Группа продленного дня

– Он меня не любит!

– Дашенька, ну конечно любит, – попыталась успокоить ее она.

В комнату вошел Миша.

– Да-ашик, – ласково позвал он и неловко добавил. – Ты… Моя самая любимая девочка.

Она не смотрела на отца. Громко всхлипывала. Он сел на пол и приобнял ее.

– Давай сделаем дракончика вместе?

– Я не буду делать с тобой дракончика! Ты меня не любишь! – захныкала она и оттолкнула его.

Он уговаривал, убеждал, но у него не вышло.

Ту аппликацию Даша так и не закончила.

После этого случая она все реже просила отца играть с ней, а со временем и вовсе отдалилась от него. Он никак не реагировал: делал вид, что ничего не происходит.

С каждым годом отношения Миши и Даши становились хуже. Алена переживала и пыталась их наладить: объясняла второй, что первый ее любит, просто у него сложная и ответственная работа, просила первого больше времени проводить со второй. Это не помогало, все было бестолку – они ее не слышали. Когда Даша училась в старших классах школы, Алене пришлось совсем нелегко: постоянные конфликты дочери и мужа буквально вытягивали из нее радость. Миша строго воспитывал Дашу: запрещал носить, что она хотела, не отпускал на дискотеки, не разрешал заниматься моделингом. Та злилась, вызывающе говорила с отцом, часто и нарочно провоцировала его на скандалы своим поведением. Алена как могла улаживала споры, стараясь сохранить атмосферу любви в доме – видела в этом свою миссию, но у нее плохо получалось: ни муж, ни дочь не хотели уступать друг другу, безостановочно ругались.

Все изменилось, когда Даша поступила в институт и Миша снял для нее квартиру: в слишком шумной жизни их семьи наконец наступила тишина.

Первое время Алена была довольна, но потом загрустила: дочь редко приезжала, муж пропадал на работе, и она чувствовала себя непоправимо одинокой. К тому же, общение Миши и Даши вообще сошло на нет: новости друг о друге они узнавали от Алены.

Так длилось пять лет, а потом Даша уехала в Париж.

Алена тяжело переносила расставание и, несмотря на то что они с дочерью регулярно виделись и созванивались, очень скучала по ней. Тот период вообще был непростым: Миша занимался своими делами, развлекался с любовницами, Даша – покоряла подиум, а Алена будто бы потерялась. Она словно оказалась один на один со своей жизнью – по иронии – впервые за эту самую жизнь, и не представляла, что и как с ней делать.

На помощь, как всегда, пришла мама. Она посоветовала заняться тем, чем дочь любила заниматься в молодости – шить. Алене идея показалась интересной, и она задумалась о своем бренде одежды. Правда, ей казалось, начинать что-то в сорок – уже поздно, но ее знакомая, жена друга Миши, когда узнала об этом, предложила попробовать вместе создать бренд одежды. Они отрисовали эскизы, закупили ткани, нашли производство и уже через полгода открыли первый шоурум.

Алена ожила и посвятила себя новому делу: оно превратилось для нее в альтернативу материнству. Бренд толком не приносил денег, точнее, существовал только благодаря средствам мужа, но Алену это не беспокоило: ей нужен был не успешный бизнес, а занятие для души. Она не планировала масштабироваться, выпускала одежду небольшими партиями и со временем заработала репутацию нишевого дизайнера «для своих».

Миша поддерживал и, к удивлению, уделял жене много внимания: они постоянно куда-нибудь ходили, часто путешествовали, подолгу говорили. Постепенно их отношения стали крепче, теплее, доверительнее. В то время Алена словно вернулась в свои восемнадцать: по-настоящему замужняя, красивая, вдохновленная, а когда Даша сказала, что переезжает в Москву, ощутила давно забытое привилегированное положение – любимая жена и мать. К ней как будто возвращалась прежняя жизнь, без одиночества и страхов, интересная, полная событиями, а потом случилось это.

Она тогда ждала на ужин Дашу. Та только прилетела из Парижа, и они собирались это отметить. Миша пообещал, что освободится после работы пораньше и обязательно присоединится к ним. Алена, предвкушая счастливый семейный ужин, в нетерпении ходила по кухне и то и дело бросала взгляды на холодильник: там стоял торт «Наполеон».

Да, Алена Меркулова – впервые за тридцать лет – решилась его испечь. Не для мужа, не для дочери – для себя. Этот «Наполеон» казался ей особенным: результатом ее победы над всеми трудностями, с которыми боролась так долго. Символом их семьи. Семьи, которая спустя столько лет наконец воссоединилась.

Услышав телефонный звонок, Алена, не посмотрев на экран, взяла трубку и почему-то не сомневаясь в том, что это дочь, взволнованно спросила: «Дашунь, ты скоро?»

