Бесконечное лето

– Психология влияния? – директор недоверчиво усмехнулся.

– Ненавижу психологию и психологов, но когда они на безопасном расстоянии и, к тому же, ещё и интересно пишут, терпеть можно.

– Спасибо. Приятно было с тобой работать, Саня. Грустно, что всё так. Опять бардак начнётся… – он пожимал мне руку.

– Всё к лучшему. Для всех, – ответил на его рукопожатие я. – Благодарен вам за работу, своевременные советы и простое человеческое общение.

Он был старше меня лет на пятнадцать-двадцать, поэтому что-то отеческое было в нашем прощальном объятии.

– Что будешь дальше делать? – спросил Леонид Александрович, когда я уже сел в машину.

– Радоваться жизни, – сказал я и помахал ему рукой.

Как Гомер и Ленин стали жить вместе

Снег падал без конца.

В такие снежные зимы чувствуешь себя королём на полноприводном кроссовере. За последнюю неделю февраля в городе выпала месячная норма осадков, и по прогнозу синоптиков такая погода должна была продлиться до середины следующей недели. Коммунальные службы, как обычно, оказались не готовы.

Перед съездом во двор я встал на «аварийку» и вышел из машины: справа и слева на подъезде к дому номер восемнадцать по Севастопольской улице стояли припаркованные автомобили, а ровно посередине, на единственной полосе для проезда, буксовал старенький «Рено». Его передние колёса беспомощно шлифовали голый лёд, не попадая в глубокие колеи.

Я подошёл к водителю, тот опустил окно. Рядом на переднем пассажирском сидении я увидел маленькую девочку.

– Давайте толкну?

– Ага, спасибо, – обрадовался мужчина.

Мы стали раскачивать «Логан», пока тот вскоре вновь не заскочил на гору снега, под которой уже совсем не угадывалось удобное когда-то парковочное место. Я отошёл в сторону и дал знак водителю. Он включил заднюю передачу и резво нажал на педаль акселератора. На этот раз уже все четыре колеса оказались в свободных от снега колеях.

– Спасибо большое! – сказал водитель и, в виде более внятной благодарности, поспешил освободить единственную дорогу к дому.

Перед входом в подъезд я встретил свою соседку по лестничной клетке. Древняя, но бодренькая низенькая старушка поздоровалась со мной.

– Добрый день, Елена Ивановна! – но её не интересовали ответные приветствия. Она говорила и не могла остановиться. Мне всегда казалось, что ей нужен не собеседник, а слушатель, а если так, то почему бы и нет? Я даже не был уверен, действительно ли она глуховата или просто делает вид. Какая мне разница? Она милая и добрая женщина, и этого было достаточно, чтобы при встрече с ней быть вежливым и добропорядочным соседом.

– Как тебе нынешняя зима? Я уже не припомню лет десять таких сугробов. Молодец, хорошо припарковался. Видел объявление в лифте? Завтра будут всех разгонять для уборки снега. Но ты не помешаешь. Обычно они там не расчищают.

Она болтала и болтала, а я уже представлял, скольких усилий мне будут стоить предстоящие раскопки.

– Пошла за молоком, а то кончилось. Ты видел, как задрали цены на молоко? – Елена Ивановна махнула рукой в сторону магазина.

Я невежливо покосился на часы. До самолёта оставалось два с половиной часа.

– Да, ужасные цены, – я указал головой на дверь. – Побежал я. Тороплюсь. Улетаю сегодня на отдых!

– Может, не время лететь-то, Саш? Я б на твоём месте погодила, – проскрежетала она.

– Это почему это? – я остановился.

– Не знаю. Кажется мне, и всё! – улыбаясь, кряхтела Елена Ивановна.

– Такое обоснование не может быть засчитанным, – ответил я. – Всё, убежал!

– Опять бежишь. Всегда ты бежишь, Саша. Ничего, с возрастом это пройдет, – усмехнулась мне вслед она.

А я уже открыл дверь подъезда, смиряясь с мыслью об очередной чашке кофе без молока и удивляясь странному совету соседки.

