Белокурый. Король холмов

Болтон и Гилноки обменялись долгим взглядом, и многое было в нем: и старинное знакомство, и не менее старинная неприязнь, и обоюдное уважение к сильному противнику… затем Болтон кивнул и вернулся к племяннику – пора было приносить присягу.

Это было странное чувство – почти как то, что Патрик испытал в своем первом бою, в тупике на Коугейте – момент глубокой подлинности, словно долгая череда лет, усилий, учения, складывась, сковываясь в одну цепочку, вела его именно к этому часу, сюда, в сердце самой кровавой долины Шотландии. Он был рожден для того, чтобы быть здесь – и он здесь. Руки Патрика Хепберна Болтона, тридцатишестилетнего мастера Хейлса, следующего за ним в роду, легли в его ладони, и коленопреклоненный дядя начал говорить громко, медленно и отчетливо, склонив косматую, черную с проседью голову:

– Я, Патрик, мастер Хейлс, лорд Болтон, приношу тебе, Патрик, граф Босуэлл, лэрд Лиддесдейл, во всякий день и час моей жизни свою верность и свой меч, буде приспеет у тебя в нем нужда, и прошу у тебя милости в моей службе, и приму от тебя казнь в моей измене. Во имя Отца, и Сына, и Святого духа – да будет так. Аминь!

Босуэлл кивнул, поднял его, обнял, протянул чашу – пригубить в знак в приязни. Чуть заметная улыбка скользнула в бороде Болтона, и его медвежие объятия были куда крепче ритуальных. Сейчас, на глазах у всей Долины, совершалось то, ради чего он был хранителем Караульни почти двадцать лет – власть переходила к главе рода, к законному наследнику. За ним следом на колени опустился лорд Ролландстон… за ним вслед пошли под присягу капитаны Болтона, люди его семьи, кинсмены без числа, арендаторы, рейдеры своры Хермитейджа, и, конечно, те, ради присяги которых и затевалось все это – представители равнинных семей Средней Марки. Белокурому Босуэллу, как хранителю и королевскому лейтенанту, присягнули Робсоны, Крозиеры, Никсоны, Принглы, Янги, Бернсы, Дэвидсоны, Рутерфорды, Тёрнбуллы… Каждого лэрда волынщики Хепбернов приветствовали вариацией на его пиброх. Лорд Джон Максвелл вышел среди остальных, отдельно и во всеуслышанье приветствовал пасынка, как друга, соседа и лэрда Лиддесдейла, а за ним поклялись в дружбе и Беллы. Сэр Эндрю Керр Фернихёрст, тяжелую челюсть которого свело от неприязни к мальчишке, занявшему его место, сдержанно выразил свою радость от того, что в Хермитейдж-Касле снова появился Босуэлл… подписи под бондом в руках Джибберта Ноблса все множились и множились, большая часть, правда, была вписана самим Ноблсом, а знаменитые рейдеры, могучие приграничные лорды в подтверждение своей доброй воли рисовали крест или птицу рядом со своим именем. Даже Бранксхольм-Бокле, с усмешкой, гуляющей на хищном лице, подобно лунному свету на стальном клинке, пообещал молодому графу свою прославленную дружбу… И только Джонстоны наблюдали издалека – Хранителю Средней Марки ни к чему ждать присяги и подписи под бондом от них, уроженцев Западной.

Внезапно волынки выдали несколько тактов «Хей, Армстронг!» – и Джон Гилноки вышел вперед, к помосту Босуэлла. Лорд Болтон лихорадочно пытался сообразить – зачем именно, кроме как для оскорбления или смуты, ведь Армстронги не собирались подтверждать свою лояльность… ему не хотелось верить, что Черный Джон открыто затеет свару, но наглости тому было не занимать, и…

– Не подавай ему руки! – шепнул Болтон племяннику, – они не присягнут!

Но Патрик, разумеется, тут же сделал все наоборот.

Лэрд Лиддесдейл протянул обе руки навстречу именитому налетчику.

У лэрда Гилноки было несколько секунд, чтобы принять эти братские, хотя и ритуальные, объятия Босуэлла, но он не шелохнулся. Еле уловимый холодный огонек мелькнул в глазах Белокурого, и ровно за мгновение до того, как этот повисший жест стал бы нелепым, левая рука графа, выполнив изящную дугу, опустилась на пояс, а правая – на рукоять даги… Никто, кроме непосредственных участников сцены, так и не понял – предложил ли Босуэлл вначале дружбу Армстронгам или сразу выдал предупреждение.

Джонни Армстронг из Гилноки улыбнулся, низко поклонился лэрду Долины, развернулся к нему спиной и вышел в сопровождении своих людей.

Джон Максвелл, наблюдая все это, мрачнел с каждой минутой.

В обозримом будущем намечалась резня.

