Крах всего святого

Реджис приподнял брови, поджал губы и, судя по всему, порывался, было, что-то добавить, но потом лишь выдавил слабую улыбку и произнес:

– Как вам будет угодно. Но все же, положение наше хуже некуда и я, увы, не вижу предпосылок, чтобы оно улучшилось. Почти вся морская торговля шла через Гисс. Ссора с покойным Хардегудом и так свела ее практически на нет, а, как я слышал, его старший сын, что давеча надел корону, уже принял у себя визрийских послов – так что об этом источнике дохода можно забыть. Нас могли бы спасти договора с Союзом, но девять из десяти сухопутных путей контролируют марионетки императора, а те, кто еще осмеливается вести с нами дела, вот-вот оборвут все сделки, боясь навлечь на себя гнев Визра. Одними налогами сыт не будешь – тем более что предыдущий год, по сути, мы потеряли, а этот выдался неурожайным.

– Пускай урожай и не радует глаз, но не сомневаюсь, что все до единого жителя с радостью пожертвуют лишнюю горсть зерна, дабы помочь родному королевству, – произнес Матиас, сделав вид, что не заметил, как Реджис скривился. – Что касается внешней политики – как раз сейчас я веду переговоры с послами Нирании, Гисса, Кетании и представителями Вольных Городов из Лоргардена и Верхнего Норра.

Реджис лишь хмыкнул, не сдержав кислой гримасы, но Моро вряд ли мог винить его в этом, и сам не до конца веря в то, что сможет добиться хоть какого-либо успеха. Первые – мелкие государства да небольшие княжества – скорее всего попросту пытаются усидеть на двух стульях разом, сохранив добрые отношения с Фриданией, но при этом и угодив императору, так что Матиас не мог и надеяться на мало-мальски выгодный союз. Так, подачки лишь для того, чтобы не потерять лицо. Что касается же Союза Вольных Городов, то они хотя бы не пытаются строить из себя порядочных людей, прямо заявляя о том, что выберут того, кто предложит более выгодные условия. И Моро не сомневался, что визрийцы с лихвой перекроют все его предложения – не золотом, так силой. Да, каждый из городов союза обладает мощной армией и высокими стенами – но спасет ли она от многотысячной рати императора? Вряд ли.

Еще какое-то время они обсуждали дворовые дела, куда более пустяковые, но все же необходимые. Матиас хоть немного отвлекся от тяжких мыслей, выбирая блюда, которые подадут в Проводы, да раздумывая, как рассадить гостей – к слову, Реджис показывал себя великолепным шпионом, но и со своими официальными обязанностями тоже справлялся блестяще – и вот Пти встал со стула, поклонился и выскользнул в коридор.

Едва за ним закрылась дверь, Моро тяжело вздохнул и потер виски, ненароком бросив взгляд на закрытое окно, за которым мир уже погрузился в густое черное варево тьмы. Подойдя к нему, еле слышно крякнув от боли, Матиас слегка приоткрыл ставни, впуская в комнату холодный ветер.

Он окинул взглядом раскинувшийся под замком город – вспыхивающие то тут, то там фонари свечи и факелы напоминали о старых легендах о блуждающих огоньках, заманивающих неосторожных путников на болотах. Видят боги – Матиас не просил взваливать себе на плечи ношу тяжестью в целое королевство… Но если такова божья воля – он донесет ее до конца.

Глава 4

… что же можно сказать о причинах, послуживших поражению Фридании?

Безусловно, первой на ум на ум приходит острая проблема со снабжением: привыкнув вести бой на своих землях, редкий командир задумывался о том, чтобы пред походом как следует запастись пропитанием, чистой питьевой водой, сухой одеждой, болтами и стрелами, одеялами, сменными лошадьми и прочими вещами, которые, быть может, на первый взгляд кажутся не столь важными, но без коих любая длительная кампания заранее обречена на провал. Тем более, что фриданцы, за многие годы не сталкивающиеся с серьезным соперником, были столь уверены в скорой победе, что надеялись вернуться домой еще до первых снегов.

Когда же война затянулась и армию Лоренса помимо имперцев начали теснить бесхлебица и морозы, немало людей сбежало именно из-за голода; прочие же были вынуждены приобретать еду у местного населения, а то и вовсе не брезговали открытым грабежом. Что уж говорить, многие крестьяне, едва завидев на горизонте знамена – неважно, зеленые или красные – спешили скрыться в лесах вместе со всем скарбом и скотом.