Никогда не брал с собой много вещей: тяжёлый багаж совсем не вязался с той лёгкостью, которой я наслаждался в путешествиях. В своих немногочисленных поездках я старался избавиться от всего будничного, серого и унылого, что могло отяготить мой отдых: от компьютера, телефона, знакомых людей и галстука. Обычно всё нужное убирается в один рюкзак. В конце концов, если что-то понадобится, есть кошелёк. Одинокая жизнь и присущая мне аскетичность позволили скопить изрядную сумму, чтобы в случае необходимости жить несколько месяцев без забот и при этом не выслушивать истерики начальства.

Я отложил рюкзак в сторону, «победил» чайник и сделал себе кофе. За баром открыл ноутбук и ещё раз перечитал своё резюме. У меня всегда было особенное отношение к этому документу: по мере того, как росли мои компетенции и навыки, я вёл историю своего карьерного роста. Кстати, что интересно, все мои друзья и коллеги вспоминали о своём резюме только тогда, когда их увольняли, либо когда они сами хотели поменять работу. Всё остальное время оно благополучно пылилось в одной из многочисленных папок компьютера или ящиках стола. Точно как в школе, когда нерадивый ученик заполняет дневник лишь в случаях грядущей проверки.

У меня всё иначе. Мне нравилось записывать свою историю. Я постоянно дополнял резюме и использовал его в качестве визитной карточки, где содержалась информация о моих профессиональных достоинствах, результатах работы и достигнутых целях. Например, я уже через полгода устройства на новую работу мог вписать в резюме свой функционал и задачи, пройденное обучение и курсы повышения квалификации. Это совсем не значило, что я собрался искать другое место. Это был мой профессиональный дневник, который постоянно находился в актуальном состоянии и полной боевой готовности. Удобно, потому что после увольнения ничего не нужно вспоминать: что я делал, какие были задачи, чему я научился, и всё в этом духе. К тому же, когда меня время от времени поглощают депрессивные мысли о том, что я ничего не добился и ничего ещё не имею, я перечитываю свою «историю болезни» и понимаю, что не всё так плохо! Кое-чего стою!

Читал, что опытные HR-специалисты советуют излагать информацию о себе максимально подробно и обязательно добавлять свою фотографию: мол, такие резюме набирают больше просмотров и вызывают большее доверие у работодателей. У меня же в поле для фотографии красовался белый прямоугольник с надписью: «Как увеличить конверсию и поток клиентов? Звоните».

После недолгого изучения фотоальбома в собственном телефоне я решил: пусть всё останется, как есть. И выложил резюме на сайте по поиску работы: посмотрим, сколько компаний к моменту моего возвращения заинтересуются таким «ценным» специалистом.

Я закрыл ноутбук, допил кофе и плюхнулся на диван. Гомер был как всегда грустен. Интересно, если бы мне подарили другой бюст, более жизнерадостного мужчины – скажем, Сартра или Пушкина – жилось бы мне веселее? Наверное, нет. Да и Гомер выглядел не таким уж и хмурым. Просто, мне думается, скульптор запечатлел его не в самый удачный момент, когда древнегреческий автор размышлял над спорными моментами своих поэм. Например, над поединком Гектора и Аякса в «Илиаде»: герои бились-бились целый день, пока не подоспели глашатаи с вестью о том, что наступает ночь и всем нужен отдых. После чего герои, только что желавшие друг другу смерти, разошлись мирно, почти как друзья. Ещё и сувенирами обменялись на прощание. По взгляду и выражению лица Гомера ясно, что он тоже недоумевает над исходом боя, как и все современные читатели.

Было время, когда меня занимала идея: приобрести ещё один бюст, чтобы древнегреческому поэту в долгие периоды моего отсутствия не было так скучно. Однако никого порядочного и достойного такого соседа в продаже не нашлось. Разве что Ленин, против которого я совсем ничего не имею. Просто он у нас уже был. Нарисованный. Поэтому я бросил эту затею, хотя бюсты (смею заметить, совсем не писательские) до сих пор преследуют меня в контекстной рекламе.

