Повесть о государевом слонопасе

Он вернул записку хозяйке. Она приняла бумажку и кончиками пальцев почувствовала, что у неё в ладони уже не один, а два листочка. Пока Лиза соображала, что произошло, Фариз поклонился и вышел на улицу. Иришка, заигравшись с котёнком, его не заметила.

К сожалению, бумага не долговечна, и послание Фариза не сохранилось до наших дней. Можно только догадываться, ориентируясь на сказки «Тысяча и одной ночи», в каких красочных и замысловатых выражениях он описывал свои отношения к русской барышне и какие аргументы выдвигал, приглашая её на первое тайное свидание. Жаль конечно, что у нас нет подлинного артефакта, иллюстрирующего повседневную жизнь предков. Но, если отбросить восточный колорит, то можно предположить, что в записке было сказано примерно то же, что современные молодые люди пишут своим возлюбленным в коротких сообщениях с применением, несколько более сложных инструментов чем гусиное перо и чернила из дубовых орешков.

За ужином Лиза сказала мужу (первый раз в их совместной жизни наврала), что дочка немного простудилась. Странно, конечно, простудиться в середине лета в тёплую погоду. Но ведь дети такие нежные и восприимчивые к разной заразе. Она отвела её к родителям, и сама хочет сегодня туда пойти ночевать. Поздно уже, конечно, но брат обещал встретить-проводить, так что Никита может не волноваться и ложиться спать, а завтра, Бог даст, Ирочка поправится и вернётся домой. Никита, доверчивая душа, и выяснять ничего не стал.

А дочка уже с обеда сидела дома у лучшей Лизиной подруги – девушке смелой и потому, наверное, пока ещё незамужней. Отец её несколько лет назад утонул по пьяни в Москва-реке, и с тех пор жили они вдвоём с матерью, прокармливаясь доходом от мелкой торговли. Держали на Красной площади лавчонку с разным женским рукодельным товаром: нитками, пуговицами, кружевами и прочей ерундой. С этой подругой Лиза делилась своими сокровенными переживаниями. Она-то и надоумила её согласиться на тайную встречу с иноземцем, коли уж он сам в своей симпатии объяснился и даже записку передал. Кроме романтического интереса был у подруги и коммерческий расчёт: если у Лизки с её басурманином всё сладится, и он её к себе за границу увезёт, то она ей сможет оттуда напрямую товар посылать с купеческими караванами. Тогда можно будет и торговлю расширить, а при удачном раскладе и самой за иноземного купца замуж выйти и за границу уехать.

Фариз жил не далеко, в начале Тверской улицы. На то жалование, что ему положил Алексей Михайлович, он вполне спокойно снял целый дом, без соседей, с приходящей служанкой и дворником.

Солнце опустилось в стопку серых мятых, как нестиранные простыни, облаков, растянувшихся вдоль горизонта. Уходящее на ночь светило, оставило на память о себе яркую красную полосу, предвещавшую назавтра ветреную погоду. Было тихо. Запах тёплой дорожной пыли перемешивался с ароматом цветущего жасмина, дымом от летних кухонь и вкусом печёного хлеба. Прячась в тени дощатых заборов, заросших лохматыми кустами и ещё не познавших европейскую моду садового дизайна, Лиза незаметно прошмыгнула в калитку Фаризова дома.

В садовой беседке был сервирован небольшой круглый столик. На нём стояли разноцветные тарелки и чашки, наполненные орехами, засахаренными фруктами, изюмом разных оттенков и размеров. Длинные и узкие горлышки серебряных кувшинов отражали яркие огоньки нескольких толстых свечей. Вокруг столика прямо на дощатом полу в беспорядке лежали цветастые подушки, вышитые замысловатыми узорами. Среди них удобно разместился хозяин домика, странным образом подогнувший под себя кренделем обе ноги и опёршийся на согнутую в локте руку.

