Стена. Иллюзия одиночества

– Кукан тебе будет, чёрт бородатый, – рыбак бросил сломанную ветку Виктору.

– От твоей рыбы, Алексеич, не откажусь, – он принялся насаживать на гибкий прут двух больших судаков.

– Картины твои, Виктор, люди говорят, мудрёные шибко. Женщин обнажённых малюешь с птичьими головами?

– Малюю, Алексеич, портреты актёров и политиков, но бывает и модерн.

– Судить не стану, твоих картинок не видал, а Репина ты вспомнил верно. Рисовал для народа… Вот ты толковал, зимой в Италии любишь жить. А я без Волги–то, без ядрёных морозов не смогу. Из баньки выскочишь да в сугроб. Воздух трещит, пар от тебя столбом к звёздам. Жуть, как хорошо! – говорил рыбак, вытаскивая из лодки сеть, но Виктор его уже не слушал.

Вёсла!.. Два красных весла лежали на песке около рыбацкой лодки. В другое время они могли бы привлечь художника как превосходная натура для этюда, но сейчас Виктор ушёл в мыслях в иное пространство. Он вспомнил незнакомку.

– Понаехали к нам из города эти, как их окрестили ещё при Борисе, новые русские. Все одного покроя! – продолжал рыбак. – Понастроили дома и коттеджи. Деньги вкладывают в землю. А в неё душу надо вкладывать. Ты, чёрт бородатый, – художник, с тебя другой спрос. Скажу тебе, что место для своего жилища ты выбрал на этом берегу зря. Проклятое оно! Полвека назад недалече отсюда церковь затопило – кресты торчали над Волгой. Серёга мой слышал с месяц назад, будто колокол бил под водой.

– Алексеич, а ты сегодня никому не давал свою лодку? – перебил рыбака Виктор.

– Лодку и жену не даю никому! А что спрашиваешь?

– Утром тут плавала красивая девушка на синей лодке.

– Вчера её видал. Краля городская. А сегодня только чайка кружила, да ласточки, видишь, юркают над водицей. Грозу жди после полудня.

– Грозу? На небе ни облачка!

– А ты глянь на запад! Горизонт кучерявится. Ну, будь здоров, нам за работу…

Виктор направился по тенистой тропинке к спрятавшемуся в лесной зелени двухэтажному особняку, железную крышу которого и башню с часами хорошо видно со стороны Волги, если плыть на катере или яхте.

Несомненным модернизмом странного строения была башенка с механическими часами, завершающая боковую пристройку к дому – флигель, из незатенённого окна которого молчаливо взирала на широкую лужайку гипсовая голова Лаокоона. Башенку с часами уравновешивала с другого края крыши телевизионная спутниковая антенна.

Глава 2

Пробуждение музы

– Доброе утро, Виктор! Водичка сегодня тёплая?

– Доброе утро, моя дорогая Вероника! Вода тёплая и чистая, как божественная слеза, – мужчина бодро вбежал на летнюю веранду и театрально поцеловал стройную миловидную женщину. Она с ласковой улыбкой расставляла на круглом столе чашки:

– Тебе чай или кофе?

– Кофе и чизбургер!

– Сегодня ты с уловом. Сам поймал или это награда самой Афродиты? – в её ясном взгляде сияла утренняя свежесть полевых ромашек.

Виктор поднял кукан с рыбой над столом:

– Эти судачки – награда моей возлюбленной.

– Осторожнее, Виктор! Положи рыбу на лавку.

– Это же награда за твою любовь, Вероника!

– Хороша награда, с которой придётся немало потрудиться!

– Дорогая, зато истинная награда ждёт повара в потоке хвалебных восклицаний.

– Вот восклицаниями и наполню твой бокал.

– И добавь ложечку сладкого, к примеру: «Влечение к тебе неодолимо и скрашивает мне все эти дни…» – Виктор блаженно растянулся на пестром диванчике под навесом просторной веранды и стал всматриваться в акварельную лазурь неба, разлитую над кронами деревьев.

Раннее солнце настойчиво пробралось сквозь смолистую хвою сосен, подсвечивая стволы, скользнуло по веткам, вырвалось сверкающими снопами на простор лужайки и, попав на скатерть стола, разыгралось бликами на гладком фарфоре изящного чайничка. Заглянуло в чашку с дымящимся напитком и бросило туда золотую монету.

– Однако, где всё наше лесное общество? – спросил Виктор.

– Общество в последней стадии пробуждения, – ответила Вероника. – Ты пригласил гостей, которые, видимо, приехали для того, чтобы отоспаться. Это какое–то царство изнеженных тел.

– Когда-нибудь я напишу картину «Борьба изнеженных тел с гидрой сновидения».

– Нет-нет, дорогой Виктор! Эту борьбу можно отобразить только в камне! – послышался густой бас, и на веранду вышел мужчина крепкого сложения с тугим животом. Потянувшись, он громко запел известную арию: «А–а–а– о–о… Кто–о–о может сравниться с Матильдой моей…» В широких джинсовых шортах и в белой майке с вышитым на груди цветными нитками словом «PARIS», он напоминал импозантного туриста. Не хватало дорогого фотоаппарата, но этот недостаток заменяла густая шевелюра с проседью, стриженая борода да золотой перстень с большущим чёрным камнем.

– Всем привет! – не задерживаясь на веранде, здоровяк вышел на лужайку, поднял руки и заголосил ещё громче. Казалось, он хотел поймать солнце, пробившееся через деревья.

– Браво нашему скульптору! Осталось найти мраморную глыбу и размолотить её на куски. Это и будет повергнутая гидра сновидения, – ответил Виктор.

– Виктор, дорогой! Ты прав! Тут нужна не кисть, а кувалда и железные бицепсы, – ответил толстяк, подсаживаясь к столу. – Кофе по утрам пьют лирики, а истинные громилы-гиганты каменных шедевров предпочитают сотенку граммов коньяка с лимончиком. Вероничка, наше зеленоглазое солнышко, приготовь каменотёсу двойной чизбургер с божественной улыбкой.

– Алексей Григорьевич, вы уж выбирайте что-то одно. Улыбку или чизбургер.

– Вероника, ты само очарование! Виктор, ты недооцениваешь острый ум своей супруги.

Вероника живо поддержала новую тему:

– Мужчины недооценивают женщин. Вечно носятся со своими проблемами, забывая, что именно женщины бессонными ночами растили этих неблагодарных гениев.

– Ha-поди, верное замечание! – пробасил Алексей Григорьевич.

– Милая моя, но именно творец так устроил мир! – продолжил Виктор.

– Да, в Библии сказано, что женщина сотворена из ребра Адама, и все мужчины зацепились за это, обосновывая своё превосходство, – горячилась Вероника, но трогательная простота не сходила с её миловидного лица.

Толстяк вновь наполнил рюмку.

– Нет, право, Вероничка, ты просто Мадонна, очищающая нашу бородатую расхристанность! Виктор, срочно напиши картину «Мадонна и два бородатых чудовища».

– Почему же два? Три, Алексей Григорьевич! Вы забыли Генри! – воскликнула Вероника.

– Эту жиденькую чеховскую бороденку ты хочешь записать в чудовища? – удивился скульптор.

– Вчера вечером Генри поглощал шашлык с яростью доисторического бронтозавра. И пообещал утром почистить кастрюли и шампура. А сам спит и в ус не дует. Это просто чудовищно! – с улыбкой произнесла женщина.