– Отставить! Не стрелять! Подпустить их на полвыстрела!
Прошло добрых четверть часа, пока атакующие колоны преодолели половину дистанции, отделяющей их от англичан.
– Лейтенант Гаррисон! Задайте жару!
– Расчеты готовьсь! Огонь!!!
Первый же залп привел к ошеломляющим результатам. Ядра врезались в слонов, в гущу малоподвижной конницы – дикое ржание и рев искалеченных животных смешался с предсмертными криками покалеченных, раздавленных наездников.
– Готовьсь! Огонь!!!
Фонтаны грязи от разрывов смешались с кровью, кишками, оторванными конечностями людей, коней, слонов. Но туземцы продолжали движение вперед. Втаптывая в грязь своих раненных и убитых, наступающая лавина преодолела уже три четверти пути и готова была смести все на своем пути. Уже не нужна была подзорная труба, чтобы видеть искаженные от ярости лица туземцев, отчетливо слышны были полные ненависти крики – казалось, что самая жуткая расправа, какую лишь можно придумать, близка и неотвратима.
В этот критический момент полковник взял управление огнем на себя.
– Орудия готовьсь! Солдаты – ружья на изготовку! Первая шеренга цельсь! Одновременно, по моей команде… Огонь!!!
Противник остановился, наткнувшись на стену огня полутысячи ружей и восьми пушек. Первые ряды конницы и половина выживших в этой мясорубке слонов остались без наездников.
– Орудия готовьсь! Вторая шеренга, передать ружья первой, снарядить разряженные! По моей команде, первая шеренга, пушки… Огонь!!!
Слоны и кони вставали на дыбы, пытаясь укрыться от сотен несущихся в них жал. Лишившись наездников вся эта израненная, разъяренная животная масса сделалась совершенно неуправляемой.
– Полковник Клайв! Пороха и зарядов осталось на два залпа! Положение критическое! – кричал лейтенант Гаррисон, вытирая рукавом закопченное лицо. В глазах офицера, впервые попавшего в серьезную переделку, метался страх.
– Отставить панику! Огонь!!!
Спасаясь от неминуемой смерти, огромные животные развернулись и бросились назад, превратившись в грозные орудия убийства для своих же воинов. Лишившись управления, вслед за слонами повернула назад и конница, сбивая и давя копытами пехотинцев, до этого наименее пострадавших от огня англичан. Ужас охватил вражеское войско. В считанные секунды огромная армия превратилась в жалкую, неуправляемую толпу.
Сирадж уд-Даула попытался поднять в бой свой единственный резерв – гвардию, возглавляемую Мир Джафаром и состоящую исключительно из раджпутов. Но эти бесстрашные воины, вместо того, чтобы броситься в бой и продемонстрировать бесстрашие тигров, неожиданно повернули свои копья вспять. Наваб не успел опомниться, как оказался в плену у изменников.
Это и был тот самый козырь, на который так рассчитывал перед боем командующий английским отрядом.
– По отступающему противнику! Дружно! Огонь!!!
В командах полковника звучал уже гимн победы.
– Капитан Адамс! Приступить к преследованию! Достаньте мне этого поганца наваба, ребята! Уильям, коня!
Приняв поводья от денщика, командир медленно двинулся вслед наступающим шеренгам. Породистый арабский жеребец брезгливо переступал через трупы туземных воинов и недовольно передернул ушами, когда мимо с дикими криками пробежала толпа сипаев, до этого прятавшихся на безопасном удалении. Теперь они почуяли огромную добычу. Эти дети природы безжалостно добивали раненных и, ковыряясь в грязи, до нитки обирали тела своих поверженных соплеменников.
Кинжал одного из них вознесся прямо перед мордой полковничьего коня, готовый пронзить очередную жертву.
– Отставить!
Сипай вскинул на полковника полный ненависти взгляд, но ослушаться не поспел – бросился к другому поверженному врагу.
Что-то в лежащем на спине полуголом человеке показалось Роберту Клайву необычным. Он был грязен, чудовищно космат, высок, мускулист и страшно истощен. Многочисленные шрамы на теле свидетельствовали о чудовищных пытках, которые еще недавно пришлось пережить этому бедняге. Но при всем этом, сквозь свалявшиеся патлы проглядывали тонкие черты благородного человека. Белого человека.
– Уильям, посмотрите, жив ли этот бедняга.
Денщик нагнулся к распростертому в грязи телу.
– Да, сэр. Но, боюсь, это ненадолго.
– Тем не менее, Уильям, доставьте его врачу, пусть сделает все возможное. Все одно у него нынче не будет много работы.
*****
Утро полковник Роберт Клайв встретил в глубокой задумчивости. Эйфория от победы прошла. Теперь ему предстояло решить весьма и весьма непростую задачу. Дело в том, что сразу после взятия Чандернагора к нему на прием напросился некий Биджай – уважаемый в городе торговец тканями. Этот самый Биджай рассказал, что у него давние деловые связи с командиром навабской гвардии Мир Джафаром еще со времен бытности того главным казначеем бенгальской армии. Мир Джафар, со слов Биджая, всей душой ненавидел наваба Сирадж уд-Даула и за определенные преференции готов был оказать англичанам поддержку в его низвержении. Полковник решил рискнуть. Чем черт не шутит. Он отправил Биджая в лагерь противника с секретным заданием.