– Не вижу Армстронгов, Маршаллов, Эллиотов, – хмуро перечислял Болтон. – Вот тебе и ответ, чем надлежит заняться в ближайшие дни…

Лорды-братья переговаривались над головой своего лэрда, словно между собой, но он-то знал, что разговор ведется непосредственно для него.

– Армстронги – они же «конченые», – возразил Ролландстон, – с чего ты ждал, что они появятся? Да еще в присутствии Троих Больших – Бранксхольма, Максвелла и Фернихёрста… Гилноки поводил носом да и был таков. Чуть не оконфузил нашего лэрда на присяге. Маршаллы от века якшаются с Армстронгами со Спорных земель, понятно, почему их нет. И мастер Лохвуд, сукин сын, уже увел добрую часть своих, оставил только три десятка соглядатаев за Максвеллами.

– Эллиоты, между прочим – копьеносцы Бранксхольма, могли бы и приехать, раз сам сэр Уолтер здесь.

– Ну, кое-кто из них тут был, положим, – отметил лорд Уильям. – Я видел младшего из троих братьев Эллиотов, тех, что из Парк-тауэр… шнырял тут в толпе, потом исчез из виду незнамо как. А вот Керр Кессфорд не приехал, хотя ведь зван был, скотина.

– Вестимо, раз Скотт Бранксхольм здесь… они же кровники, тут бы и перемирие не спасло. Фернихёрст прибыл – и того довольно.

– Постой, дядя Болтон… – вмешался на конец в их беседу сам граф, – если Керры кровники к Скоттам до такой степени, что им и на перемирие плевать, то почему Керр Фернихёрст все-таки здесь?

– О! – отвечал Болтон с усмешкой. – Во-первых, Фернихёрст как-никак – бывший хранитель Марки, он не мог не прибыть, надо же подтвердить свою лояльность королю… да и на тебя поглядеть ему любопытно. А во-вторых, две эти ветки Керров, Кессфорды и Фернихёрсты, даже с друг с другом-то бывают в кровной резне… Левши – такие черти, что их и родство не смущает.

– Зато есть незваные гости… – сказал вдруг Ролландстон, – смотри-ка…

– Кто? – переспросил Белокурый.

– Хоумы прибыли, вот кто.

– Интересно, – приподнял бровь хозяин дома, вглядываясь туда, где от входа в холл толпу расклинивали люди, облаченные в то же сине-серое сукно, что и плащ у его сестры Джен. – Интересно, зачем им это понадобилось…

Джордж Хоум, четвертый лорд Хоум, был младший брат покойного отчима Патрика, Александра, и, соответственно, дядя Дженет Хоум, так давно отданной на попечительство матери, что собственная семья едва ли вспоминала о ней. Видный, довольно красивый мужчина лет тридцати пяти, но красота его была глуповата, а выражение лица – неприятно своей надменностью. Также он славился тем, что его, как всякого Хоума, заносило в спорах, в результате чего лорд Джордж почти постоянно пребывал хоть с кем-нибудь, да во вражде. Поначалу он довольно любезно привествовал хозяина дома, был также любезно принят графом, на том дело и кончилось. Более того, его люди с готовностью поучаствовали в сборе команд для игры в ба. Присяга была завершена, за ней должны были последовать относительно мирные развлечения, по своей интенсивности слабо уступающие военным действиям – для Приграничья, впрочем, дело вполне обычное. Желающие размять застоявшиеся мышцы делились на две команды сообразно вкусам и предпочтениям, зеленые или синие повязки на рукаве, «Вереск» или «Чертополох». Размер команд был ограничен только численностью желающих, и сошлись, в основном, два больших рода – Максвеллы против Скоттов, все прочие выбрали команду, исходя из собственных симпатий к этим двум. Пока шел разбор игроков, мужчины беззлобно задирали друг друга и обменивались шуточными тумаками. Несколько настоящих тумаков тут же были отмечены и пресечены зорким Оливером Бернсом, и драчунов, чтоб охолонули, просто выкинули с берега в заводь Килдера на Хермитейдж-уотер. Патрик, глядя на всю эту подготовку, ощутил зуд в ногах – он здорово устал, изображая из себя неподвижный символ власти, и с удовольствием присоединился бы к играющим. Но на всякий случай уточнил у Болтона:

– Графу положено принимать участие?

– А ты хочешь? – удивился Болтон. – Вообще-то эта штука для простолюдинов… мы с Уиллом гоняли ба только среди своих, и то нечасто, чтоб лица не уронить. Мы же все-таки сыновья великого лорда-адмирала Шотландии…

– Ну, это меня пока мало беспокоит. У меня еще столько лица не наберется, чтоб бояться его ронять.

