Леди Горничная

В первом плечом к плечу застыли командор-северянин и степняк. Растопыренные пальцы командора оплетала цепочка армейского артефакта – не маг, плохо. От артефакта разлетались огненные искры, сплетаясь с золотистыми, будто песчаными, струйками над ладонями степняка. Шаман, хорошо. Слабый шаман, плохо.

Темная волна по-змеиному качнулась – и взвилась к потолку вагона, норовя обрушиться сверху. Второй ряд вскинул руки – щит, достроенный серебряной изморозью и вихрем зеленых листьев, завернулся, накрывая нас куполом.

– А-ссшшшш! – темная волна отхлынула назад и снова ринулась на приступ.

– Стюард хоть добрался до дорожников? – кряжистый дядька-ротмистр во втором ряду заковыристо ругнулся с характерным прононсом обитателя столичных трущоб.

– Капрал с ним пошел, он доберется… – пробормотала целительница. И тут же исправилась. – Добрался!

Поезд по-змеиному изогнулся, потом сложился пополам. За окном промелькнул похожий на сверкающую призму вагон первого класса – видны были даже перекошенные ужасом лица приникших к стеклу пассажиров!

– А-а-а! – нас швырнуло об стенку, прозрачный полог щита затрепетал, стреляя разрядами сырой силы безликим в морды, мигнул и пропал. Пучок щупалец, извиваясь, ринулся на нас – и сгорел в сгустке белого пламени из рук целительницы. Смертельно побледнев, та рухнула на пол.

– Вертел им в зад и об стенку! – наскоро латая щит, орал командор.

– А-а-а! – нас снова шарахнуло об стенку – поезд опять сложился, нас швырнуло в другую сторону. Вояки, раскорячившись крабами, кое как удержались. Дорожники разворачивали поезд… только вот если демоны сметут нас раньше, всем вагонам позади нас – конец!

– Не пойдет! – я выпихала тело целительницы из-под ног, и на четвереньках полезла в узкое пространство между вторым и первым рядом.

– Какого? – рыкнул ротмистр, когда я оттолкнула его ногу.

– Цыть! – рявкать в ответ, когда копошишься у мужика под ногами, не очень удобно, но у меня опыт большой, разнообразный. – Ты и ты… – я ткнула в ротмистра, и в лейтенанта. – Руки сюда! – и выдернула из прически две длинные толстые шпильки с черными, зловеще поблескивающими остриями.

Кажется, именно эти вот острия и убедили их послушаться. Я уже говорила, что люблю наших военных? И от большой этой любви я вогнала им булавки прямиком в вены. Ротмистр зашипел, мальчишка-лейтенант застонал…

– Раз… два… – считала я, глядя как полые желобки в булавках заполняются кровью.

Темнота снова ринулась в атаку. Накатила тугой волной, ударила в искрящий щит, заставляя его прогнуться, и растеклась, покрывая сплошной пленкой. В вагоне мгновенно стало темно – и без того тусклые лампы под потолком гасли, будто что-то выкачивало из них свет, навалился холод, по стенам зазмеились то ли плесень, то ли изморозь… Только щит продолжал сиять, но это свечение тоже меркло.

– Три! – я выдернула наполненные кровью шпильки и принялась чертить на полу. – Раз… два… три…

Щит мигнул – изо рта у меня вырвался клуб пара, а леденящий холод сковал пальцы.

Командор снова выругался – щит восстановился.

– Четыре…

Щит опять мигнул. Безликая морда взмыла над головами командора и степняка и, кажется, с любопытством глядела: что я там делаю? Мое тело застыло, руки оледенели…

Командор выругался совсем грязно – щит восстановился.

– Пять! – я вычертила в середине сдвоенный символ. Рекорд скорости на экзамене в Академии только что был побит!

Мрак ударил в щит, гладкие морды надвинулись, заколыхали щупальцами, щит начал прогибаться…

– Силу! Сюда! – рявкнула я, и ротмистр с лейтенантом послушно ударили: обычный для севера лед и неожиданная для выходца со столичного дна зеленая сила природника потекли по линиям пентаграммы, собрались в центре, слились и вспыхнули, двойным столбом ударив в потолок.

Щит лопнул. Щит возник – зелено-голубой, словно спрессованный из листьев, перевитых прожилками льда. И вдруг стало тихо. И холод пропал. И лампы загорелись.

– Фух! – я плюхнулась на пол посреди вагонного коридора, безжалостно сминая кринолин и неприлично растопырив ноги. А, плевать!