Владимира Ильича мне подарили в университете…

В наши учебные времена (а, может быть, и в любые времена, но в наши – точно) бытовало мнение, что на филологическом факультете нет парней, а все особи мужского пола, которые всё-таки туда поступают – либо неудавшиеся танцоры балета, либо господа, придерживающиеся нетрадиционных взглядов на сексуальную жизнь. Ну, или, в крайнем случае, чересчур утончённые натуры, ничего общего не имеющие с традиционным представлением об истинно мужском характере.

Наш поток ломал этот и другие стереотипы. На пятьдесят три студентки приходилось шесть ребят, включая меня, при норме два-три, максимум четыре на курс. Удивительным было ещё и то, что после первой сессии никто из нас не был отчислен за неуспеваемость. Почти. Был седьмой, которого ни разу не видели на занятиях, поэтому я думаю, его смело можно исключить из статистики.

Помимо того что мы откровенно наслаждались женским обществом, о нашей мальчишеской нормальности говорило еще и то, что мы были далеко не ботаниками. Конечно, кто-то учился лучше, кто-то хуже. Но все шестеро могли себе позволить без зазрения совести периодически прогуливать пары, устраивать сабантуи в общежитии или на съемной квартире одного из нас. Что мы только не вытворяли: залазили по верёвочной лестнице на третий этаж женского общежития, проносили своих друзей в сумке мимо коменданта кампуса через турникет, спали в ванной, прогуливались голышом ночью на улице по морозу мимо психиатрической лечебницы, спасались бегством от отряда полиции, преследующего нас за распитие спиртных напитков в парке. Зачастую участвовали в драках и приходили на лекции с фингалами…

Мы были дружны. Особенно первые годы. Помимо отдыха и учёбы нас сближал спорт. Хотя всех ребят-филологов старших курсов мысль об обязательном участии в университетских соревнованиях приводила в ужас. Факультетская команда всегда выглядела посмешищем и традиционно занимала последнее шестое место, в лучшем случае получая награду «За волю к победе». Нередко мужская часть факультета попросту не участвовала: собрать команду было просто не из кого.

Так вот, в первый же год нашего обучения мы дошли до финала футбольного турнира, сенсационно опередив физико-математический, естественно-географический, философско-теологический и исторический факультеты, многократно превосходившие нас количеством ребят. Проиграли только технолого-экономическому направлению просто потому, что они одновременно могли выставить четыре равноценных состава, тогда как мы играли вчетвером с двумя запасными.

С этого момента наша команда стала регулярно подниматься над четвёртой строчкой в ежегодных футбольных состязаниях. На следующий год мы заняли второе место по баскетболу (не обошлось без везения: нам разрешили заявить в команду афроамериканских студентов из США, которые приехали к нам на филфак изучать русский). Благодаря нам факультет стал постоянно участвовать в спортивных мероприятиях, а результаты в итоговом зачётё, включающём футбол, баскетбол, волейбол, бадминтон, теннис, различные эстафеты, стали заметно лучше.

Впрочем, мы сами к себе относились со здоровой иронией и никогда не «звездили». С чего бы вдруг? Учились мы далеко не идеально, обещания, данные однокурсницам, не всегда выполняли, а преподаватели… многие из них нас просто терпели. Всё это мы прекрасно осознавали. Даже после того памятного для всех нас второго места в футбольном турнире во время награждения мы хором скандировали: «На филфаке нет парней!». Было смешно. Мы шутили друг над другом, пели песни о самих себе, сочиняли стихи. Один из нас даже издал свой собственный сборник стихов в одном экземпляре под псевдонимом Лорд Бакенбард: несколько тетрадных страниц в клеточку формата А5, скреплённых степлером, с иллюстрациями и десятком стихотворений. На обложке красовался портрет самого поэта, его нарисовал Макс простой ручкой, как и прочие иллюстрации.

Не знаю, сохранилась ли книжица, но я навсегда запомнил из неё стишок. Прочитаешь – и всё поймёшь про автора и его натуру.

Без заглавия

Однажды в дремучем лесу

Ёж повстречал Колбасу.

– Привет, Ёж!

– Здорово, Колбаса!