– Послушай, Патрик, хотя бы не сегодня. Если ты не хочешь, чтоб тебе разбили рожу при всем честном народе и трех Хранителях Марок…

– Ну, ладно, дядя, ладно! Но что мне делать-то тогда на поле для хендба?

– Судить!

– Отлично. Какие правила?

– Вообще-то тут одно правило – хватай мяч и беги. И вали тех, кто тебе мешает это делать.

– Очень жизненно. А как вы считаете очки?

– Голы, – поправил лорд Болтон. – Значит, так. «Вереск» получает гол, если проведет мяч за вторую линию рвов, за берег Зеленого ручья. «Чертополох» получает гол, если ему посчастливится закинуть мяч за стену овчарни на берегу Хермитейдж-уотер…

– Так ведь там нет овчарни!

– Так в том и закавыка! Но она там была, вон, посмотри, еще ямы от стенных столбов видны…

– Отлично, – повторил Патрик со смешком. – Доколе считать?

– Ну, – Болтон чуть поразмыслил. – Думаю, что до десятка пленных с каждой стороны, и пять-шесть сломанных ног – тоже вполне достаточно! И следи, чтоб смертоубийства не было… могут попытаться, под шумок-то. Особливо Керры…

И с этим жизнеутвердающим предсказанием, оставив графа с выражением изрядного изумления на лице, дядя отправился открывать игру.

– Ребятки, готовы? – нестройный рев был ответом бывшему хранителю Хермитейджа. – Начали!

Высоко в небо, поброшенный его могучей рукою, вылетел небольшой кожаный мяч, набитый шерстью, украшенный цветными ленточками, чтоб было видно издалека. И справедливость дядиной просьбы «только не сегодня» лезть в игру граф оценил, когда Патрик Болтон, далеко не хрупкой комплекции, рослый, крепкий, почти грузный в теле тридцатишестилетний боец, с неожиданной прытью, петляющими бросками, как заяц, стал уходить от огромного комка тут же сбившихся в свалку за мяч игроков. А ком все нарастал – рейдеры запрыгивали на спины друг друга, ныряя сверху в кипящую человеческую лавину, перекатывающуюся от одного конца поля на другой. Над схваткой летали такие метафоры, что становилось понятно, почему эти люди всю жизнь живут под церковным отлучением, нисколько его не боясь. Время от времени муравейник выплевывал кого-нибудь – с вывихнутой рукой или разбитой челюстью, особо ретивых ухватывали покрепче и относили за кромку поля, в «пленники». Граф Босуэлл, стоя на гребне оборонительного вала, старался окинуть взором всю картину игры, но обстоятельства боя за мяч менялись каждое мгновение. В ходу были обманные ходы и уловки – к примеру, один из Скоттов, спрятав мяч под курткой, довольно долго крался в сторону невидимой овчарни, пока его не разоблачили, попутно наградив проломленной головой… Болтон, Ролландстон, Джон Бинстон и Оливер Бернс по четырем сторонам поля следили за тем, чтоб не было бесполезных, неигровых драк.

– Уордлоу! Гол! – неистово орали болельщики Максвеллов. – Гол Скоттам за Зеленый ручей! Гол «Чертополоху»! Эй, где ваша луна?!

– Скотты вышли! – вопили им в ответ с не меньшим воодушевлением. – Лорды-судьи, гол «Вереску» – был бросок за овчарню!

Перевес по очкам клонился то к тем, то к другим. Обе фамилии славились умелыми и жесткими игроками и стояли насмерть – как-никак, ба позволял выпустить пар совершенно мирным образом, не считая легких телесных повреждений. Тяжелыми повреждениями, как после пояснил Болтон, считались только несовместимые с жизнью. И, насчитав с десяток сломанных ног и шесть разбитых голов, пятнадцать пленников у Максвеллов и двенадцать у Скоттов, лэрд Лиддесдейл подал голос к окончанию хендба:

– Победа «Вереска», ребята! Остановились! С этой минуты тумаки не в зачет!

И одобрительный гул голосов над полем смешался с разочарованным.

Ближе к концу игры внимание Патрика привлекла явная свара, разгорающаяся на конце поля, откуда лорд Джон Максвелл наблюдал за успехами своих людей. Рядом с цветами отчима он разглядел серо-синий плащ Хоума, и неприятная догадка посетила его… широкими шагами, перепрыгивая через рвы и дренажные канавы, граф Босуэлл направлялся к спорящим. И успел вовремя. Лорд Джордж уже отвечал криком на увещевания сдерживающегося из последних сил Хранителя Восточной марки…

– Скажите прямо, вы придерживаете у себя девчонку, чтобы прибрать к рукам ее денежки и выдать замуж за своего! А, может, уже и подложили кого к ней в постель? Этого вашего похотливого мальчишку? Чтобы порченый товар точно остался при вас?!

Лорд Максвелл хватанул воздух ртом и побагровел: