Военный министр, кажется, уловил его мысли.
– Сэр, я надеюсь, вы понимаете, что мы встретились исключительно из моего уважения к вашему отцу. Сразу хочу чтоб вы поняли – поведение ваше, несмотря на все лишения, пережитые в плену, считаю недостойным. И если первая ваша дуэль еще может найти себе оправдание, поскольку на тот момент вы были человеком гражданским и совершенно неопытным, то офицеру британской армии никак не пристало обнажать шпагу перед пленным туземцем. Тем более ситуация представляется неприятной, что необдуманный ваш демарш мог нанести серьезный урон всей политике Британии в регионе.
Молодой человек склонил голову. Что ж, не привыкать – за последние полгода ему уже не раз приходилось слышать подобные речи.
– Рапорт полковника Клайва лег на стол королю, – продолжил Питт, – Его Величество распорядился предать вас военному суду и строго наказать. До приговора вы подлежите аресту и лишению офицерского чина.
Проклятье! На что он надеялся. Бежать! Бежать пока не поздно. Он не отдаст так просто свободу, хватит с него бенгальской неволи, черт побери. Оттолкнуть этого самодовольного чинушу и бежать. В Америку, в Гренландию, к дьяволу на задворки.
– Вчера я встретился с королем, – невозмутимо глядя на метания гостя, продолжил министр, – он ни в какую не был согласен с вашим помилованием. Он даже не желал слышать о направлении вас на театр боевых действий младшим офицером, боясь, что вы вновь начнете убивать пленных.
Александр вспыхнул. Но что он мог ответить. Уильям Питт замолчал, следя за реакцией собеседника. Мальчишка ему нравился. Несомненно взбешен, не хочет за решетку, но сдерживает себя, как подобает истинному аристократу. Прошлые дела тоже о многом говорят – смел, находчив, беспощаден к врагу. Из парня выйдет толк, если ему только удастся выжить там, куда планировал его послать всемогущий политик.
– Однако, я посмел взять на себя смелость предположить, что вы скорее попробуете себя в одном очень интересном и рискованном деле во славу короля и Англии, чем сгниете в тюремной камере, о чем и доложил Его величеству. Я не прав?
– Вы абсолютно правы, сэр.
Александр не сдержал улыбки. Да ловко же старый лис использовал его щекотливую ситуацию. Питт улыбнулся в ответ, сообразив, что визави раскусил его простецкую хитрость.
– Что ж, очень хорошо, что между нами не осталось недомолвок. Дельце, которое нам предстоит провернуть, сынок, на самом деле очень м-м-м… небезопасное. А время на его исполнение не так уж много. Так что приступим к обсуждению прямо сейчас. Генри!
Помощник министра моментально возник в кабинете, раскладывая на столе огромную карту. Питт и Берти подошли ближе.
– Эта копия карты, которую пленные шведские офицеры составили для русского царя Петра тридцать лет назад. Более точных карт, к сожалению, не имеется, – пояснил секретарь.
Александр Берти вздрогнул. Что-то неприятное кольнуло его душу, при упоминании пленных шведов и царя московитов. Ах да, тост полковника Клайва, ужин в тропиках, так круто изменивший его жизнь.
– Нас интересует этот район, – Генри обвел указкой участок на карте, выделенный зеленым цветом – в подбрюшье азиатских владений Московии. Так называемое Джунгарское ханство. К сожалению, капитану Дживсу не удалось добраться до него. В любом случае, исходя из доклада Дживса, да и всех пребывающих из Маньчжурии торговых людей, нам вряд ли стоит надеяться, что маньчжурский император пропустит нас в этот район через свои территории. В последние годы он почти полностью закрыл свою страну для европейцев. С другой стороны, от нашего петербургского резидента поступили сведения, что русская императрица Елизавета приняла подданство многих джунгарских князей, бежавших от армии императора Хунли. Тогда становится совершенно непонятно, кому же теперь принадлежит спорное ханство, Московии или империи Цин. В любом случае, представляется единственно верным решением проникнуть туда именно через русские владения.