– Здравствуй свет очей моих, ненаглядная Елизавета. Проходи, присаживайся, – сказал он и свободной рукой указал на противоположенную сторону столика.

Лиза огляделась, но ничего похожего на стул или скамейку не заметила. Пришлось последовать примеру хозяина, но сидеть с вывернутыми наружу коленями было неудобно, да и странная поза показалась ей неприличной. Она села боком, привалившись на левое бедро, и поджала под себя плотно сведённые ноги.

– Угощайся, – предложил Фариз, наливая ароматный напиток в серебряную чашку. – Извини за скромное угощение, но это лучшее, что я мог достать в Москве. Если бы мы были в Персии, стол был бы несравненно богаче. Но у вас тут ничего кроме яблок не растёт.

– Почему не растёт? – обиделась Лиза. – У нас много чего растёт. – И как школьница, которую учитель заподозрил в невыученном уроке, стала перечислять: – Земляника, малина, смородина, крыжовник… У нас и вишня растёт, только кислая. А в Измайлово, говорят, у царя есть теплицы, где даже зимой много чего растёт, даже виноград.

Фариз ничего не ответил, улыбнулся и кивнул головой. Лиза смутилась и замолчала.

Потом они ели угощения, запивая сладким напитком, похожим на компот. Фариз рассказывал о своей стране и о своей жизни. Оказалось, что он совсем не персиянин, а представитель какого-то другого народа. Вот только какого, Лиза так и не запомнила, но узнала, что родился он в знатной семье, почти что царского рода. А потом была война, их город захватили враги, и его семья покинула родной дом. Они долго скитались по разным странам (кстати, тогда-то Фариз и выучил разные языки, включая русский, – некоторое время он путешествовал с новгородскими купцами), пока не поступил на службу во дворец к персидскому шаху. Знание иностранных языков очень пригодилось. Сначала шах назначил его своим личным переводчиком, а потом стал давать и более ответственные дипломатические поручения.

Лиза слушала не перебивая. Истории, которые рассказывал Фариз, казались волшебными сказками, совсем не похожими на её привычную московскую жизнь в маленьком деревянном доме с неинтересным бесперспективным мужем, бесконечными заботами о домашнем хозяйстве и опостылевшей экономией на мелочах… Надоело! А когда он начал читать стихи Омара Хайяма, пересказывая своими словами философские изречения древнего восточного мудреца, Лиза не выдержала и от жалости к себе расплакалась.

– Ну вот почему так, – всхлипывала она, – у вас там за границей всё так хорошо устроено. И еда вкусная, и одежда красивая, и люди добрые. А у нас? … Мужики все грубые, слова ласкового не услышишь. Только и знают, что есть да спать… Холодно у нас. Это сейчас – летом – хорошо и тепло. А зимой… Снегом всё вокруг завалит – не пройти, не проехать… Денег вечно не хватает. Дров купить надо, шубу, свечей… После обеда уже темно. Хочешь в темноте сиди, а хочешь спать ложись… Муж вечно на службе пропадает. Думала, в должности повысят – заживём как люди. Вот, вроде бы, повысили – государево поручение исполняет. А что толку? Утром вскочил – и к своему слону этому дурацкому. Вечером приходит – и все разговоры опять про этого слона. Долго вы ещё с ним возиться будете?

– Не знаю, – ответил Фариз и погладил Лизу по плечу, от нежного прикосновения у неё аж дыхание перехватило. – Наверное, когда Никита сам со слоном управляться научится, и я стану не нужен. Или, когда шах меня назад к себе призовёт.

– И ты уедешь?

– Конечно уеду. Я же на службе.

– А я как же?

– Сам не знаю… Если бы мог, я бы тебя и Иришку с собой забрал.

– Ну так и забери.

– Ты же замужем?

– Ну и что, что замужем? Уедем с тобой и всё. Ты же меня не бросишь?

– Нет, радость моих очей, я тебя никогда не брошу.

