Поголовье

– Ага, – ответил тот, кивая на труп и вытирая нож о голенище берца, – Что там?

– Татуировку морских пехотинцев США видел когда-нибудь?

– Конечно ёпт, – ответил старший прапорщик, – в Сирии на трупе пиндосского инструктора видел, до этого в Южной Осетии. Там орёл земной шарик держит. А чё?

– У этого жмура такая же, – я кивнул головой в сторону мёртвого морпеха.

Паша присвистнул и выдал сложное матерное предложение, в котором помянул недобрым словом всех родственников американцев, а также их принадлежность к нетрадиционным сексуальным меньшинствам.

– Это же война, Олежек, ты понимаешь?

– Да, Паша, понимаю…

И в самом деле, что происходит!? Война со штатами!? Это что же получается, что мы ведём бой с регулярными подразделениями вооружённых сил США? Хотя, может быть, обладатель татуировки просто наёмник, выполняющий какую-то задачу в тылу противника. Ну служил когда-то зелёным беретом и что? Но в любом случае это иностранец, враждебный иностранец и он действует на территории России, не в интересах этой самой России. Офигеть, да? Диверсионная операция вооружённого подразделения, в состав которого входят военные США! Кто бы мог подумать? Что будет, когда российское правительство начнёт разбирательство по поводу этой диверсии, догадаться не сложно. Будет полномасштабная война двух ядерных держав. Ужас просто. Я себе отчётливо представил, как СМИ всего мира освещают ситуацию из России: «Диверсионная группа, в состав которой входили морские пехотинцы США, атаковала войсковую часть вооружённых сил Российской Федерации на Урале». Или вот ещё: «Осмотром места происшествия, проводимым на территории войсковой части, где ранее была обезврежена диверсионная группа, установлена её принадлежность к морской пехоте соединённых штатов. Такие заключения удалось сделать благодаря татуировкам, обнаруженным на телах диверсантов, личному оружию и экипировке. В настоящее время проводится дальнейшая проверка». Потом Россия продемонстрирует всему миру доказательства причастности американцев и, не оставит эту враждебную акцию без ответа. Ну, а дальше война двух ядерных держав.

Коридор, по которому мы передвигались к правому крылу штаба закончился большим вестибюлем. Он освещался мягким, зеленоватым свечением. В дверной проём было видно, что свечение исходило от лежащих на полу прозрачных цилиндров. Это были так называемые ХИСы, то есть «химические источники света». У входа в вестибюль, мы с Пашей остановились и прислушались. Отчётливо слышалась английская речь. В английском я конечно не очень силён, но общий смысл сказанного всёже улавливаю, и перевести могу, но на это необходимо время, чтоб значение слов вспомнить. Говорили о засевших на втором этаже русских военных и строили планы о том, как же их оттуда выбить. Потом, на ломаном русском кто-то начал агитировать: «Виходим всем, ми вас оставить жизнь!» В ответ на это, со второго этажа послышался многоголосый смех и кто-то в грубой и матерщиной форме, предложил переговорщику проваливать на родину и больше не возвращаться. На это вражеская сторона ответила следующим: «Ми всё понемаэт, у вас шок, визванаэ тяжелой боем, положитье оружье и виходьим с подъятьим рукамс, ви должьен жит, ви доблиесний солдэрс, ми вам не тронуэт, ми даю гарантий, што ви вернетиэс дамой живьим».

Я выглянул из дверного проёма, фойе здания имело прямоугольную форму, примерными размерами семь на девять метров. С левой стороны располагалась вход в здание, а с середины помещения, наверх поднималась широкая мраморная лестница, с мощными перилами из того же материала. В фойе, насколько я смог разглядеть, находилось около пятнадцати вражеских бойцов, все изготовлены к бою. Некоторые сидели у стены, напротив нас с Павлом. Несколько прятались за перевёрнутой мебелью, ближе к центру помещения и располагались к нам спиной. Трое, видимо раненых, лежали под лестницей и ещё двое оказывали им них медицинскую помощь.

