Джинн Искрюгай в любви и на войне

–Не вредничай, брат, и не спорь с дипломатом. Уступи мне эту красавицу. Ты у почтенного Магмун-аги какую-нибудь глупость выпросишь, а я всем нам блестящую карьеру сделаю.

–Ну и льда тебе за шиворот, – махнул рукой Отжигай. – Третья тоже красивая. А поскольку нам всё равно ничего не светит, буду в открытую любоваться ей, а втихаря – твоей зазнобой.

–Не светит, говоришь? – улыбнулся Полыхай. – Спору нет, именитостью мы тут уступим даже блохе, если она завелась на шкуре домашнего дракона Магмун-аги. Зато мы молоды и хороши собой! Мы видели мир, и для юных девушек должны быть интересней всего этого славного старичья. Давайте обжигать красавиц взглядами, полными страсти – вот увидите, их сердца забьются сильней! Только помните: при молодом возрасте мы должны казаться умудрёнными и искушёнными. Внимание красавиц нельзя принимать как дар Создателя, от этого девушки становятся заносчивыми, нет, на них нужно смотреть свысока… Эй, видели? Она на меня посмотрела! Звезда моя, свет очей моих, ненаглядная… кстати, Искрюгай, как её зовут?

–Парым.

–Ненаглядная Парым! Услышь за шумом застолья стук моего сердца, осчастливь меня ещё одним взглядом…

Отжигай толкнул его локтём:

–Погоди, ты что-то такое интересное говорил про то, как надо принимать их внимание.

–Мнэ… Видишь ли, красивые девушки считают обожание поклонников чем-то естественным. Они легко соглашаются с тем, что ты их не достоин. Если ты бросишься им в ноги – они уже никогда не позволят тебе подняться. Поэтому в отношениях с красивыми девушками очень важно сразу поставить себя выше их… Эй, она опять на меня посмотрела!

–Не отвлекайся, продолжай!

–Да что тут продолжать? Сам сообразишь. Надо казаться загадочным и неприступным, причём непременно дай понять – этак ненароком, – что у тебя разбито сердце… Смотрит клянусь Создателем, смотрит…

–Это ещё зачем? – не унимался Отжигай. – Говори уже, раз начал, а то наплёл невесть чего. Зачем это у меня должно быть разбитое сердце?

Полыхай, однако, не слышал друга – он буквально утонул в глазах Парым. Искрюгай ответил за него:

–Считается, что женщины влюбляются в тех, кого жалеют.

–Да ну? – поразился Отжигай. – Ерунда какая-то. По-моему, они должны влюбляться в героев.

–Ну да, вроде как… – осторожно согласился Искрюгай. Сам он был не очень силён в подобных вопросах, да и слишком деликатными их почитал для досужей болтовни.

Однако Отжигай уже не собирался останавливаться на полдороге – ему нужно было разобраться до конца.

–Так кем казаться-то – героем, которому море по колено, или слабаком, которого только пожалеть остаётся?

–Наверное, лучше казаться самим собой, – вздохнул Искрюгай.

–Ерунда! – вклинился Полыхай, потерявший взор несравненной своей Парым и очень от этого разнервничавшийся. – Надо казаться и тем, и другим – то есть героем с раненой душой. Но главное, конечно, героем – таким, какого ни одна женщина не достойна. Вот в чём соль: вместо того, чтобы стремиться к ним самому, заставь их стремиться к тебе. Наблюдай свысока за их попытками заслужить твоё внимание, не забывай время от времени подбадривать улыбкой, но не позволяй им чувствовать себя победительницами, потому что… Смотрит! Братья, снова смотрит!

–Правда, Искрюгай, гляди, как везёт нашему дипломату. Моя на меня так и не глянула… А ты чего на свою Жарым не смотришь?

–Я смотрю. Всё время. Только тайком.

–А чего так? Вон, Полыхай расписал, как надо в гляделки играть. И, знаешь, пожалуй, в этом что-то есть…

–Да я уже так привык… наверное, поздно переучиваться, – смутился Искрюгай. – А ты попробуй, если хочешь. Между прочим, пока мы беседуем, Варым на тебя два раза посмотрела. И, кажется, очень удивилась, что ты её не замечаешь.

–Да ну?!

Отжигай немедленно уставился на смешливую Варым. И было по нему видно, как он поэтапно восстанавливает в памяти инструкцию Полыхая. Вот плечи расправил, вот подбородок выпятил и брови нахмурил, но тут же приподнял их в страдальческом выражении; попытался поглядеть свысока, но не успел изгнать из глаз старательно нагнетённое выражение вселенской скорби, из-за чего в итоге вызвал весёлый смех юной красавицы – и так ему обрадовался, что сам расплылся в довольной улыбке.

Так и сидели. Полыхай растекался жидкой лавой под знойным взором Парым, Отжигай перемигивался с Варым и смешил её, корча забавные рожи. А Искрюгай с грустью глядел на Жарым и как будто слышал в сердце её голос: «Да, я не для тебя, но ты смотри, смотри, мне это нравится, и разве так уж плохо видеть меня, разве моё лицо, прекрасное как луна, и стройный мой стан не радуют твой взор? Ну так гляди – и радуйся моей щедрости…»

И он глядел…

***

Узнав, что дочери Магмун-аги любят гулять перед рассветом в Хризоберилловом саду, Полыхай и Отжигай устремились туда – а Искрюгая позвал к себе дядя.