За несколько дней до сражения торговец тканями вернулся и изложил предложения Мир Джафара. В разгар боя гвардеец обязался перейти на сторону англичан и убить ненавистного наваба. За свои услуги он желал получить поддержку Ост-Индийской кампании в возведении его на престол Бенгалии. Со своей стороны, в случае прихода к власти, Мир Джафар гарантировал кампании право взимания подоходной подати и суда на значительной части провинции, а лично полковнику Клайву один миллион императорских рупий. Условия были более чем заманчивыми, полномочия от совета директоров компании у полковника имелись широчайшие. Биджай помчался в бенгальскую армию с гарантиями для изменника.
Сначала все складывалось более чем удачно, но как это часто бывает, грандиозный план начал рассыпаться из-за мелочей, которые невозможно предвидеть. Мир Джафар не подвел. В самый ответственный момент сражения его гвардейцы, давно уж недовольные скупостью наваба, отказались атаковать противника и пленили Сирадж уд-Даула. Мир Джафар тут же приказал им убить его, но раджпуты, беспощадные в бою, наотрез отказались лишать жизни беззащитного пленника и помимо воли своего командира приволокли его прямо в лагерь Роберта Клайва.
Это была неприятность. Да что там неприятность – самая настоящая проблема. Самовольно казнить жестокого правителя Бенгалии полковник не мог. Он даже усмехнулся, представив, какой бы вышел резонанс! К тому же столь резкий поступок мог не понравиться правительству Георга II и директорату Ост-Индийской компании, которым совершенно не с руки сейчас ссориться с Великим Моголом Аламгиром II, хоть и не имеющим фактической власти в Бенгалии, но номинально остававшимся её сюзереном. Определенно, при таком раскладе, этот никчемный император, под контролем которого остались лишь Дели и окрестности, переметнется на сторону французов.
Оставлять же Сирадж уд-Даула в живых никак нельзя. В любом случае, даже находясь в плену, он будет занозой в заднице британской администрации, а главное – прощай обещанный Мир Джафаром миллион. Вот такая дилемма!
За этими тяжелыми размышлениями застал полковника денщик Уильямс, прибывший с донесением от отрядного костоправа.
– Сэр, доктор велел доложить. Тот бедняга, которого вы приказали доставить к нему, пришел в себя…
– И что же?
– Перед тем как вновь впасть в беспамятство, он успел лишь произнести свое имя – Александр Берти.
– Как?!!
– Александр Берти, сэр.
*****
Годом ранее. Из секретной личной переписки министра иностранных дел и военного министра Уильяма Пита и члена Калькуттского совета Ост-Индийской компании Уоррена Гастингса.
«Уважаемый Уоррен. Это мое письмо является сугубо частным посланием и ни в коей мере не должно расцениваться Вами как какое-то прямое указание со стороны кабинета министров. Более того, мне очень бы не хотелось, чтобы оно сохранилось в деловых архивах компании, т.к. изложенная просьба имеет весьма деликатный характер.
Как Вы, наверное, знаете, одним из самых влиятельных членов нашей партии и, смею надеяться моим хорошим другом, является сэр Перегрин Берти, герцог Анкастер. У герцога имеется младший сын – Александр. Это подлинное несчастие дома Берти. Александр молод, горяч, а главное наделен совершенно неуправляемым характером и взрывным нравом. При всем этом, молодой человек (а ему едва исполнилось двадцать лет) имеет, несомненно, и положительные качества, такие как храбрость, верность родине и данному слову. Ко всему прочему он является любимцем своего отца.
Так вот, не далее как неделю назад, Александр вызвал на дуэль и убил некоего майора Стивенсона, который, по его мнению, недостойно отозвался о некоей даме.
Вы же понимаете сэр, что мы живем в цивилизованной стране, а не в какой-нибудь Франции, где каждый человечишка, считающий себя дворянином, может убить себе подобного из-за любого пустяка. Так вот, Александр должен бы быть судим и примерно наказан. Герцог Анкастер не перенес бы такого позора, и я позволил себе обратиться к сэру Томасу Палем-Холлсу, герцогу Ньюкасл, премьер-министру. Тот, в свою очередь, ходатайствовал перед королем за этого беспутного молодого человека. Его величество помиловал отпрыска старой дворянской фамилии, но строго указал отбыть ему за приделы Англии.
Так вот, я не могу что-то приказывать, но не могли ли Вы, дорогой Уоррен, пользуясь тем огромным влиянием, коим располагаете на территории колонии, оказать содействие этому мальчику в устройстве на первый офицерский чин в войсках Ост-Индийской компании. Тем более, что в Европе разгорается пожар большой войны, которая, несомненно, затронет и заморские территории, а при таких обстоятельствах, храбрый и образованный офицер будет весьма кстати.
С уважением, Уильям Питт, министр.
12/IV/1756.