– И это ваша основная задача, лейтенант, – вставил министр, – но данное мероприятие тем более непросто, что сейчас, как вы знаете, наши отношения с царицей Елизаветой крайне сложны. Мы хоть и не находимся в прямом боевом соприкосновении, но состоим в разных лагерях. В любой момент союзнический долг может потребовать от нас выступить непосредственно против России. И вот тут, мой юный друг, в нашем с вами положении, есть некоторое преимущество. Генри, откупорьте, пожалуйста, бутылочку рейнского. Боюсь, с этой проклятой войной нам не скоро теперь предстоит выпить такого прекрасного вина.
Секретарь наполнил бокалы, мужчины расселись по креслам. Питт набил трубку и закурил. Никто не последовал его примеру, но в легком тумане хорошего табака, обстановка незримо, вдруг, изменилась – перестала быть столь официальной, одомашнилась как-то. Сумерки за стеклом сгустились, но никто не спешил зажечь свечи, любуясь горящими поленьями, что весело потрескивали в жарко натопленном камине.
– Вам, Александр, предстоит переметнуться на сторону неприятеля, – продолжил министр, – о том, что на самом деле вы останетесь верны родине, кроме вас будут знать лишь четыре человека – король, я, Генри и ваш отец. Всё, это исчерпывающий список. Вам будет дана некоторая отсрочка от ареста. Потом король прикажет организовать погоню. Вам надо будет бежать и, соблюдая максимальные предосторожности, окольным путем прибыть в Петербург, поступить на службу к царице, благо мы постараемся распространить правдивые сведения о вашем конфликте с королем. Русские падки на громкие титулы и, думаю, вам легко удастся завоевать расположение Елизаветы. Рассчитывать придется только на свои силы – мы не сможем организовать вам содействие через наших агентов, незачем им знать, что вы работаете на правительство. Не дай Бог, кому из них доведется побывать в русских застенках. Мне рассказывали, что эти московиты прекрасно умеют обходиться с кнутом. Итак, продолжим. В течении шести месяцев, максимум года, вы должны заинтересовать русский двор в экспедиции в Джунгарию, которую сами и возглавите. Повторяю, это самая ваша главная задача.
– Но к чему всё это. Зачем какая-то забытая Богом Джунгария королю и Британии?
– А вот об этом, молодой человек, вы сейчас и узнаете.
Министр открыл папку, услужливо поданную секретарем, осторожно извлек документ, которому на вид было лет двести не меньше, и протянул его Александру. К документу прилагалась расшифровка.
– Ознакомьтесь и отнеситесь к информации со всей серьезностью. Подтверждение изложенного в этой грамоте и есть ваша основная задача. Ах да, надеюсь, не надо объяснять, что информация, которую вы сейчас получите, строго конфиденциальна и не подлежит разглашению ни при каких обстоятельствах.
Последняя фраза прозвучала не как вопрос. Скорее как распоряжение.
Глава 3
Подмосковье. Наши дни.
Усадьба Батоева располагалась не в каком-нибудь элитном подмосковном поселке, а в обыкновенной русской деревушке, расположенной километрах в пяти от шоссе на Санкт-Петербург, где-то под Клином. Добротный бревенчатый дом из бревен в человеческий обхват, прятался от людских глаз за высоким кирпичным забором. На территории усадьбы было очень уютно и живописно. Чего стоил только колодец, обложенный на кавказский манер камнем, и покосившаяся арба, из которой совершенно неожиданно выглядывали синие ирисы. Воздух после московского смога пьянил.
Тимофею в доме была отведена небольшая комнатка на мансарде, из которой открывался вид на покосившееся домики, удивительным образом до сих пор не раскупленные пронырливыми москвичами. За домами виднелась река, которая неширокой полосой, порой полностью покрытой лопухами кувшинок, протекала недалеко от батоевского забора.
Кроме Тимофея, Юмжаны, Шоно и самого Батоева, в доме обитал нелюдимый калмык, выполнявший роль прислуги на любой вкус.