Я повернулся к прапорщику, на пальцах и жестами объяснил ему численность врага и их месторасположение. Башенков утвердительно кивнул в ответ, поставил пулемёт, вытащил из карманов разгрузки две Ф1 и ожидающе посмотрел на меня, подняв левую бровь. Я подмигнул в знак согласия и на пальцах показал жест, который обозначал – «На счёт три». Потом я выудил из своей разгрузки трофейную гранату М67 и вытащил кольцо. Старший прапорщик тоже вынул кольца из гранат и приготовился к метанию, зажимая спусковые рычаги пальцами. Я поднял вверх три оттопыренных пальца и поочерёдно сгибая их, отсчитывал время до гранатной атаки. Как только третий палец был согнут, Павел метнул первую «феньку» к противоположной стене, туда, где сидели в ряд диверсанты, вторую он отправил под лестницу. Я же, отправил «эмку» в середину фойе, там, где враг прятался за мебелью. Послышались панические крики: «Грэнейт, гайс, грэнейт!», топот и бряцание снаряжением. Мы нырнули в комнату с лева и приготовились к взрыву. Жахнуло знатно, три взрыва прогремели один за другим, с потолка и стен посыпалась побелка вперемешку со штукатуркой. Из фойе донёсся жалобный многоголосый вой. Кто-то причитал: «Оу май гат, май легс, гат, май гат, легс, легс, легс!» Не теряя времени, мы со старшим прапорщиком ворвались в фойе. Дым и пыль стояли плотной завесой, но было видно, что наша «карманная артиллерия» нанесла противнику страшный урон. Нескольких бойцов буквально порвало взрывами, кого-то посекло осколками, многих прилично приложило взрывной волной. Всего осталось шестеро живых, но все они были ранены. Враги, кто лежа, а кто сидя на полу, таращились в разные стороны ничего непонимающими, мутными глазами. Двое изувеченных бойцов катались по полу, один с оторванными ногами, которые волочились за телом удерживаемые лишь штанинами, а второй без правой руки и с болтающимися, окровавленными лохмотьями вместо нижней челюсти. Мы добили раненых и быстро отошли восвояси, что бы нас ненароком свои же не пристрелили.

– Э, лишенцы ёптэ! Живые есть? – заорал старший прапорщик, – выходите давайте мля, мы завалили пиндосов на!

Меня просто распирало от манеры Павла вести разговор, еле сдерживался чтобы не заржать, обидится ещё. Хотя возможно у него это нервное, у меня вон левый глаз дёргается, когда лишка адреналину хапну. Ах ты чёрт, я только сейчас заметил, что у меня действительно дёргается глаз.

– Кто такой, обзовись? – послышалось сверху.

– Старшина роты материального обеспечения, мля, старший прапорщик Башенков, на, – представился Паша.

На втором этаже пошептались с полминуты, а потом кто-то пробасил:

– А-а-а, Павел Алексеевич! Спасибо тебе, дорогой ты наш! Вот удружил, а то эти козлы совсем зажали. Сейчас спустимся.

Прапорщик многозначительно поднял указательный палец и прошептал: «Самого командира спасли, ёпт». Я понимающе кивнул и присел на корточки, облокотившись спиной о стену.

Болело лицо, посеченное бетонной крошкой.

Глава 3

Совершенно секретно

Экз. ед.

Директору службы внешней разведки Российской Федерации

Докладная записка № 101 сс

«О состоявшимся оперативном контакте»

Докладываю, что состоялся оперативный контакт с источником под оперативным псевдонимом «Мегрел» (номер рабочего дела А-643 сс). Как сообщил источник, научно-исследовательский центр Лугара, получил задание на разработку и массовое производство новейшего биологического оружия, образцы которого были доставлены в центр в мае 202… года. В настоящее время данная разработка ведётся одной из лабораторий центра в полном объёме и выполнена на сто процентов. Для выполнения данного задания, из США в Грузию прибыли научные сотрудники, специализирующиеся в области вирусов, бактерий и биологии, количеством – до двадцати человек. Кроме того, совместно с указанными сотрудниками, прибыло пятьдесят человек военизированной охраны (предположительно представителей частной военной компании «Blackwalter»), было доставлено значительное количество оборудования и иных материально-технических средств. Разработки ведутся в режиме абсолютной секретности, которую обеспечивают спецслужбы Грузии и, специально прибывшие сотрудники секретной службы США. Кроме того, «Мегрел» разъяснил, что новейшее оружие предназначено для массового заражения людей и млекопитающих животных. Организм, подвергшийся воздействию указанного оружия, впадает в летаргический сон, который длиться от четырёх до шести часов, в зависимости от особенностей организма, и является инкубационным периодом. Заражение передаётся как воздушно-капельным путём, так и при физических контактах с заражёнными. Лабораторией также ведётся работа над производством средств доставки и активации этого оружия и вакциной против заражения. Проводится дальнейший сбор информации в части признаков и симптомов самого заражения.

Начальник Управления «А» службы внешней разведки Российской Федерации

Полковник Бороев М.С.

Глава 4

в/ч 20604, Республика Башкортостан, Российская Федерация

7 мая 23 часа 30 минут

Мы заняли одно из помещений на первом этаже штаба, уселись в круг и слушали командира войсковой части 20604 гвардии полковника Савкина Романа Александровича. Зеленоватый свет, разливающийся по комнате от цилиндров с ХИСами, освещал лица присутствующих, предавая им какой-то зловеще-загадочный оттенок. Здесь, кроме меня, командира и старшего прапорщика Башенкова, присутствовали два контрактника – сержанты Разбежкин Василий и Батычко Руслан, которые через окна наблюдали за обстановкой на улице; два офицера, капитан Ринат Мамедов и майор Константин Бровкин.

