Три дня без чародея

– Не бойся меня, Упрям, ученик достойного Наума. Я чту законы и обычно не вхожу без приглашения. Я хочу тебя предупредить.

– О чем?

– Значит, ты не впустишь меня?

– Еще чего, – хмыкнул Упрям. – Потом от вашей братии житья не будет. Так говори!

Упырь что-то проворчал о живучести предрассудков, но из-за стекла слышно было плохо. Ученик чародея невольно шагнул поближе. А упырь вдруг подался вперед. В полной тишине мимо лица скользнула серая тень. Упрям, не думая, рассек мечом воздух…

Ночного гостя за окном уже не было – стоял он посреди чаровальни, испуганно нагнувшись и осторожно щупая макушку. Перед носом Упряма, кружась, опустились на пол два или три волоска.

Волкодав бросился молча, без рыка, однако вытянутая рука нежити словно создала в воздухе незримую стену, остановившую пса. Ошеломленный неудачей, Буян, однако, не потерял соображения и снова нападать не стал.

– Ловко, – признал упырь и, удовлетворившись подсчетом уцелевших волос, выпрямился, вернув на бледное лицо прежнюю вежливую улыбку. – Не торопитесь рубить меня на куски, милые дети. Во-первых, это все равно не убьет меня…

– Правда? – хищно осведомился Невдогад. – А если каждый кусок по отдельности в соль закатать?

– Лучше сохранюсь, – невозмутимо ответил упырь. – А во-вторых, я не собираюсь причинять вам вред. Так что можете убрать отсюда эту достойную псину и успокоиться.

– Ну, хорошо, поверим тебе, – сказал Упрям, не торопясь, однако, вкладывать меч в ножны. – Буян, сходи вниз, посмотри, нет ли там гостей незваных. Если что – полай.

Волкодав удалился, тяжело запрыгал вниз по крутым ступеням, но напоследок бросил упырю через перила более чем красноречивый взгляд, говоривший: еще сочтемся, кто ловчей.

– О чем ты хотел поговорить? – обратился Упрям к нежити.

Воплощенная самоуверенность, упырь повернулся к нему лицом, а к Невдогаду спиной. Держался он с достоинством почти царственным.

– Даже не спросишь, как меня зовут? – слегка удивился он.

– А ты ответишь?

– Имени не скажу, да и незачем. Кому позволено, называют меня Скоритом, большего давно уже не требуется.

Упрям видел, как вытянулось лицо Невдогада. Скоритами летописи именовали народ, в давние времена сгинувший в колдовских войнах. Уже больше пятисот лет нигде в мире не видели ни одного живого скорита. А неживой вот уцелел.

– Тебя и… твоего друга я знаю, – продолжил упырь. – Соблюдения обычаев гостеприимства не жду, так что перейдем сразу к делу. Мне безразличны люди с их войнами и недолговечными свершениями, однако чародей Наум однажды оказал мне услугу, и я хочу возвратить должок. Думал подождать, но с вами, смертными, это неблагоразумно: еще лет тридцать, а то и меньше, и не останется никого, кому я смог бы воздать предобрым за предоброе.

Скорит подсел к рабочему столу и облокотился на него, положив ногу на ногу.

– Наум, должно быть, серьезно ранен, – заметил он, – раз уж тебе пришлось его спрятать. Хорошо спрятал, надо признать, даже я его совершенно не чувствую. Но это к делу не относится. Я хотел предупредить, что в Мире ночи кто-то собирает отряд для нападения на эту башню. Своим подданным я запретил вступать в подобные сговоры. Кроме моего личного уважения к Науму есть еще Договор: упыри не трогают людей вне своих владений, пока люди не трогают упырей. Однако мне известно, что кое-кто из других народов откликнулся на приглашение. Нынче ночью у тебя тут нескучно будет.

– Кто стоит за всем этим? – спросил Упрям.

Скорит неопределенно махнул рукой:

– Не знаю, меня не волнуют мгновенные людские судьбы, я даже имена плохо запоминаю.

– Что ж, и на том спасибо. Мы, впрочем, ждали чего-то подобного.

– Мое дело сообщить. Теперь долг уплачен, и, кроме Договора, меня с этой башней ничего не связывает.

– Благодарствуй, – Упрям не счел за труд поклониться. Упырь не ответил, но и вставать не спешил, будто ждал чего-то, глядя поверх голов. Потом перевел взгляд на ученика чародея. Потом на Невдогада. Потом – словно бы в глубь себя заглянул, пожал плечами и поднялся на ноги.

– Немало у вас гостей будет, – обронил он. – Наум в свое время многим хвосты прищемил.

– Да уж, спуску вредителям не давал, – с гордостью отозвался Упрям и поспешно добавил: – Не в обиду будь сказано.

– Какие обиды! – воскликнул Скорит. – Я никогда не обижаюсь на людей.

И снова он помолчал, не двигаясь.

– Мне пора.

– Прощай, – сказал Упрям.

– Я ухожу! – зачем-то пояснил упырь, делая шаг в сторону окна.

– Доброго пути, – пожелал Упрям.

– И ты больше ни о чем не спросишь?

– А на что ты ответишь? Постой, так тебе все-таки известно, чья злая воля хочет сгубить Наума?

– Нет, я о другом! – уже с заметной долей раздражения воскликнул Скорит. – Тебе что, не пришло в голову попросить меня остаться и помочь тебе?

– Нет, не пришло, – честно сознался Упрям.

– Ну? – не дождавшись продолжения, попытался подначить его упырь. – О небо Исподнего мира, парень, ты так недогадлив или так самоуверен? К твоему дому идут жуткие лесные чудовища, а ты не просишь о помощи! Почему?

– Не думаю, что вправе задерживать владыку упырей. Ты ведь правитель Тухлого Городища?

– Города Ночи! – сквозь зубы поправил Скорит.

– У нас называют так, – ответил Упрям. – Это ведь не близко, а существо ты занятое. Мне даже неловко, что ты потратил столько времени, пытаясь удивить меня тем, что мне и без того известно.

Скорит нахмурился, заподозрив, что над ним попросту издеваются.

– А про то, что среди этих чудищ будут нави, тебе тоже известно? – осведомился он.

– Из лесных жителей они первыми должны были откликнуться, – как само собой разумеющееся сказал Упрям, хотя внутри у него все похолодело: он до конца надеялся, что обойдется без них.

Нави! Сродни тем же оркам, только куда более злобные и опытные в чарах. Сами они твердят, что лешие – их непутевые дети, против чего последние возражают яростно, с пеной у рта. На самом деле и те, и другие происходят от одного корня, только лесовики и чащобники сжились с деревьями, а нави – ни с чем и ни с кем, кроме гибельных болот, навеки оставив за собой дикую злобу и служение Тьме. Так, по крайней мере, говорили летописи волхвов.

Но откуда?! По всей Тверди нави если встречаются, то в самых глухих болотах, враждуют с чащобниками, и уже полвека никто не слышал, чтобы они трогали людей. Даже самые дремучие племена, не платящие дани, забывают про них. И вдруг – в самом Дивном!

Лукавит Скорит. Или просто не знает всего. Враг собрал навей и прочую страхолюдную братию задолго до сегодняшнего дня.

– Ах так? – рыкнул упырь. – Вот ты, значит, как? Ну ладно же… Я ухожу! Посмотрим, что скажет Наум о твоей неблагодарности – если, конечно, он выживет под твоей, с позволения сказать, «защитой».