забытых эпох. И кто знает, каким образом они получили эти свои знания о прошлых эпохах. Хотя, если для них эти языки их настоящее, а не прошлое, то ответ очевиден. А что они сейчас здесь, в настоящем, делают, – как они сумели здесь или в каком другом временном цикле оказаться, то это другой, системный вопрос (это сбой системы или же фигуральные антивирусы, выискивающие проблемные места в системе), – то вполне возможно, что они занимаются своей непосредственной работой, изучают языки и словесность другого времени, и завязанное на них настоящее время. – Сумрачный перевёл дух и продолжил:

– Ну а если нужна какая-то конкретика, то чтобы его определить, есть всего лишь несколько характерных ему качеств, – я сейчас рассматриваю самый лёгкий вариант. – Сделал необходимое уточнение Сумрачный. – Так кроме общего его образного понимания, ему характерен другой жизненный ритм или тактовая частота, с которой он движется физически и мысленно. – Сумрачный подумал и добавил. – Ну и можно к этому добавить, что его измерительная, координирующая жизнь система проецирования себя в этом мире, имеет свои отличия и несоответствия с нашей жизненной системой. И оттого, что он не сразу может встроиться в существующую систему взаимоотношений, у него с первого раза ничего не получается сделать и ему приходится по нескольку раз возвращаться к начатому делу, чтобы его закончить. Отчего таких людей называют неприспособленных ни к чему, и в физическом плане всё у них из рук валится, тогда как на самом деле, у них просто их измерительные приборы иначе настроены. Вот они и сбиваются, и постоянно допускают ошибки. Ну а если рассматривать сопровождающий их действия ход мысли и разумения, то тут все будут единодушны – они не от мира сего, что можно также понимать, как люди не из нашего временного цикла. И вот эта несовместимость систем и поможет нам его распознать среди других людей. Ну, что скажешь? – тут Сумрачный вдруг задаётся вопросом к Новичку. Ну а тот, будучи в крайней степени удивлении на такую художественную форму рассказа и многословность Сумрачного, сразу и не понял, что к нему обращаются с вопросом.

А когда Новичок вроде как сообразил, что от него требуют, то было уже поздно. – Иван! – со стороны коридора вдруг донёсся оглушивший сознание Ивана полный ярости и недовольства крик дежурного врача Резуса. В результате чего Ивана пробивает ознобом, а Сумрачный с Новичком на этом заканчивают свои разговоры и поворачиваются в сторону входных дверей. И теперь все находящиеся в палате люди, окромя только взъерошенного типа, кто с повышенным сердцебиением, а кто с холодным любопытством, выжидающе смотрят на дверь, и ждут, когда тот, кому принадлежат с каждым шагом приближающие шаги, откроет и ворвётся внутрь палаты, чтобы начать здесь искать этого запропастившегося Ивана.

И вот, как кажется не сводящему своего взгляда с двери Ивану, с той стороны двери, тяжёлым и с отзывом в сердце Ивана шагом к ней идёт Резус, разгневанный настолько, что даже дверь, эта бездушная вещь, и та напряглась от волнения за свою целостность и начала в унисон сердцу Ивана пульсировать. И так до тех пор, пока дверь нараспашку не раскрывается и в неё в состоянии безмерного негодования и возмущения, с актуальнейшим на данный момент вопросом, естественно требующим немедленного ответа: «Где этот паразит?!», – врывается сам Резус.

– Ну, сейчас! – многозначительно усмехается про себя Иван, на которого нашло прямо-таки какое-то отчаяние, и он не стал углубляться дальше в своё убежище, а принялся смотреть в глаза своей опасности (не трудно понять, на кого рассчитывал Иван в своём противостоянии с Резусом, фактором, несущим в себе для него опасность). Но к потрясению Ивана, Резус не только озлобленно не реагирует на присутствие посторонних в палате, а он даже у них интересуется: Вы мол, не видели здесь переростка во врачебном халате, косящего под врача, но при этом обалдуя и сачка? – Ну а те как будто и не в курсе, и в ответ только пожимают плечами.

И Иван было собрался в облегчении вздохнуть, но куда там. И стоило ему обратить своё внимание на возникший шум со стороны кровати со взъерошенным типом на ней, как он к своему несказанному потрясению видит, что взъерошенный тип присел на кровать и тычет в него указательным пальцем. – А вот вы туда загляните и всё увидите. – За него всё вот это говорит указующий перст. И понятно, что нет предела негодованию Ивана, за такое вероломство и подлость этого типа, за которого он столько раз сегодня в своих мыслях защищался, а он вон как за всё хорошее ему отплатил.

– Прибью гада, если выживу в этой переделке! – пришёл к окончательному решению насчёт взъерошенного типа Иван и, сжавшись в пол всем собой и головой, приготовился к обороне от приближающегося к нему Резуса. Дальше следует, и при этом всё в кромешной тьме (Иван заодно закрыл глаза), страшная и столь плотная тишина, что как бы Иван её не старался прослушать, ему ничего не удавалось в ней услышать. Пока до него, само собой, со всей неожиданностью, не доносится в буквальной близости от уха голос Резуса.

– Ах, вот ты где! – В каком-то странном для Ивана удивлении, как будто совершил открытие, говорит Резус и добавляет. – А ну, просыпайся! – И только Иван открывает глаза, как ему в них бьёт резкий свет направленной на него настольной лампы, которую в направлении него держит Резус, стоя перед кушеткой, под которой, как всеми, в том числе и Иваном только что выяснилось, Иван всё своё ночное дежурство почивал. И сейчас его ждут не только весёлые лица медицинского персонала отделения, но и определённые оргвыводы, которые, скорей всего, приведут его к наказанию – как минимум, опять быть на посылках у Людвига.

– Как это всё не вовремя. – Взъерошенным взглядом посмотрев на покатывающиеся от смеха лица собравшихся вокруг кушетки врачей, медсестёр и другого персонала больницы, тяжело вздохнув, сказал Иван.

Глава 4