Также стоит отметить, как разительно отличался подход к организации войска – пока визрийская армия подчинялась строгой иерархии, во фриданской постоянно вспыхивали междоусобицы. Вассал, собравший под стяг несколько крупных копий, мог спокойно игнорировать приказы своего сеньора, который привел за собой меньшее число людей; а некоторые не стеснялись разбираться со старыми обидами прямо на поле боя, ударяя в спину кровных врагов или устраивая свару посреди лагеря.

Конечно, прибытие поддержки в виде Святых Мечей – хочу напомнить, что в те годы едва ли не каждый член ордена обладал незыблемым авторитетом – помогло королю навести какой-никакой порядок, но, увы, всем им пришлось убедиться на собственном горьком опыте, что даже этого было недостаточно.

Однако, время показало, что и у Визрийской империи дела шли далеко не так гладко, как могло показаться на первый взгляд…

Бруно Тош, «Война змеи и солнца»

Люди на площадь набились как сельди в бочку и все еще стекали ручейками с улиц и переулочков: босоногие сопляки, нищие, крестьяне с детьми, ряженые бабы под руку со своими содержателями и слугами, пузатые торгаши, менялы в зеленых кафтанах, сапожники, кровельщики и прочие мастера с учениками, неприметные типчики с быстрыми глазами и ловкими пальцами, вынюхивающие полные карманы и даже несколько святош.

Казалось, вся Мьеза собралась поглазеть на то, как несколько человек сегодня лишатся голов. Стефан бесцеремонно ткнул какого-то дылду в бок и спросил, в чем собственно обвиняют приговоренных. Тот бросил на него недовольный взгляд, видимо, боясь пропустить начало веселья, но все же, свистящим шепотом произнес одно слово: «Предатели».

Стефан вытянул голову и попытался разглядеть, что творится на помосте, но не смог ничего увидеть за спинами других людей. Оглядевшись по сторонам, он поплевал на ладони и без труда залез на ближайшее дерево. Не удивительно, что эта идея пришла в голову не только ему одному – помимо ветвей, опасно склонившихся к земле под гроздьями зевак, некоторые люди залезали на крыши домов или свешивались из окон.

На эшафоте находилось семеро, но казнить собирались лишь троих – вихрастого парня, толстяка и бородатого крепыша. Помимо бедолаг, чьи руки и головы были закреплены в колодки, на подмостках стояли: палач – огромный верзила в красном капюшоне сжимающий в бугристых руках топор, какой-то расфуфыренный франт (Стефану он сразу не понравился – похож на тощего индюка), прохаживающийся туда-сюда, короткостриженая девушка в белой хламиде – судя по медальону, Посвященная – и невысокий старик с крючковатым носом, то и дело промакивающий плешь платком.

Франт оглядел толпу («Да и пахнет от него, наверное, как от бабы») и с шумом прочистил горло. Спустя несколько мгновений он поднял руки к небу, призывая людей к тишине, и завопил надрывающимся голоском:

– Добрые жители Мьезы! Все мы знаем, что жизнь наша таит множество опасностей – леса и пещеры кишат чудовищами, колдуны отравляют колодцы и похищают детей, а шайки разбойников стерегут ваши денежки на ближайшем тракте. Но не меньшее зло притаилось прямо у нас под боком – да, да, милейший господин в синем камзоле! именно рядом с вами! – и зло это пытается столкнуть нас с пути истинного, скрывая свои помыслы под маской благочестия. Нечестивцы среди нас и получить они хотят ни больше, ни меньше – наши души!