Едва обосновавшись и отобедав, мужчины уединились на просторном балконе, вооружились кофе и приступили к работе. Перво-наперво, Тимофей и Алдар Джангарович заключили договор о неразглашении коммерческой тайны, после чего молодой ученый получил первый документ – отчет капитана Дживса об экспедиции к северо-западным границам империи Цин, исполненный педантичным каллиграфическим почерком на нескольких страницах желтой и хрупкой от времени бумаги.
«Военному министру, Его высокопревосходительству сэру Уильяму Питту.
Уважаемый сэр. Исполняя Ваше поручение, 17 сентября 1755 года я и два моих помощника – лейтенант Дуглас и сержант Гибсон на корвете «Голова Быка» отбыли в османский порт Батоми. Наша главная цель – через турецкие, персидские и иные владения добраться до западных границ империи Цинн, составить политическое описания государственного устройства и установить связи с ханствами серединной Азии. Морская часть пути прошла без особых происшествий, но в турецком порту, несмотря на союзнические отношения Его Величества с Султаном Порты, а также усилия нашего торгового консула, мы столкнулись с некоторым непониманием местных властей, не желавших первое время предоставить нам свободный путь во владения персидского правителя Керим-хана. Связано это в первую очередь с восхождением на престол нового Высочайшего Османского падишаха Мустафы III. К слову сказать, по слухам новый султан человек весьма неординарный, ум его увлечен европейскими техническими достижениями, и я бы позволил себе рекомендовать чиновникам министерства особо присмотреться к этому правителю путем направления к нему как можно большего количества военных атташе.
К Рождеству отношения между Мустафой III и падишахом Керим-ханом неожиданно обострились и теперь получить разрешение на проезд в персидские владения совершенно не представлялось возможным. Тогда я принял рискованное решение отправиться в Бакинское ханство, с которым у османов было заключено длительное перемирие, что бы дальше через Хазарское море добраться до Хорезмского государства и продолжить выполнение миссии, возложенной на нашу экспедицию. Тем более выходило все удачно, что как раз в это время в Баку собрался большой торговый европейский караван, состоящий преимущественно из наших соотечественников и венецианцев.
Путь в Бакинское ханство пролегает через множество других мелких государств, которые в последние пятьдесят лет принадлежали то Османской империи, то персидскому государству, а в настоящее время ни от кого независимы. Управляются они местными князьками, каждый из которых норовит себя сувереном и пытается взыскать налог с проходящих по его территории торговцев.
Откупившись взятками и потеряв до трети товара, лишь к началу марта добрались мы до Баку. Местность эта не раз уже описана как нашими торговцами, так и представителями военного ведомства. В силу притязаний московитов и декларируемой независимостью местных ханов, на мой скромный взгляд, было бы далеко не лишним завести политическое представительство Его величества на данной территории. Данный шаг усилил бы влияния Британии в регионе и способствовал налаживанию торговых связей. Это представляется тем более интересным, что буквально на каждом шагу тут выкопана яма, наполненная нефтью, которую местные жители используют в качестве топлива.
К Пасхе мне удалось добиться аудиенции у бакинского хана Мухаммеда, неглупого, в общем-то, человека, с которым можно иметь дело. Хан живо заинтересовался предложением вступить в дипломатические сношения с нашей великой страной, но был крайне удивлен, когда я высказал пожелание пересечь море и отправиться в Хиву. Однако, получив в подарок один из трех пистолетов работы господина Гриффина, инкрустированных золотой вязью и индийскими топазами, согласился определить меня на корабль с посольством, которое отправлял к тамошнему правителю.
Таким образом, всё сложилось как нельзя более успешно и уже в начале мая мы вместе с послами хана Мухаммеда прибыли в Хиву…»
Далее в документе отсутствовали несколько страниц, то ли изъятых Батоевым за ненадобностью, то ли утерянных в водовороте времен. Как бы то ни было, почитать о результатах экспедиции Дживса в Хиву и Бухару Тимофею не удалось. Хотя, надо признать честно, текст его крайне заинтересовал. Вздохнув и отхлебнув остывшего кофе, молодой человек приступил к изучению завершающей и, похоже, самой важной части отчета.