– Ну и поехали тогда.

– Когда?

– Да хоть сейчас! Иришку только у подруги заберём.

Фариз с удивлением посмотрел на неё. Ему ещё никогда не встречалась такая смелая и отчаянная женщина.

– А как же слон? – сказал он. – Нет, я должен до конца выполнить поручение. А то как бы мне мой государь голову по возвращении не отрубил… Да и тебе за компанию.

– Ох уж этот слон, – застонала Лиза. – Как он мне надоел. А давай его убьём!

«Вот это женщина! – подумал Фариз восхищённо. – Не то что наши. Только в Московии можно встретить такую. Ради любимого человека она не то что слона, она целое войско перебить может», – а в слух сказал:

– Нельзя. Это большой грех… Надо подождать.

Лиза вздохнула и вытерла руками слёзы, сами собой побежавшие по щекам. Дефицитные немецкие пудра и румяна, которыми её перед свиданием щедро намазала подруга, расползлись радужными кляксами. Девушке стало ещё обиднее, от смущения она уткнулась лицом в ладони и зарыдала.

***

Настало время познакомить вас, дорогой читатель, ещё с одним интересным персонажем нашей истории – Соловьём Разбойником. Сразу замечу, что к былинному антигерою и главному противнику первого русского пограничника Ильи Муромца он не имеет никакого отношения.

До сорока лет наш Соловей был хорошо известен торговцам и покупателям Охотного ряда под именем Соловьёва Сергея Алексеевича. По современной классификации его можно было бы отнести к представителям малого бизнеса. Основу своей индивидуальной предпринимательской деятельности он построил на мелкооптовой и розничной торговле разнообразной битой дичью – утками, зайцами, кабанами и прочим подмосковным зверьём, которое промышлял в окрестных лесах или скупал по дешёвке у местных охотников. Лет пятнадцать тому назад его жена померла в родах, не оставив Сергею ни одного наследника. С тех пор он жил бобылём на съёмных московских квартирах или в собственном домике в деревеньке Костино, затерявшейся в дебрях Лосиного острова. Здесь он потихоньку браконьерствовал, постреливая заповедную царскую дичь. Свежее мясо столичные обыватели всегда уважали, посему и доход Сергей Алексеевич имел хоть и небольшой, но стабильный. На себя много не тратил и к зрелому возрасту скопил кое-какой капиталец.

Всё бы хорошо, но беда, как говорится, пришла откуда не ждали.

За два года до прибытия на Русь персидского слона случилась в Москве очередная заварушка, которая в отечественной истории получила название – Медный бунт.

Война с Речью Посполитой – та самая, в начале которой геройски погиб стрелецкий сотник Пётр Мамонтов – затянулась дольше, чем планировали. И, чтобы поправить финансовое положение, правительство Алексея Михайловича организовало денежную реформу – начало чеканить мелкую медную монету, приравняв её в цене к серебряной копейке. Поначалу курс новых денег держался на требуемом уровне. Вот только жалование населению выплачивалось медью, а налоги с граждан собирались серебром. И через несколько лет случился обвал. Летом 1662 года медные деньги обесценились сразу почти в 30 раз. Все накопления, которые русские люди традиционно откладывали на чёрный день, в одночасье пропали.

Тут же, как водится, нашлись виноватые. Главным злодеем народная молва объявила близкого к царю, а потому и самого ненавистного, князя Илью Даниловича Милославского, состоящего в сговоре с несколькими членами Боярской думы. Самостийная подпольная группа оппозиционеров оперативно выпустила и расклеила по городу «воровские листы», в которых члены антинародной преступной банды объявлялись государственными изменниками и польскими шпионами. Кроме титулованных бояр в злодейскую группировку присовокупили и человека купеческого звания – Василия Шорина, обвиняемого в делании фальшивых денег.

