Наследники земли

Вскоре мальчик принес Амату и топорик. Ему почему-то хотелось подойти ближе и передать оружие из рук в руки. Его защищала торжественная клятва. Лысый Пес провел пальцем по лезвию топорика:

– Где ты его раздобыл?

– Он принадлежал моему отцу, – соврал мальчик.

– А теперь что, отец умер?

– Да.

– И ты готов отказаться от отцовского топора?

– Когда-нибудь ты мне его вернешь.

Уго сам не ожидал от себя такого ответа, не понимал, с чего это ему пришло в голову огрызаться.

– Ага, в грудь тебе воткну! – выкрикнул Амат и взмахнул топориком.

Уго едва успел нагнуться и прикрыть голову руками. Только услышав хохот подлеца, он вновь открыл глаза: Амат ему не угрожал.

– Сегодня это было в шутку, – предупредил лысый, резко переходя от веселья к угрозам. – Но не слишком-то рассчитывай на мою клятву. Если отныне и наперед ты меня разозлишь, никакого мира не будет.

Уго смотрел на море. Летними ночами под сверкающей луной оно превращалось в огромное складчатое одеяло, поблескивающее в такт мерному колыханию волн. Прошло почти два месяца со дня примирения с Лысым Псом. Уго безбоязненно ходил по Барселоне и крепко спал, а вдобавок его положение среди корабелов изменилось с тех пор, как на берег явился священник и громко воззвал к Святой Троице.

Пастырь кропил все вокруг и молился, чтобы любая вещь, на которую упадут капли святой воды, освободилась от мерзостей, скверны, демонов и тлетворного духа. Окропил он и лодку – ночное пристанище Уго. Хозяева старой лодки не хотели, чтобы полезная древесина пропала втуне.

– Благословите и меня, отче! – выпалил Уго, когда разобрался, что происходит.

Священник взглядом посоветовался с мастерами, призвавшими его на берег, и тут же, на месте, произвел обряд экзорцизма.

Уго удалось отделаться от Рожера Пуча, от Лысого Пса и даже от одержимости бесами, однако на верфи Регомир и теперь не хотели давать ему работу.

– Для тебя же и лучше, – утешил его Андрес, который вновь сделался другом Уго, когда услышал рассказ о примирении с Жоаном Аматом. – Иначе тебя и дальше бы обвиняли во всех несчастьях, и ты бы снова превратился в демона. Такие штуки всегда начинаются одинаково, а закончиться могут как угодно.

– Ты тоже считал меня демоном? – напрямик спросил Уго.

Андрес смутился.

– Нет, – помолчав и не слишком уверенно ответил подмастерье. – Лучше послушай! – торопливо заговорил он, опережая упреки, готовые на него излиться. – У меня для тебя есть предложение…

В ту ночь, сидя на берегу перед умиротворяющим, почти гипнотическим морем, Уго едва сдерживался, чтобы не расчесывать царапины, покрывавшие его тело с ног до головы. Зуд немного унялся после долгого купания в соленой воде, раны подсохли и зарубцевались. Тогда Уго обдумал предложение Андреса: работать вместе со знакомым его отца, по имени Ансельм, которому платили деньги за поставку котов в особняки, церкви, часовни и монастыри, где хозяйничали крысы.

При встрече Ансельм ничуть не испортил тот образ, который заранее сложился в голове Уго: это был тощий дядька, такой же недоверчивый, шустрый и увертливый, как и животные, с которыми он имел дело. Кошатник согласился кормить Уго за вот какую работу: ловить котов; держать их полуголодными; натаскивать на ловлю мелких зверьков; науськивать и натравлять на крыс – иногда таких же больших и крепких, как и сами охотники; забирать котов обратно по завершении работы и добивать тех, которые слишком пострадали в битве с грызунами. Уго почти не успевал разглядеть, что происходит во время схваток: то была куча-мала из шерсти, когтей, зубов и клыков, которые взлетали, опускались и вертелись с головокружительной быстротой. Мальчик, вооруженный крепкой дубинкой на случай нападения, с ужасом созерцал эти баталии; волосы его вставали дыбом от визга крыс и шипения котов – эти звуки страшили его больше, чем вопли и стоны преисподней, которыми так любили запугивать прихожан священники.

– Уго?

Мальчик оглянулся, ему пришлось задрать голову, чтобы увидеть рядом с собой худощавого юношу, который не показался ему знакомым – тем более при свете луны.

– Что у тебя с лицом? – даже не поздоровавшись, спросил ночной гость.

– Не любят меня коты.

Юноша сел рядом на песок. Уго обратил внимание на его добротную одежду.

– И много у тебя котов?

– Они не мои, я с ними работаю.

– Думаешь и дальше продолжать?

– Разве что ты мне предложишь другое занятие…

– Извини. Ничего такого у меня нет. Но если бы было, я бы предложил именно тебе. Не сомневайся. Денег у меня тоже нет. Были б деньги… – (Уго бросил на незнакомца вопросительный взгляд.) – Меня зовут Бернат Эстаньол, я сын Арнау Эстаньола. – Оба улыбнулись, как будто давно ждали этой минуты. – Матушка мне рассказывала, как ты защищал…

Мальчик прервал эту речь взмахом руки:

– Как поживает сеньора Мар?

– Мечтает о смерти.

– Больно это слышать.

– Я навсегда перед тобой в долгу.

– Арнау подарил мне…

Откуда взялся ком в горле? Прошло уже несколько месяцев после смерти мисера Арнау. Уго замолчал и показал на лежащие на песке сандалии.

– Даже не сравнивай какие-то абарки с жизнью, которой рискуешь ради защиты человека!

– Твой отец меня любил. И хорошо со мной обходился.

– Я знаю.

Бернат узнал о казни отца, когда остановился в Мессине, на Сицилии, по пути из Александрии, пройдя уже Родос и Сиракузы. Каталонский консул в Мессине рассказал о случившемся владельцу судна, капитану и купцам, возвращавшимся в Барселону с богатым грузом пряностей (перец, имбирь, ладан и корица), а также с деньгами и дамасским шелком. Бернат не мог поверить сказанному в письмах, которые разослали по заморским консульствам Каталонии во исполнение королевского указа о реквизиции всего имущества Арнау Эстаньола.

– Изменник? – спросил юноша дрожащим голосом. Консул только кивнул в ответ. Он и сам знал немногим больше. – И казнен? Вы уверены, что все так и было?

– Так мне рассказал чиновник, доставивший письма на корабль. Эстаньолу отрубили…

– Где этот человек?

– Уже отплыл.

Бернат наблюдал, как консул от имени короля принимал товары, принадлежавшие Арнау Эстаньолу, а также отчуждал отцовскую долю во владении кораблем. Возник спор, но не из-за имущества Арнау, а из-за денег, которые Бернат имел при себе. Юноша считал эти деньги своими; консул же возражал, что, поскольку Бернату всего шестнадцать лет, все его деньги принадлежат Арнау. Эстаньол, все еще не пришедший в себя после трагических известий, ни в какую не желал уступать: ему нужны были деньги, чтобы скорее попасть домой, потому что у этого корабля, только что реквизированного в пользу короля, до прибытия в Барселону предполагались еще стоянки в Палермо, в Кальере и на Мальорке. Победителем из спора вышел Бернат – но не потому, что ему удалось убедить консула, а благодаря активной поддержке других купцов; они же помогли юноше и спланировать дальнейшее путешествие: для него наняли рыбацкую лодку, которая каботажем шла к Палермо, а уж там, заверили купцы, Бернат без труда найдет корабль, идущий прямиком на Барселону.

Однако же все соболезнования, изъявления дружбы и поддержки разом иссякли, как только юноша завел речь о верительном письме для судовладельцев, с которыми ему предстояло договариваться в Палермо. Никто не желал подписывать рекомендации для сына изменника. Точно с таким же отношением Бернату пришлось столкнуться и в Барселоне полтора месяца спустя: немногочисленные горожане, рискнувшие открыть перед ним двери своих домов, делали это лишь для того, чтобы просить, умолять и заклинать юношу не впутывать их в эту историю, хотя бы даже в память об Арнау Эстаньоле, которого они так ценили, не заставлять противиться властям.

В свои шестнадцать лет Бернат был юношей образованным: умел читать и писать, знал латынь, а на улицах Александрии начал постигать еще и арабский. Бернат имел познания в математике и в счетном деле, прекрасно разбирался в законах, в правилах и обычаях торговых людей. И все-таки никто не взял его на работу. «Жалованье? Я и так уже передавал немало денег твоей матери, – ответил Франсеск Бойшадос, последний компаньон его отца. – Кто, по-твоему, содержал ее все это время? И насколько я вижу, мне и дальше придется ее содержать», – добавил купец, смерив юношу недобрым взглядом.