«Только к началу зимы 1756 года мне и лейтенанту Дугласу, проявившему, кстати, изрядные способности к изучению местного наречия и служившему теперь толмачом, удалось завершить переговоры с Мухаммад Рахимбием и договориться о возобновлении нашей экспедиции. Мне предстояло принять решение, куда теперь наиболее целесообразно для Британского королевства направить наши помыслы. Собственно пути было два. Первый строго на восток в Кокандское ханство, по слухам имеющее уже дипломатические отношения с маньчжурами. Второй же путь лежал на северо-восток в Джунгарское ханство. Этот путь представлялся мне, несомненно, опаснее первого, так как пролегал через земли казахов имеющих постоянные военные столкновения с джунгарами, так что передвигаться бы пришлось через охваченные войной территории. Я совсем уже было склонился к мысли двинуться в Коканд, как к хану прибыл некий знатный казах с прелюбопытными сведениями. С его слов выходило, что император Хунли с огромным войском напал на Джунгарию, разбил армию хана и оставил за собой земли этого государства. Это обстоятельство радикальным образом повлияло на ход моих рассуждений и, в конце концов, я принял решение, что выступить необходимо именно в этом направлении. В своих помыслах я исходил из следующего: во-первых: находясь близ театра военных действий, я более подробно смогу оценить достоинства и недостатки китайской императорской армии. Во-вторых: возможно мне даже удастся проникнуть в лагерь императора, добиться его аудиенции, а может быть и дозволения сопровождать его в глубинные провинции империи. Кроме того, мне представлялся интересным и тот факт, что, завоевав Джунграское ханство, император Хунли напрямую выходил на столкновение с русскими интересами. Здесь давно уже ни для кого не секрет, что московиты начали успешную экспансию в отношении пограничных государств и уже подчинили себе казахов Младшего и Среднего Жузов.
Итак, решение было принято, дозволение хана проследовать через его территории и конвой из пяти всадников получены, провизия закуплена. (Правда за разрешение и конвой мне пришлось отдать последний из коллекционных пистолетов Гриффина, а за провизию заплатить почти все имеющееся в наличие золото, так что я очень надеюсь, что в будущем нас будет вести лишь Господь Бог и Удача). Отпраздновав вдвоем с Дугласом Рождество, второе по счету за эту экспедицию, и навестив могилу бедняги Гибсона, мы выступили в поход.
Оказалось, что время для продолжения экспедиции выбрано нами очень удачно – погода стояла мягкая и совершенно отличная от той изнуряющей жары, что обычна для этих мест почти в течение всего остального года. За десять дней мы оставили за спиной триста пятьдесят миль, миновали Самарканд и дошли до города Ташкента. Этот большой торговый город заслуживает отдельного внимания. Ещё до недавнего времени он находился под властью Бухары, однако в силу её упадка обрел определенную свободу в управлении. Впрочем, пока благоприятствовала погода, мы не могли позволить себе длительную остановку, и в описании города я позволю себе ограничится приложением к отчету путевых заметок лейтенанта Дугласа, который ведет их на протяжении всего путешествия, изрядно удобряя научными терминами и точными географическими координатами, которые исчисляет с помощью прибора Хадли.
Меж тем, по выходу из Ташкента, мы взяли курс уже строго на норд-ост, надеясь недели за три достичь моря, описанного в своих трудах господином Страленбергом. Кочующие на берегах этого моря казахские и джунгарские племена называют его Балхаш-Нор. Там я надеялся достичь уже западных владений маньчжурского императора и встретиться с его армией.
Через неделю мы достигли города Талас, где столкнулись с совершенно неожиданными трудностями. Как выяснилось, Талас относится уже к юрисдикции Кокандского хана и старший нашего конвоя, угрюмый человек по имени Мирза наотрез отказался заходить в город и сопровождать нас далее. Никакие уговоры и посулы не смогли заставить его ослушаться приказа своего правителя. Единственное, на что он согласился, это помочь нам найти проводника и охрану. По счастью на дороге нам встретился пожилой кочевник по имени Куткен, который немного знал язык бухарцев и вместе со своим сыном вызвался проводить нас к границам джунгарских земель. За услугу свою он заставил меня заплатить все оставшиеся монеты, так как по его словам у моря было очень неспокойно, а зимняя дорога неимоверно тяжела. Кроме этого наш новый проводник принудил меня поменять прекрасного арабского жеребца, подаренного хивинским ханом, на пару верблюдов, с его слов гораздо более пригодных для путешествия по зимней пустыне. Животные эти коренным образом отличались от ранее мною виденных представителей данного рода, так как оказались совсем невелики ростом и чрезвычайно мохнаты.
Как бы то ни было, 20 января 1757 года, обогнув стороной Талас, чтобы не иметь разговоров с местными чиновниками, я и лейтенант Дуглас в сопровождении всего лишь пары диких кочевников продолжили выполнение своей миссии. Особую трудность представляло то, что лейтенант едва мог общаться с нашим проводником, мне же их язык и вовсе оказался недоступным.
Ко всем нашим несчастиям испортилась погода. Теперь мы передвигались по голой пустыне, порывы зимнего ветра достигали порой неимоверной скорости, буквально валя с ног все живое. И лишь наши верблюды безропотно продолжали путь. Я благодарил Бога, что Мирза еще в Бухаре уговорил нас закупить очень теплые халаты, которые только и спасали от холода и снежных бурь. Хорошо, если в день нам удавалось пройти пятнадцать-двадцать миль, некоторые же переходы были и того короче. Но, несмотря ни на что, преодолев все немыслимые трудности, полуобмороженные и оставшиеся почти без провизии, к концу февраля мы достигли, наконец, высоких берегов залива Сарышаган – южной оконечности огромного озера Балхаш-Нора.
Тут сочту уместным привести небольшую справку о политическом положении края, где мы оказались. Сведения эти частично почерпнуты из бесед с различными образованными людьми, которых довелось встретить во время долгого пути из Бухары, а в большей мере из разговоров лейтенанта Дугласа с Куткеном, прожившим насыщенную жизнь и, несомненно, много чего повидавшем на своем веку.
Еще сравнительно недавно у казахов существовало свое могучее государство, которое, впрочем, как и многие другие в этом регионе, пришло в упадок. Обстоятельством сим не преминули воспользоваться воинственные восточные соседи казахов – джунгары, которые постоянно вторгались в пределы ханства, грабили его, а жителей либо вырезали, либо забрали в рабство. Самые страшная резня произошла лет тридцать назад. В тот год полчища джунгар вырезали десятки тысяч казахов и прокатились по ханству, уничтожая всех и вся на своем пути. Выжившие казахи называют то время Годами Великого Бедствия. У нашего Куткена в те годы была вырезана вся семья за исключением одного сына. Ему и сыну чудом удалось спастись, подавшись с немногими уцелевшими соплеменниками на юг, под защиту Коканда.
Вместо единого государства существуют теперь в этой местности три родовых образования – Старший, Средний и Младший Жузы. Зовутся они так не по принципу верховенства, а просто потому, что наследник Чингисхана Джучи разделил власть над родами, проживающими в его улусе таким образом, что южные земли достались старшему сыну Орда-Еджену, отсюда Старший Жуз. Северо-восточные и центральные земли Джучи отдал средним сыновьям Батыю и Берке, отсюда Средний Жуз. Западные земли – младшему сыну Моголу, отсюда Младший Жуз.
Каждый из Жузов управляется теперь своим ханом, однако в последние годы Младший и Средний Жузы приняли верховенство русского царя, тогда как Старший Жуз тяготеет к Кокандскому ханству. Те пустынные территории, которые нам пришлось пройти, принадлежали родам Старшего Жуза, а наш проводник, как оказалось, был одним из старейшин уважаемого на юге казахского племени дулат. Не удивительно, что, дойдя до моря Балхаш-Нор, я не долго колебался и решил огибать его по льду, придерживаясь южного берега, где кочевали дружественные дулатам племена.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: