Молодость. Автобиография… почти. Книга четвертая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»

Никто пока не знает, верить ли своему подсознанию. Ни один из ученых не доказал и не опроверг эту теорию. Но утро когда-нибудь наступит, а значит, и второй день не за горами.

Проснулся Евграфий Порфирьевич от того, что в дверь настойчиво стучали. Вздрогнув, он отключил мобильный телефон, вытянул из него батарею и разобранным оставил на круглом советском столе у кресла-качалки. Осторожно встав, он расправил плечи, хрустнув позвоночником, и помассировал красные опухшие глаза. На цыпочках вышел в коридор и прислушался.

Все стихло. Послышались удаляющиеся шаги…

Евграфий взглянул на оставленный дневник Игната, недопитый коньяк и, спешно одевшись, вышел на лестничную площадку.

Никого. Мужчина посмотрел на часы. Полпервого. Укоризненно покачав головой, он как можно незаметнее, на его взгляд, пробрался к своему «москвиченку» и, сев за руль, сорвался с места, оставив за собой облако выхлопных газов.

Припарковаться пришлось на соседней улице. Ему не хотелось, чтобы кто-то и уж тем более этот следователь узнали, что Евграфий находится на работе. Через черный выход и запасную дверь он попал в свой кабинет и только здесь расслабился, облегченно выдохнув и толкнув пальцем стоящий на столе метроном. Звук тихого постукивания и мерного раскачивания немного успокоили мужчину. Заведующий собрался с мыслями, сделал на бумагах некоторые ежедневные пометки и, прождав в нервозном состоянии три с половиной часа, ровно в пять, оставив на столе в холле первого этажа напротив двери заместителя главного врача некоторые распоряжения на завтра, заверенные печатью, удалился таким же путем, каким и появился здесь.

Как ни странно, но он чувствовал раскаяние и угрызение совести за то, что подставляет своих коллег, не выходя на работу. Никогда еще до этого странного случая с Игнатом Андреевичем за ним не наблюдалось ничего подобного и близко стоящего к происходящим событиям. Евграфий Порфирьевич был предан своему делу и, как человек советской закалки, щепетильно и пунктуально относился к возложенной на него миссии быть заведующим психиатрической больницей.

Сейчас же он, как шпион, прокрадывался домой, озираясь по сторонам, и, хотя как и многие другие советские граждане не верил в Бога, но молился неким высшим силам, чтобы его не обнаружили и он благополучно добрался до дома.

Так и произошло. Щелкнул замок. Евграфий Порфирьевич переступил порог своей квартиры и с облегчением уселся на табурет. На сей раз записок в двери не было, и это незначительное обстоятельство заставило его немного расслабиться.

Однако его вывел из равновесия телефонный звонок и предварительно не выключенный автоответчик, хотя он делал это постоянно. И теперь чудо техники, подаренное коллегами, пищало, щелкало и, проговорив голосом заведующего, замерло в ожидании.

«Евграфий Порфирьевич, это следователь. Вы столько дней не желали идти на помощь следствию, не хотели с ним сотрудничать, что теперь пришло наше время ставить условия. Если вы в добровольном порядке не отдадите нам дневник и все записи Игната Андреевича, мы будем вынуждены арестовать вас за пособничество в преждевременной смерти вашего пациента. Следом за этим делом потянутся и другие грешки вашей трудовой деятельности. Не сомневайтесь, мы найдем способ заставить вас выдать нужные нам вещи!»

Раздался шорох, треск, и в комнате воцарилась тишина. Это продлилось недолго. Аппарат ожил через несколько минут, но на сей раз он заговорил голосом Лизы:

«Здравствуйте, Евграфий Порфирьевич, это Лиза, если вы не догадались и не узнали по голосу. Простите, что беспокою вас, но многие волнуются из-за вашего отсутствия на работе. Вы себя хорошо чувствуете? Не заболели? Ваш мобильный не отвечает. Дома тоже никого. Я сама лично проверяла. Вы вообще сейчас где? Обязательно сообщите, что происходит! Да, еще одна лично от меня просьба! Если вы еще не избавились от дневника Игната Андреевича и этот навязчивый следователь вернул его вам обратно… Очень убедительно прошу вас одолжить его для прочтения! Никогда ничего подобного не видела. Наверное, интересно изучать «Записки сумасшедшего». Надеюсь на вашу снисходительность! И дайте о себе знать!»

На сей раз аппарат умолк навсегда. Мужчина просто отключил его и спрятал в трюмо с зеркалом. Рассмотрев свое опухшее лицо с нездоровыми мешками под глазами, усталый вид и осунувшиеся плечи, он перевел взгляд на оставшуюся половину дневника своего бывшего пациента и нахмурился.

«Так-так, Лизе, оказывается, тоже нужны эти записи. Что в них особенное? Где находится тот ключ, который приоткроет нависшую над ними тайну? Уже двое хотят во что бы то ни стало заполучить его. Остается только догадываться, для чего он им нужен и с какими намерениями они собираются его использовать. Никак не ожидал, что наша практикантка тоже заинтересуется этими бумагами. Ах, как жаль, что у меня нет дома досье этого Игната Андреевича. Все в больнице! Досадная оплошность. Нужно завтра изучить его дело до основания! Нет… не завтра… послезавтра. За столь короткое время я не смогу прочесть оставшиеся записи. В субботу! Да-да, именно в субботу, когда в больнице будет особенно мало сотрудников, я приду и во всем разберусь. А свои временные отсутствия я спишу на срочные заседания на кафедре или в НИИ. Мне нужно время, чтобы все прочесть и разобраться, а его как раз у меня и нет!»

Евграфий закончил суетливое хождение по комнате из угла в угол, залпом выпил недопитый днями ранее коньяк и, взяв очередную тетрадь, не раздеваясь, стал быстро пробегать по строчкам глазами.

«… мои дальнейшие годы не омрачились поступлением в высшее учебное заведение и присвоения статуса «студент». Я не только не потерял старые связи, но и приобрел новые. Выбрав государственный институт искусств, я не ошибся. Он оказался именно тем местом, где я и должен был находиться. Годы, прошедшие в городском детском цирке, не прошли даром и, можно сказать, подтолкнули меня к выбору вуза.

Плохого там оказалось намного меньше, чем хорошего, отчего его стены полюбили все, кто обучался со мной в группе, да и во всем потоке.

Здесь в полной мере пригодилось мое умение складно, понятно и достоверно писать прозу. Я участвовал в ежемесячной стенгазете «Арт-дебют», несколько раз выходил с публикациями в межвузовском студенческом журнале «Симка» в качестве корреспондента, но самое главное, постоянно записывал и конспектировал все самые интересные моменты студенческой жизни, а их, уж поверьте, было немало».

Институтские байки

День студента

Как-то занесло меня, на беду, в общежитие одного института. В общем-то хотели в театр, но предложение возникло как-то само собой, да и против, как я посмотрел, особенно никто не выступал. Им-то хорошо говорить – они уже здесь были, некоторые жили, а я, как говорится, ни к городу, ни к селу – заглянул на огонек. Какого лешего меня туда потянуло? Самое смешное, что все интересное началось с самого начала.

В темноте лестничного пролета первого этажа я наткнулся на вахтершу, добрую такую, как кондуктор в трамвае, чуть пальцы не отдавила, когда двери закрывала. Да и вопрос какой-то дикий задала:

– Ой, батюшки, я тут новенькая, никого не знаю, ты кто такой бедуешь, что-то раньше я тебя здесь не видела!

– Как? – от ловко сыгранного удивления удивился даже сам. – Я же ваш, доморощенный. Сейчас соберу вещи и на вокзал (ага, в одиннадцать ночи).

Пока раскланивался со старушкой, мой слегка окосевший проводник растворился в лабиринтах этажей.

Поднявшись на второй, понял, что его персоной и не пахнет, зато подгорелой картошкой, макаронами и прокисшим супом (видимо, по моему рецепту готовили) воняет так, что хоть противогаз надевай. Хотел поинтересоваться маршрутным направлением у пролетающего мимо человека, в тапочках на одну ногу да футболке наизнанку, но его скорости позавидовал бы и газетный курьер со стажем работы более десяти лет.

Кое-как отыскал нужную комнату, кое-как дождался проводника, кстати сказать, завернувшего тяпнуть по маленькой на второй этаж, кое-как вломился в его «номер люкс»: а иначе и не скажешь: дверь такая, как обычно в деревенских кладовках, и вот тут-то я юмора не понял.

Сейчас загадаю загадку, Вы тоже не поймете.

«В общежитии, допустим, 100 комнат. По закону, в них должно проживать 300 студентов. По правилам, предусмотренным институтом, в комнатах проживает 800 студентов, причем по пять человек в одной комнате. Вопрос: где проживают остальные студенты института?» Что Вы говорите? Правильно! Ответа нет, так как институту закон не писан!

Кое-как я дождался, пока рассосалась одна треть: как я понял, остальные две трети всерьез собрались здесь ночевать. Такого количества народа не было даже у Мамая, идущего завоевывать другие страны.

Дальше пошли философские размышления по поводу всего сущего, из которых одна половина на нормальный русский язык не переводится, а другая, если и переводится, то переводить лучше не стоит.

Рядом со мной девушка сидела, прыткая такая, посмотрела на меня и говорит:

– Знаешь, когда я ложусь спать, у меня все ложится! – и глазами замигала, как светофор на перекрестке.

Один пытался сообщить, почему ему не нужен фиктивный брак, другой утверждал, что в карман просто так ничего не положишь, особенно если карман дырявый, третий…

На соседней кровати сидело двое: один тыкал пальцем в нос другому и сообщал ценную информацию:

– Ты не в фишке. Ты в пролете! Тебе хочется только поесть, а ей – нет! Ей ласка нужна, экзотика. Фрукт какой подарил бы. Вон у нас в углу целое ведро яблок. Выбери какое-нибудь погнилее, чтобы на гранат смахивал и отнеси.

Потом повернулся ко мне…

– А ты хочешь?

И без дальнейших разговоров этой самой экзотикой в лоб. Хорошо, шишки нет. Интересно, чай они также передают?

И тут из дальнего угла:

– Мне девственник не нужен, мне опытного подавай! Справа нет, ищу слева.

Ну, ее подушкой к батарее и припечатало – опытный попался. Правильно! Нечего развращать развратную молодежь.

И тут опять справа знакомый голос:

– Худенький, маленький, закончился – и все, а вот потряс бы жирком…

– Все дело в том, что жира нет, – стал я оправдываться.

– А вот потряс бы жирком…

И ко мне поближе подсела. Видимо это ее заводит. Сходила бы в магазин, да купила, чё к обезжиренным лезть!

Тут мой проводник оклемался, схватил кружку и как заорет:

– Сейчас эта фляжка в штанах будет!