Собор у моря

Однако еще более громкие крики послышались из окон верхнего этажа:

– Бернат! Бернат!

Бернат и человек, прогонявший его, обернулись к женщине, которая, наполовину высунувшись из окна, махала руками.

– Гиамона! – радостно воскликнул Бернат, приветствуя сестру.

Женщина исчезла, а Бернат снова повернулся к незнакомцу.

– Тебя знает сеньора Гиамона? – спросил тот, прищурив глаза.

– Она – моя сестра, – сухо ответил Бернат. – И знай, что никто и никогда мне ничего не платил.

– Я сожалею, – извинился мужчина, явно сбитый с толку. – Я подумал, что ты – один из братьев хозяина: сначала притащился один, потом еще один, еще и еще…

Увидев, что сестра выходит из дома, Бернат не стал дослушивать до конца и побежал обнять ее.

– А где Грау? – спросил Бернат, когда они уже расположились в доме и он, смыв кровь с глаза и отдав Арнау рабыне-мавританке, которая присматривала за маленькими детьми Гиамоны, смотрел, как сынишка опорожнял миску с молоком и крупой. – Мне бы хотелось обнять его.

Гиамона махнула рукой.

– Что-нибудь случилось? – насторожился Бернат.

– Грау сильно изменился. Теперь он богатый и важный. – Гиамона показала на многочисленные сундуки, стоявшие у стен, шкаф и остальную мебель, какой Бернату никогда не приходилось видеть, на несколько книг и изделий из керамики, ковры, устилавшие пол, гобелены и занавески, висевшие на окнах. – Теперь он почти не занимается гончарной мастерской; все это делает Жауме, его первый помощник, с которым ты столкнулся на улице. Грау посвятил себя коммерции: корабли, вино, оливковое масло. Теперь он консул гильдии гончаров, а значит, согласно Барселонским уложениям, кабальеро и сейчас весь в ожидании, что его назначат членом городского Совета Ста.

Гиамона обвела взглядом комнату:

– Он теперь уже не тот, Бернат…

– Ты тоже очень изменилась, – перебил ее брат.

Гиамона оглядела свое тело матроны и, улыбнувшись, кивнула.

– Этот Жауме, – продолжил Бернат, – говорил что-то о родственниках Грау. Что он имел в виду?

Прежде чем ответить, Гиамона покачала головой.

– Дело в том, что, когда близкие Грау узнали, что их брат разбогател, все – братья, двоюродные братья и племянники – притащились в мастерскую. Они бежали со своих земель в расчете на помощь Грау.

Гиамона не могла не заметить, как помрачнело лицо брата.

– Ты… тоже? – спросила она, и Бернат утвердительно кивнул. – Но ведь у тебя были такие замечательные земли!..

Гиамона не могла сдержать слез, слушая историю Берната.

А когда он рассказал о мальчике из кузницы, она встала, подошла и опустилась на колени рядом со стулом, на котором сидел брат.

– Не признавайся в этом никому, – посоветовала Гиамона и прижалась головой к его ноге. – Не переживай, – всхлипнула она, дослушав брата до конца, – мы тебе поможем.

– Сестрица, – ласково произнес Бернат, гладя ее по голове, – как же вы мне поможете, если Грау не захотел помочь своим собственным братьям?

– Мой брат не такой, как все! – твердо ответила Гиамона.

Уже наступила ночь, когда ее муж явился наконец домой. Маленький и худой Грау, весь на нервах, ругался сквозь зубы. Гиамона ждала его и слышала, как он пришел. Жауме успел сообщить хозяину о последней новости в их доме: «Ваш шурин спит рядом с подмастерьями на копне соломы, а ребенок… с вашими детьми».

Грау тут же поспешил к жене.

– Как ты посмела? – крикнул он, выслушав ее сбивчивое объяснение. – Он – беглый серв! Ты знаешь, чем это может закончиться, если в нашем доме найдут беглеца?! Мне конец! Мне придет конец!

Гиамона слушала его не перебивая и холодно наблюдала за тем, как он ходил вокруг нее с искаженным от злобы лицом.

– Ты сошла с ума! Я отправил своих братьев на кораблях за границу! Я дал приданое женщинам из своей семьи, чтобы они вышли замуж не за местного, – и все для того, чтобы никто не мог ни в чем осудить нашу семью! А теперь ты… Почему я должен обходиться с твоим братом иначе?

– Потому что мой брат не такой, как все! – снова крикнула Гиамона.

Изумленный, не ожидавший возражений, Грау стал заикаться:

– Что? Что ты хочешь сказать?

– Ты все прекрасно понимаешь. Не думаю, что тебе надо напоминать об этом.

Грау потупил взгляд.

– Именно сегодня, – пробормотал он, – я встречался с одним из пяти городских советников, надеясь, что меня, как консула гильдии гончаров, изберут членом Совета Ста. Похоже, мне удалось склонить на свою сторону троих из пяти советников, остались только судья и викарий. Ты только представь, что скажут мои враги, если узнают, что я предоставил убежище беглому серву!

Гиамона мягко напомнила:

– Мы обязаны ему всем.

– Я всего лишь ремесленник, Гиамона. Богатый, но ремесленник. Знать презирает меня, а торговцы ненавидят все больше и больше. Если станет известно, что мы приютили беглеца… Ты знаешь, что скажет знать, у которой есть земли?

– Мы всем обязаны Бернату, – с твердостью в голосе повторила Гиамона.

– Хорошо, тогда дадим ему денег, и пусть уходит.

– Ему нужна свобода. Один год и один день.

Грау снова начал нервно ходить по комнате. Потом он всплеснул руками и закрыл ими лицо.

– Мы не можем, – пробормотал он сквозь пальцы. – Не можем, Гиамона… Ты не представляешь, чем это чревато для нас!

– А ты представляешь?.. – прервала она его, снова повышая голос. – Ты представляешь, что случится, если мы выгоним Берната? Его схватят люди Льоренса де Бельеры или твоих собственных врагов и узнают, что ты всем обязан ему, беглому рабу, который согласился отдать в качестве приданого то, что принадлежало ему.

– Ты мне угрожаешь?

– Нет, Грау, нет. Но ведь так все и есть. Если ты не хочешь помочь Бернату из чувства благодарности, так сделай это ради себя самого. Лучше держать это под контролем. Бернат не уйдет из Барселоны, он хочет свободы. Если ты его не приютишь, то получишь беглеца и ребенка – обоих с родинкой у правого глаза, как и у меня! – которые будут бродить по Барселоне и в любую минуту могут оказаться в руках твоих врагов, которых ты так боишься.

Грау Пуч пристально посмотрел на супругу.