– Значит так товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты, – тщательно проговаривал слова Савкин, – ситуация не сказать, чтобы хреновая – она просто катастрофически хреновая. Мы не знаем количество противника и его цели. Возможно их до тридцати голов, но это не точно, может и больше. Не знаем, что за зараза распространилась на вверенной нам территории. Не знаем, что твориться за пределами воинской части. Связи нет. Электричества нет. Оружие храниться на складе РАВ и в оружейных комнатах казарм, но мы не контролируем эти объекты. Здесь, в штабе части, мы имеем только то, что при нас, так же можем вооружиться трофеями. Мы не контролируем ни чего, потому что здесь нас всего семеро бойцов. Даже штаб контролировать не можем, по причине отсутствия сил и средств. Начнётся штурм и нам здание не удержать. Судя по стрельбе, в казармах шёл бой, но неизвестен исход этого боя. Возможно, там ещё кто-то жив. Кроме того, бой был на территории автопарка. Всю территорию контролируют вражеские снайперы. Несколько снайперских позиций находятся на крышах столовой, казармы, медико-санитарной части и штаба тыла. Короче они заняли самые удобные позиции. Наверняка есть и ещё где-то, но информации об этом нет. Сейчас я, как командир, должен принять решение. И я его принимаю. Я буду вести бой до полного уничтожения противника, один или с вами, мне без разницы. Ситуация с этой дрянью, что косит людей, нестандартная, поэтому, я не могу вас заставить остаться со мной. Я могу только просить. Понимаю, что все сейчас переживают за свои семьи. Я тоже переживаю. Но ещё я переживаю за вверенное мне войсковое подразделение. А по сему, товарищи, прошу поднять руки тех, кто останется со мной бить врага. Остальных не держу. Но имейте в виду, что тому, кто решит нас покинуть, возможно, не удастся добраться до своих семей. Неизвестно даже смогут ли они вообще выбраться отсюда.

Все без исключения, и я в том числе, проголосовали за то, что останутся с полковником. Правильно говорит командир, за семью тревожно, очень тревожно, обязательно поеду к ним, как только разберусь с творящейся тут ерундой. Ведь как не крути, а это начало полномасштабной войны, и я, будучи здесь, могу если не предотвратить её, то, хотя бы изменить ход развивающихся событий. А война эта чёртова, коснётся всех, и моих родных в том числе. Она никого не обойдёт стороной. Участвуя тут в боевых действиях, я, тем самым, отвожу опасность и от жены с детьми. Находясь здесь, я принесу больше пользы родным, Родине, этим выжившим ребятам, себе. Ну, а теша чресла дома на диване, я не сделаю ничего полезного ни тем, ни другим. А враг, рано или поздно, доберётся и до моего жилища. Поэтому лучше воевать с противником не во дворе своего дома, а как можно дальше. Из этих соображений, я и проголосовал ЗА.

– Есть у кого что добавить? – спросил полковник.

– Да есть, – взял слово я, и обратился ко всем присутствующим, – первый вопрос: кто из находящихся здесь, имеет реальный опыт боевых действий?

– Две Чеченские компании, со строчки воюю короче, – посмотрел на меня Башенков, – ещё конфликт в Южной Осетии. Потом командировки в Сирию, на.

– Товарищ старший прапорщик у нас совсем недавно, – сообщил майор Бровкин, – он переведён к нам из спецназа ГРУ. Ему до пенсии чуть-чуть осталось, вот и отправили дослуживать в более спокойное место.

– Старый я уже, – потупил взгляд Павел, – вот и списали, с-с-суки.

– Ладно тебе, – улыбнулся командир части, – старый он. Старый конь борозды не портит. Я тоже воевал, Чечня, Осетия, Сирия. Ещё есть воевавшие? Ну не молчим.

– Я, товарищ полковник, сержант Разбежкин, – сказал сверхсрочник, – Сирия, по контракту.

– Я в Сирии был два раза, но в бою особо не бывал, – сообщил майор, – не обстрелянный вобщем.

– Сирия, – поднял руку Мамедов.

Полковник кивнул и выжидательно посмотрел на меня:

– Ну а теперь, Олег, давай, коротко о себе.

– Я офицер запаса, капитан. С две тысячи четвертого по две тысячи пятнадцатый служил в ЦВО. Последняя должность – начальник разведки артдивизиона. С две тысячи пятнадцатого по две тысячи двадцатый год был служащим частной военной компании «Легион», в должности командира разведывательной диверсионной группы. Сейчас бизнесмен. Воевал везде, где только можно. Осетия, Сирия, ЦАР, да много где. Инструктором был.

– Как сюда попал?

– К вашему заместителю шёл, к Митрохину, – вздохнул я, припоминая рассказ покойного Галиянова, – коньяк пить.

Все кроме Башенкова переглянулись, а майор спросил:

– Ты его, откуда знаешь?