Бесконечное лето

– Будет. Это большая китайская компания в России. Он будет бояться этой истории и полиции, – казалось, что она была готова к этому вопросу и сама размышляла над этим. – Я всё равно раньше думала о переезде. Там легче защищаться. Там есть диссертационный совет по моей теме.

– Значит, время пришло, – я остановил машину и заглушил мотор.

– Привет, Жуи! – мы с Тянь Чи заносили вещи в дом.

– Привет, Алекс, – ответила Жуи, закрывая входную дверь.

– Я не Алекс, я Саша. Ты меня с кем-то путаешь, – поставив чемодан на пол, улыбнулся я.

– Хоросо, Саса. Если тебе так больсе нравиться.

Мы обнялись. Девушки перекинулись парой фраз на китайском.

– По-русски, пожалуйста, – я решил напомнить им об университетских правилах общения.

– Я скасала Тянь Тси, где мосьно расьдеться и найти туалет. Рас ус ты вреднитсяесь, посволь усьнать, как твоё исутьсение буддисма? Я давала тебе книги много лет насад.

Всё-то она помнит…

– Честно – пока никак. Но я обещаю, что когда дочитаю Сэлинджера, то обязательно возьмусь за основы буддизма.

– Снаесь, сто ты только сто скасал? Сто, когда я протьсту все анектод на свете, я натьсну тситать Библию, – Жуи взяла верхнюю одежду Тянь Чи и повесила её на крючок.

– Сэлинджер не писал анекдоты, – парировал я, пододвигая Тянь Чи чемодан, которая пыталась что-то найти в своих вещах.

– Только про идиотов, – не унималась Жуи. Она наклонилась к подруге, сказала ей что-то на родном языке.

– Колфилд не идиот. Это только одна из версий, – начал было я, но Тянь Чи поднялась и ушла вглубь квартиры. Мы проводили её взглядами.

– Как она? – спросила Жуи.

– Плохо, – я не умел врать. – Вся в себе. Молчит и думает о чём-то. Переживает случившееся. Наверное, ей нужно время, чтобы прийти в себя.

– Да. Я весла её в больницу. Она вся тряслась. В комнате был бесьпорядок. Когда я приехала, в офисе она была одна. Этого тьселовека не было.

– Что произошло?

– Вратсь сказал, сто следов sexual assault[2 - Сексуальное насилие (англ.)] не нашёл. Много усибов и синяков на теле. Органы тселы. Когда я приехала к Тянь Тси, она была в истерика. Боялась, сто он вернётся. Сказала, сто он присёл, натьсял критьсять и ругать её из-за работа. Ударил один раз, потом есё и есё. Я…

Разговор оборвался, когда Тянь Чи к нам вернулась.

– Я пойду унесу весьси, – сказал хозяйка и кивнула Тянь Чи.

– Xi?xi?[3 - Спасибо (кит.)], – ответила та.

Мы остались вдвоём.

– Мы можем увидеться завтра и поговорить, как раньше? – она смотрела мне прямо в глаза.

– Я сегодня улетаю.

– Куда?

– В горы. В Долину Свободы или на Северную Корону. Пока не решил. У меня отпуск. Билеты на самолёт уже давно куплены. Нужно ещё успеть заехать на работу и собраться. Извини, – я смотрел в пол. Почему-то было стыдно.

– Спасибо тебе, что помог.

– Не за что. Я ничего такого не сделал.

Мы обнялись.

– Я застану тебя через неделю, когда прилечу?

Она не ответила. Точнее, ответила. Беззвучно. Одними губами: «I don’t know» или «Я не знаю», или ещё как-то на каком-нибудь другом незнакомом мне языке. На глазах у неё снова выступили слёзы.

Позади неё в коридоре появилась Жуи. Я вышел и чувствовал себя ужасно.

Никогда не работайте с мудаками

Мы перестали регулярно видеться с Тянь Чи спустя два года после нашего знакомства.

Я окончил магистратуру с красным дипломом и, не без помощи одного из проректоров университета, который мне особенно благоволил, бесплатно прикрепился к группе аспирантов, заканчивающих своё обучение. Проучился три месяца и осенью вместе с ними сдал кандидатский минимум: английский, историю и философию науки и русскую литературу. «Пять», «пять» и «четыре» соответственно. Об объективности оценок рассуждать не берусь. Особенно по иностранному.

Так завершилась моя учёба в университете. На протяжении полутора лет я ежемесячно получал стипендию в размере 25 000 рублей, а теперь должен был существовать на 17 000, составляющих заработную плату специалиста Центра международных отношений (за квартиру в то время я отдавал 15 000). Нужно было что-то решать.

Совпадение или нет, но примерно тогда же я разочаровался в научной работе и своём руководителе. На самом деле, не произошло ничего из ряда вон выходящего. Мой профессор был отличным человеком, интересным лектором и одним из лучших преподавателей литературы факультета. Он всегда снабжал меня книгами по моей теме, помогал писать и публиковать научные статьи (всего их было штук десять, причём одну мы написали в соавторстве), рекомендовал меня в качестве участника на всевозможные конференции. В чём же проблема? Наверное, в том, что не оправдались мои собственные ожидания от совместной работы. Только спустя годы я осознал и усвоил: не нужно ни от кого ничего ждать и надеяться на что-то. Наши надежды и ожидания так и остаются НАШИМИ, особенно тогда, когда мы о них НЕ ГОВОРИМ. Мне никто ничего не был должен. Я всё придумал сам и ждал, что оно именно так и случится. С чего бы?

Впрочем, понимание этого появилось позднее. А тогда я пришёл в науку юным энтузиастом и оторванным от жизни романтиком, думая, что буду работать над решением серьёзных научных вопросов бок обок со своим наставником. И вместе мы свернём горы! Выбирая себе в учителя профессора, доктора филологических наук, я надеялся на длинный совместный путь, в процессе которого я смогу многому научиться и перенять лучшее у мудрого учёного. Я рассчитывал, что наше общение не ограничится учебным временем, что совместное увлечение положит начало дружбе, что мы будем чаще видеться и обсуждать цель общего исследования, что поедем в Крым на конференции, что вместе напишем книгу…

Теперь понятно, что в наше время такое вряд ли возможно. А если у кого-то и бывают исключения… Что ж, я рад за этих людей!

Таким образом, на момент окончания аспирантуры я имел хорошего научного руководителя, но не имел Наставника, Учителя и Друга. К тому же мысли о том, насколько же всё-таки наука далека от реальной жизни, по-прежнему сидели во мне. А после прекращения стипендиальных выплат стали донимать меня всё чаще. Какие травелоги, если мне не на что жить?

Я оставил работу в университете вместе с надеждой на кандидатскую степень, хотя и совсем не знал, чем теперь заниматься. Всё было чуждым, я ничего не умел, кроме как читать книги. Впрочем, это означало, что я с равным успехом мог заниматься чем угодно. Поэтому, когда мне звонили и приглашали на любые собеседования, я соглашался.

В итоге осенью я подыскал себе должность рядового маркетолога в одном автосалоне. Профессия эта была не так далека от меня, как могло показаться. Всё-таки, я был знаком с теорией коммуникации и семиотикой – без того и другого не было бы и рекламы!

Я прошёл испытание, и меня взяли.

Тянь Чи в это же время поступила в аспирантуру и продолжила учёбу. За два года общения наши отношения стали очень тёплыми и доверительными. Мы виделись почти каждый день, а когда встречаться не удавалось – переписывались. Она сильно продвинулась в изучении русского языка, хотя и до сих пор стеснялась своего произношения.

Мне было интересно слушать её рассказы о жизни в Китае, об удивительной природе и исторических памятниках, о современной культуре и обычаях. Я никогда не выезжал за пределы СССР, поэтому эти истории казались мне чем-то невероятным, даже сказочным. Трудно было поверить, что вся эта красота существует… хотя Тянь Чи, сидевшая передо мной, была тому живым доказательством. Частичкой далёкого азиатского мира, который существовал за тысячи лет до моего рождения и будет существовать ещё дольше после моей смерти.

Невинные, казалось бы, разговоры со студенткой из Китая заставили меня осознать, насколько же я невелик, ничтожен и беспомощен в масштабах планеты, насколько скоротечно моё существование в собственном мирке, вот уже почти пятнадцать лет заключённом в пределах нескольких улиц Йоханнесфельда и пары десятков людей. Такова моя жизнь.

Это – моя жизнь?!

Вспоминается Мураками: «Дороги моих скитаний пролегают сквозь вагоны метро и задние сиденья такси. Пути моих приключений не ведут дальше зубных кабинетов и приемных окошек в банке. Мы можем пойти куда угодно и не можем пойти никуда»[4 - Мураками Х. Медленной шлюпкой в Китай / Харуки Мураками / Перевод А. Замилова. – М.: Эксмо, 2012. – С.35].