По толпе прошел легкий гул, но Стефан лишь лениво зевнул. Он не какой-нибудь тупой пентюх, чтобы его впечатлили заумные словечки от подобного заморыша. Стефан не помнил, чтобы кто-то хотел заграбастать его душу (если она вообще существует – в подобных вопросах он соображал с трудом, это лучше спросить Мелэйну), но вот его задницу пытались слопать не единожды. Однако Стефан ни разу не слышал, чтобы хоть кто-нибудь беспокоился о спасении его седалища. Тем временем франт продолжил:

– Кто эти трое? Может быть, вы узнаете в них своих соседей, знакомых по кружке или даже друзей. Но не дайте себя обмануть! Они – гнусные предатели, – он скривился, будто даже произносить это слово было ему противно, – которые плели интриги против его величества Матиаса Моро – первого советника и королевского регента, сменившего на престоле погибшего короля Фридании всеми нами любимого Лоренса II Фабио, также известного как Лоренс Добрый, сына…

Из толпы разнеслось несколько криков, которые красноречиво и просто выразили мнение насчет «его величества первого регента», или как его там кликали. Стражники бросились было искать наглецов, но с тем же успехом они могли ловить блох в гриве кобылы. Некоторые зеваки поддержали крикунов, другие полезли на тех с кулаками, и площадь едва не захватила массовая драка. Подождав, пока стража не утихомирит особо распалившихся людей, «индюк» вновь закричал:

– Все они денно и нощно вносили смуту в наши ряды, пытаясь разъединить нас, ослабить, очернить доблесть нашей победоносной войны…

Услыхав его слова, Стефан не сдержал кривой ухмылки. Едва ли не две трети фриданского войска осталось гнить в земле от мечей имперцев, морозов, голода и болезней, а вернувшиеся представляли собой жалкое зрелище из калек, пьяниц и бродяг. Часть южных земель сожжены дотла или заняты визрийцами, а его корольничество Лоренс так и не вернулся с поля боя, оставив корону какому-то советничку. Действительно, такую войну иначе как «доблестной» не назовешь.

–– … призывали поддержать самозванца, смеющего называть себя королевским отпрыском, ставленником богов и законным наследником престола. А за измену лишь одно справедливое наказание, – франт замолчал и обвел толпу выпученными, как у жабы глазами. – Смерть!

Возгласы нескольких недовольных погрязли во всеобщем одобрительном реве. Может быть, кто-то недолюбливал «его величественного регента», не считал помершего Лоренса добрым или вообще чхать хотел, кто там греет задницу на троне (собственно, сам Стефан придерживался именно такого мнения), но хорошее зрелище любили все. Высокий мужчина, стоявший у дерева, где сидел Стефан, посадил своего малолетнего сына на шею, дабы тот ничего случайно не упустил, а задние ряды начали напирать на стоявших спереди, к недовольству последних. Едва франт умолк, как вперед выступил старик – достав из-за пазухи длинный пергамент, он откашлялся и забубнил:

– … Тибо Роше, его брат Джори Роше и шурин Сириль Норм… обвиняются в заговоре против короны, а точнее: оказание помощи мятежникам денежной суммой более сорока серебром каждый; подстрекательство к измене среди цеховых мастеров и подмастерьев; хуле королевского имени и отрицании законности его правления… суду были представлены доказательства… согласно словам мастера Матиу, мастера Гюстава и мастера Робера, что принесли пред судом и богами клятву говорить только правду… а также ознакомившись с расписками, подписанными рукой самого Джори Роше…

Он все говорил и говорил, запинаясь и отхаркиваясь, сбиваясь и начиная с начала. Толпа едва не уснула – признаться и Стефан начал клевать носом – когда старик, наконец, закончил свою речь словами: «… приговор – смерть всем троим через отрубание головы», и отступил назад, протирая вспотевшую голову. И вот слово вновь взял франт. Повернувшись к приговоренным, он произнес:

– Вы хотите покаяться перед смертью?! Признайте вину перед честным людом, – он обвел рукой толпу, – и быть может, вы заслужите прощение. Пускай не в этой жизни, но в следующей!

Молодой парень лишь громко всхлипывал, уткнувшись глазами в эшафот, толстяк рядом с ним обмяк, видимо потеряв сознание, а вот третий – крепкий мужик с густой бородой – попытался что-то сказать. Толпа притихла, а франт склонился над мужчиной, но вместо слов тот просто смачно харкнул ему прямо в рожу.

Стефан не мог не отдать ему должное – характер у бородатого кремень, ничего не скажешь. Хотя на плахе это уже не имеет никакого значения – храбрецы и трусы умирают одинаково, но первые куда более медленно и мучительно. Тем временем по рядам зевак прошла волна смешков и одобрительных выкриков – хотя пару мгновений назад все они жаждали увидеть, как здоровяк лишится башки (хотя думается, сейчас они хотели этого не меньше), но все же кое-какие симпатии своей дерзостью он явно заслужил. Франт вытащил из кармана платок и отошел от колодок, утирая красную и перекошенную от злобы харю. Подойдя к палачу, он шепнул ему несколько слов, на что тот ответил коротким кивком.

Жрица (Стефан не был уверен, но вроде это была та лярва, что говорила с Мелэйной) подошла к бедолагам – что-то бормоча себе под нос, она осенила каждого святым знамением, а напоследок поцеловала каждого в лоб. Закончив, девушка вскинула нос к небу и сошла с помоста, даже не взглянув ни на франта, ни на бугая в капюшоне.

Палач подошел поближе к толпе и поднял топор над головой. Стефан громко фыркнул – бугай видимо мнит себя жестким парнем. Рубить головы людям с закованными руками любой селюк сможет, посмотрел бы он на этого умника, выскочившего против какой-нибудь твари – обделался бы как миленький.

Сделав несколько шагов, палач взмахнул топором – и голова самого молодого из трех несчастных покатилась по покрытой засохшими пятнами древесине. Толпа довольно зашумела. Вторым на тот свет отправился толстяк – один удар и лысая голова упала с плеч, оставляя за собой кровавый след. Гул стал еще громче. Палач поднял топор в третий раз и – Стефан был уверен, что он сделал это нарочно – лезвие вошло лишь наполовину в шею бородача, плюнувшего во франта. Брызнула кровь, бедняга захрипел и задергался.

Парочка особо впечатлительных бабенок потеряли сознание, некоторые же, в спешке отвернувшись, рыгали на землю или на сапоги и штаны соседей, а то и свои собственные. Раздалось несколько неодобрительных криков и на эшафот полетели гнилые овощи, камни и прочий мусор. Зрелище зрелищем, но подобное уже чересчур – такое могли простить зеленому юнцу, впервые вышедшему проводить приговоренных в последний путь, но не опытному мастеру. Стефан сорвал с ближайшей ветки яблоко, куснул, и, высунув язык, запустил в сторону эшафота. К сожалению, бросок оказался так себе – яблоко даже не долетело до франта, разбившись об землю липкими кусочками.

Палач подождал несколько мгновений, взмахнул топором во второй раз и окончил жизнь несчастного. Франт смотрел за этим, не скрывая довольной ухмылки. Мерзкий типчик. Стефан не раз видал таких любителей разгребать дерьмо чужими руками – в сущности, именно на таких они трое в основном и гнули спины, очищая подлески, дороги и курганы от всякой херотени.

Стефан аккуратно слез с дерева и пошел прочь, с трудом продираясь сквозь переговаривающуюся толпу. Сцена казни немного отвлекла его от тяжелых мыслей, но теперь они снова заняли его голову. Он все еще немного злился на своих друзей, хоть и понимал, что они виноваты не больше него самого. Но казалось, их общая проблема волнует только его.

Признаться, после первой убитой твари Стефан был полон воодушевления, особенно когда они на пару с Джейми получили сотню благодарностей от того фермера (хоть и селюк, но оказался порядочным типом) а главное – весьма увесистый кошель, половину которого они спустили в таверне, добравшись до ближайшего города. Охмелевший Стефан уже представлял себе их будущее – убийство чудовищ, почести, золото и девки, так и норовящие прыгнуть к ним в постель. Может быть, потом они с Джейми даже соберут свой отряд – лихих парней, при виде которых любая образина, подвывая от ужаса, зароется поглубже в землю, а чародей притворится сельским фокусником.

А что на деле? Нет, конечно, чудищ и колдовства они получили сполна. Даже чересчур. Но вот насчет золота и почестей… Одна захолустная деревенька сменяла другую, иногда они ночевали под открытым небом дрожа от холода, жевали харчи от которых и свинья бы отвернула рыло, вместо благодарностей получали проклятия и брань, а те монеты, что доставались им потом и даже кровью, таяли быстрее, чем успевали осесть в их карманах.

Вот Джейми казалось, подобными мыслями себе голову не забивал. Стефан ни разу не слыхал от него ни слова жалобы – ну, это понятно, он-то привык махать мечом по колено в дерьме и крови, особо не спрашивая, зачем это вообще нужно. Что взять с солдафона, хоть и бывшего – может быть, ему даже нравится подобная работенка.

Вот что действительно удивляло Стефана так это то, что с ними до сих пор оставалась Мелэйна. Он легко бы поставил и золотой на то, что жричка сбежит после первой охоты и осядет в ближайшем городке возносить молитвы и исцелять богатеев – но не тут было. Она мужественно терпела все лишения и лезла с ними в любое пекло, а иногда даже уговаривала их уничтожить какую-нибудь тварь задарма – чудачка, что с нее взять.

Покинув площадь, Стефан в задумчивости застыл посреди улицы в размышлениях, чем бы ему заняться. Можно было вернуться в корчму – но, как не удивительно, пить ему пока было неохота, да и к тому же, он хотел немного побыть один. Один ли? Хотя… Карман приятно тяготили монеты – несколько серебряных да чуток меди – и Стефан решил пойти туда, где всегда можно скрасить трудные моменты жизни.

Но для начала это самое место нужно было найти. Несмотря на то, что было еще не так поздно, улицы опустели – лишь какая-то старуха катила тачку с тряпьем, да пара сопляков возилось в пыли. Повертев головой, Стефан заметил спящего на земле нищего с перемотанной культей. Наградив его несколькими пинками, Стефан смог разбудить полупьяного бродягу и получить от него запутанные объяснения, как добраться до общего дома. Кинув забулдыге монетку на прощание, Стефан, посвистывая, направился вниз по улице, освещаемой свечными фонарями.

Признаться, Мьеза ему нравилась – во всяком случае, дерьмо с улиц тут хотя бы пытались убирать, а в кружке, которую ему принесли в харчевне, пива было все же больше, чем воды. Да и домишки ничего – аккуратные, с покатыми крышами, отделанными черной или красной черепицей. Все же лучше покосившихся деревянных хибар, видом которых он успел наесться по самое не хочу. Стефан свистнул вслед проходящей мимо девицы с аппетитной попкой, но та даже не обернулась. Городская недотрога. Да и хер с ней. Неплохо было бы кинуть тут кости до весны – но где взять денег? Даже утянув пояса, монет им хватит до конца месяца, не более. Ладно, этим вопросом можно озадачиться завтра – глядишь, втроем до чего-то да докумекают.

Он уже подумал, что заплутал, когда наконец-то вышел на нужную улочку. Дома на ней не сильно отличались от прочих строений в жилых кварталах, но вместо фонарей или сохнущего белья возле окон с закрытыми ставнями висели какие-нибудь разноцветные тряпки, а на стенах красовались грубые изображения цветов, накарябанные мелом или углем.

Тут Стефану пришлось пораскинуть мозгами, думая, в какой из домов ему лучше податься. Дело хитрое, требующее опыта и толики удачи. Он знал, что на красные тряпки даже смотреть не стоит – девки там, как правило, самые хорошие, молодые да умелые, вытворяют ого-го, но берут как за ого-го-го-го. С другой стороны, бордели с черной тканью обычно населяли пускай и потрепанные жизнью, зато дешевые шлюхи. Помнится Безносый – негласный главарь банды Висельников – тоже продешевил в юности, за что и заработал свое прозвище. Упокой боги его душу, как говорит Мелэйна. Хотя вот у Безносого ее точно не было – более жестокого ублюдка Стефан в своей жизни еще не встречал.

Он невольно вспомнил его каркающий голос: «Головастик Стеффи, – он ненавидел это прозвище, но пререкаться с верзилой было себе дороже; нрав у него был как у ужаленного в яйца быка, – вот тебе еще один урок: никогда не скупись на шалав и перед тем, как пустить в ход кожаный меч, загляни бабе под юбку». Да уж, Безносый был буквально напичкан различной житейской мудростью: от того, как распознать набитый кармана какого-нибудь доходяги с первого взгляда, до того, куда лучше метить, чтобы уронить того же бедолагу с одного удара.

Вспомнив о Безносом и Веселых Висельниках, Стефан невольно потер правое предплечье, где под рукавом красовался полукруглый шрам от ожога – выводить метку банды оказалось куда больнее, чем ее наносить, но чего вспоминать былое…