– Сколько продержится? – прохрипел командор, окидывая взглядом новый щит. В прозрачных ледяных «окошках» то и дело сгущалась тьма – безликие демоны искали проход.

– Понятия не имею, – пожала плечами я. – Если б я знала их силовые характеристики… – я совершила очередную неприличность, ткнув пальцем сперва в ротмистра, потом в лейтенанта. – Высчитала бы до минуты, а так… Или дорожники выведут поезд, или нас сожрут. Так или иначе, скоро узнаем.

– Веселая… дамочка… – прохрипел ротмистр, приваливаясь к стене. Из пробитой шпилькой вены текла не кровь, а тонкая струйка зелени. Вливалась в пентаграмму, прокатывалась от зубца к середине, сталкивалась с льдисто-голубым потоком силы из вены лейтенанта, и откатывалась обратно к зубцу. И снова, и снова…

– Самовосстанавливающаяся пентаграмма? – приподнимая веки, прохрипела целительница. Я кивнула. – У нас есть шанс! – выдохнула она и снова обмякла у стены.

Я промолчала. В моей пентаграмме одна сила подпитывает другую – если есть что подпитывать – и держится она намного дольше обычной, односиловой… Но вахмистр с лейтенантиком, увы, на архимагов не тянут: вон, один побледнел, а второй и вовсе к стене привалился… Хотя сил у них все равно больше, чем у меня!

За уцелевшими окнами вертелся хоровод пустых лиц – безликие демоны заглядывали в окна, щупальца тьмы оплетали вагон, скребли по крыше, неслышно, но ощутимо, будто прямо по душе ледяными когтями. Один безликий завис в окне и пялился на меня, точно запомнить хотел.

Командор посмотрел на него, хмыкнул и отвернулся.

– Гарнизон-командор города Приморска Улаф, из алтарного рода лордов Рагнарсонов, третий пехотный полк генерала Барнса, – хриплым голосом разбивая нависшее молчание представился он. – Лейтенант Сигурд, рода Барнкулданс, ротмистр Ка Хонг, ротмистр Мамочка… э-э, Мамовски… лейтенант службы целителей Гюрза…

– Это фамилия, – не открывая глаз, пробормотала целительница.

– За отличную службу награждены поездкой на техно-магическую выставку. Возвращаемся к месту дислокации.

– Хреново-то как возвращаемся! – выдохнул Мамовски и закусил ус – глаза у него побелели от боли.

Ой, плохо-плохо-плохо…

– Мамочка, здесь дамочки!

– Это Гюрза-то? – блекло усмехнулся ротмистр.

– Летиция де Молино, – строго по этикету наклонила голову я. Сидя на полу, да еще в платье с разрезанным рукавом и прожженной в кринолине дырой, смотрелось не очень… вот пусть об этом несоответствии и думают, а не о том, что волны, катающиеся от одного зубца пентаграммы к другому, начали заметно стихать, а струйки силы, тянущиеся от армейских магов, превратились совсем уж в ниточки.

Вояки продолжали вопросительно смотреть на меня.

– Они хотят знать, у кого вы служите, – эхом отозвалась целительница.

– У лорда Трентона.

Вояки озадачились.

– Горничной… – уточнила я.

Они озадачились совсем, но вопросов не последовало – командор покосился на пентаграмму, и принялся снова наматывать цепочку артефакта на пальцы. Лопнет мой щит, они со степняком снова поставят свой, но очень скоро артефакт истощится, и тогда счет пойдет на секунды. Поезд мчался сквозь черноту Междумирья. Зависшая в окне морда вдруг… Ее словно ножом прорезали! Четко вычерченный полукруг возник на месте рта – как на детских рисунках! Сердце гулко бултыхнулось где-то в горле… и я поняла, что тварь – улыбается! Треклятый демон ухмылялся, пялясь мне в лицо!

Послышался тихий треск. В наступившей тишине отчётливо слышно было: хрусь-хрусь… чавк-чавк… Будто чьи-то челюсти грызли щит с той стороны. На измазанный кровью пол тонкой струйкой посыпалась ледяная крошка – и снова стало нестерпимо холодно. Зелено-ледяная сила заметалась по пентаграмме, как мышь, удирающая из-под лап кота, и… пшшшш! Погасла.

– Дзанг! – трещины располосовали щит на ломти. – Бдзын! – и он осыпался, мгновенно истаивая в воздухе.

Песчаный щит раскрылся снова, с размаху приложив по безглазым мордам ринувшихся на нас демонов. Заискрил, плюясь языками племени и песчаными смерчами.