Разгромив и разграбив для начала московский дом Шорина, толпа возмущённых горожан отправилась искать правды – естественно, как водится – к самому Алексею Михайловичу, на царскую дачу в Коломенское. Не испугавшись шумной делегации, государь вышел к народу и пообещал – опять же, как всегда – во всём разобраться по справедливости и наказать виновных в людских несчастьях. Успокоенные манифестанты повернули обратно. Но тут им на смену к загородному дворцу подошла более агрессивная и более многочисленная толпа. Основу её составляли мелкие торговцы, мясники, пекари, портные и прочие городские обыватели среднего класса, зарабатывающие на жизнь собственным трудом. Среди них и оказался наш знакомый – Сергей Соловьёв.

Подогревшись для храбрости вином, он вместе с остальными выкрикивал в адрес злодеев ругательные слова и требовал от царя выдать сейчас же изменников на народную расправу, и грозился, что «коли государь тех бояр им не отдаст, то они сами начнут их имать, по своему обычаю».

Но «свой обычай» в России обычно складывается не в пользу обиженных. Подоспевшее для защиты царя войско загнало безоружную толпу в реку. Свыше тысячи человек утонули, 150 арестованных в тот же день повесили на ближайших деревьях и воротах, а остальных царь приказал пытать и судить. Наказания были разные: кому руку отрубили, кому ногу, а кому только пальцы. Сергей Соловьёв ещё легко отделался. Его били кнутом и выжгли калёным железом на правой щеке «буки», что значит – бунтовщик, и сослали на вечное поселение в Сибирь.

До Сибири клеймёный преступник не дошёл – сбежал по дороге и вернулся в Москву. Открыто он жить уже не мог и скрывался в потайных местах Торга на Красной площади. Говорили, что есть несколько подземных ходов, которые соединяют обширное подполье Храма Василия Блаженного с Алевизовым рвом и проходами внутри толстых Кремлёвских стен. Кормился Сергей с тех пор воровским промыслом и выходил в торговые ряды только по ночам. Знакомые купцы из жалости и уважения подкармливали его, снабжали одеждой, деньгами, и между собой прозвали бывшего коллегу Соловьём Разбойником.

Современные учёные любят проводить эксперименты по исследованию человеческого общества. Например, они выяснили, что если маленькую группу вроде бы одинаковых людей изолировать от окружающего мира на необитаемом острове, то через некоторое время в их среде объявятся собственные лидеры, неудачники, бунтари, тихони и прочие социальные элементы, присущие большому человеческому миру.

Если бы подруга Лизы Мамонтовой участвовала в подобном эксперименте, то наверняка попала бы в группу беспокойных активистов. Тихая розничная торговля пуговицами и нитками тяготила её, душа требовала широты. Девушке не сиделось на месте, от чего доходы галантерейного бизнеса неуклонно снижались. Однако, в противовес им расширялись неформальные связи и налаживались контакты с постоянными и временными посетителями торговых рядов, протянувшихся вдоль Кремлёвской стены. В число таких знакомых входил и Соловей, который иногда пользовался услугами галантерейной лавочки для мелкого ремонта своей одежды.

В беспокойном мозгу Елизаветиной подруги созрел многоцелевой план. Его успешная реализация позволила бы: во-первых, успешно разрешить романтические переживания Лизы; во-вторых, ускорить её отъезд с любимым персиянином за границу; и, как следствие, наладить расширенную поставку первосортного импортного товара в её торговую точку.

А для этого надо было… всего-навсего – избавиться от слона.

Исполнителем столь ответственного и деликатного поручения мог стать Соловей Разбойник, о котором рассказывали, как об отчаянном бунтовщике против царя. Говорили, что за умеренную плату он с радостью выполнит любое задание, лишь бы от этого случился вред и обида для государевой власти.

Встреча Лизы с Разбойником состоялась в тёмном углу галантерейной лавки, закрытом от посторонних глаз шторкой из бумажного полотна, расшитого крестиком.