– Алена? – с претензией спросил в ответ незнакомый молодой женский голос.

– Да, – напряженно сказала она, ощущая, как по телу прокатилась тревога: первая мысль была о том, что с Дашей по дороге что-то случилось.

– Меня зовут Патрисия, и я хочу, чтобы вы знали: Миша любит меня, а вас – просто терпит. Я даже не могу назвать себя его любовницей, потому что между нами все намного серьезнее, – уверенно, без запинки, будто отбивая одному ему понятный ритм, произнес голос.

Алене потребовалось секунд десять, чтобы осознать эти слова. Она отодвинула трубку от уха, растерянно глядя в экран, словно пыталась увидеть ту, кто с ней разговаривает.

– Я живу в его квартире в Газетном. В июле мы были в Италии. У нас сумасшедший секс. Отпустите его. Он хочет уйти, но ему вас жалко. Мне двадцать шесть, и я могу дать ему гораздо больше, чем вы.

Алена, хоть и продолжала смотреть на экран, слышала все, что говорила любовница Миши: ее голос звучал слишком громко.

– У вас все равно фиктивный брак. Миша давно ничего к вам не чувствует. Неужели вам самой нравится так жить?

Алена медленно моргала: не могла поверить в то, что это происходит на самом деле.

В ту же секунду раздался звонок в дверь. Она резко нажала на круглую красную кнопку и тяжелыми шагами пошла в коридор.

– Мамуля! – радостно крикнула стоящая на пороге Даша и обняла ее. – Я так скучала!

Алена всем телом прижималась к дочери и, пытаясь замедлить нарастающее сердцебиение, глубоко дышала.

Она буквально только что поняла: за тридцать лет это был первый подобный разговор – разговор с любовницей мужа. Несмотря на то что она догадывалась об изменах Миши, до сегодня они были словно ненастоящими: никаких женских голосов в трубке, никаких подробностей – даже тот случай в ее день рождения уже казался нереальным, выдуманным. А теперь…

В воображении с бешеной скоростью рисовались картинки. Патрисия. Двадцать шесть. Квартира в Газетном. Отпуск в Италии. Сумасшедший секс.

Так больно ей не было еще никогда – даже в восемнадцать. Она задрожала и расплакалась.

– М-мам? – удивленно посмотрела на нее Даша. – Что с тобой?

– Ничего, родная, – ответила Алена, улыбаясь сквозь слезы. – Я просто очень рада тебя видеть.

Весь вечер она делала вид, что все в порядке, даже разрезала для мужа и дочери «Наполеон» (сама, естественно, его не попробовала), а как только Даша ушла, в деталях рассказала Мише про звонок.

– Пати – неадекватная, – спокойно, не удивившись и на мгновение, отреагировал тот. – Она недавно работает у нас в ресторане и одержима идеей увести меня из семьи. Италия, квартира в Газетном и сумасшедший секс – ее фантазии.

Алену сильно уколол тон, с которым он произнес эти слова, но больнее всего – одно из них. «Пати».

– И ты не давал ей поводов думать, что это возможно? – произнесла она, не рассчитывая на его откровенность и ощущая, как этим вопросом забрасывает себя в прошлое.

– Она больше тебя не побеспокоит, – не ответив, ответил Миша. – И никогда больше не появится в нашей жизни.

Алена промолчала и понадеялась на то, что эта Пати и правда никогда не появится в их жизни, но она появилась. В качестве подруги Даши.

Дочь начала общаться с ней практически сразу после переезда в Москву и даже показывала Алене ее фотографии. Та пыталась добиться хоть каких-нибудь объяснений от Миши. Муж пожимал плечами и уверял, что все это – чистая случайность.

Алена до сих пор не разобралась в ситуации, но подозревала: у Пати есть какой-то план. Конечно, говорить об этом с Дашей она не могла, поэтому просто ждала, что со временем дочь перестанет общаться с ней. Но она не перестала, более того, именно бывшая (ли?) любовница Миши организовывала сегодняшнюю вечеринку. На которую он поехал один.

Алену это раздражало. Ей казалось, Пати забирает самое дорогое – ее семью. Вновь обретенных близких людей – мужа и дочь – одновременно. Спала (или продолжает?) с первым, дружит со второй. Не просто нахально влезла в их жизнь, да еще и претендует на одну из главных ролей в ней, на ту, которую всегда играла Алена: пытается подменить категории «жена» и «мать» категориями «любовница» и «подруга».

Да… У Алены Меркуловой были весьма серьезные личные счеты с Пати Кортес: таких у нее не было ни с одной женщиной.

Она ее не то чтобы недолюбливала – она ее ненавидела.

За слишком вульгарное имя.

За слишком вульгарную внешность.