–Сядь и слушай, сын моего брата, – сказал он голосом строгим и как бы усталым. – Видит Создатель, я рад твоему возвращению, потому что люблю тебя, как родного сына. С тех пор, как твой славный отец угодил в магическую ловушку, расставленную подлыми смертными, я честно отдавал все силы твоему воспитанию. И я не могу тебя упрекнуть в непочтительности, но, увы, не могу также и похвалить. Скажи, для чего ты привёл сюда своих друзей? Неужели решил, что благородному обществу, собирающемуся под сводами Бугай-горы, будет приятно соседство двух гражданских штафирок, ещё не отмывшихся от запаха смертных?

Искрюгай потупил взор.

–Прости, дядя, но разве мы кому-нибудь помешали?

–Нет, твоим друзьям хватает тактичности не слишком лезть на глаза. И всё же очень нехорошо для них, в столь юном возрасте и при столь низком положении, вкушать удовольствия наравне с самыми почтенными джиннами и ифритами. Твой безрассудный поступок может навсегда испортить их, лишив благонравия и уважения к старшим.

Искрюгай вздохнул.

–Прости, дядя, но мы все возвращались со службы такими усталыми… Ребята были уже на грани развоплощения, как я мог им не помочь?

–А как ты думаешь, почему я вообще пустил их на порог? – сверкнул глазами Магмун-ага и, растянувшись на кушетке, затянулся кальяном. – Пусть набираются сил, но я ожидаю от них исключительно приличного поведения.

Искрюгай вздохнул.

–Конечно, дядя…

–Хотя, должно быть, я стараюсь напрасно, – сокрушённо покачал головой дядюшка Магмун. – Совсем не умею я воспитывать молодёжь. Если бы умел, ты бы давно уже учился у почтенного Искробая, а может, уже сдавал бы экзамены на вступление в регулярный полк. Увы, боюсь, я не сумел воспитать в тебе воинский дух предков. Никогда ты, отпрыск славного рода Горюнов, не получишь к своему имени славное прибавление «хай», никогда ты своими деяниями не пробудишь от сна в Неугасимом Пламени Недр своих славных предков и не воскресишь в памяти джиннов подвиги своего отца, славного Пали хай Горюна, да раскроются по милости Создателя стены удерживающей его ловушки! О брат мой! Прости, я не справился с воспитанием твоего сына…

Искрюгай вздохнул – на сей раз молча.

–Я тоже был воином, и, видит Создатель, не худшим! Я сражался тридцать тысяч лет. Увы, коварный удар ракшаса искалечил мою ногу, и я был вынужден уйти в отставку. За верную службу подарил мне Хан Ифритов Бугай-гору, и, видит Создатель, я счастлив, что могу порадовать Его Величество, неустанно повышая уровень услуг и качество обслуживания моих уважаемых клиентов. Но до сих пор не хватает мне упоения битвы, кровь славных предков бурлит во мне и просит боя, высокий дух древних героев зовёт меня вновь испытать свою силу и храбрость…

Искрюгай вздохнул – как можно тише.

–Сразиться с врагом во славу Хана Ифритов, во имя нашего народа, во имя Божественного Пламени Недр – есть ли на свете высшее счастье? Увы мне, увы… Не для меня теперь звон оружия, не для меня зов командиров, не для меня жалобный стон врага и сладость победы… Я даже не могу передать свои чувства тебе, сыну возлюбленного брата моего, славного Пали хай Горюна, героя из героев, пленённого жалкими смертными, которым ты теперь прислуживаешь…

Искрюгай сдержал вздох.

Долго ещё слушал он о тридцати тысячах лет беспрестанных сражений, а когда дослушал, солнце давно уж взошло, облило белым светом склоны Бугай-горы, и Жарым вместе с сёстрами удалилась в свои покои. Остались под каменными ветвями Хризобериллового сада только Полыхай с Отжигаем, слегка осоловевшие от близкого созерцания красоты. Там и нашёл их смурной племянник доблестного Магмун-аги.

Полыхай, придя в себя, вернулся к излюбленной теме: пустился растолковывать, как надо покорять женщин. Но друзья его почти не слушали.

–Э, бери свою Парым со всем её папенькой вместе, по всей этой мудрёной науке, – сказал Отжигай, закидывая руки за голову и щурясь на солнце. – Не нужна она мне совсем, не буду на неё тайком глядеть. Мне нужна только Варым. Вот девчонка что надо: весёлая, не спесивая, только увидит меня – уже улыбается…

–Вот и хорошо, – кивнул Полыхай. – Однако тебе следует понять, что ты ведёшь себя с ней неправильно. Вы оба ничего не понимаете в искусстве ухаживания за барышнями. Вот ты, Искрюгай, вечно сидишь бука-букой… Эй, послушай, а что это на тебе лица нет?

–Я с дядей разговаривал… Друзья, вы только не обижайтесь, пожалуйста, но я должен кое-что вам сказать.

И Искрюгай передал приятелям основное содержание нравоучительной беседы, опуская все детали, которые требовали употребления эпитета «славный».