Смех и грех (сборник)

– Да, – выслушав их, грустно улыбнулся Неустроев. – Все желают приобщиться к наследию великого человека, а о нем самом забыли!

Супруги тупо уставились на профессора, не в силах уразуметь суть дела.

– Передовая общественность выбивается из сил, собирая средства для увековечивания памяти национального героя, – продолжал между тем Сергей Сергеевич, – а обывателю все равно!

Тут Анна Матвеевна поняла, к чему он клонит.

– Мы всегда пожалуйста, готовы внести…

– Вот и прекрасненько, – обрадовался Неустроев. – Денежки положите на стол, а сами распишитесь вот здесь.

Затем Сергей Сергеевич долго тряс им руки, заставил выслушать длинную речь о значении личности Кащея в отечественной истории и, наконец, лично проводил к дверям музея.

– Приобщайтесь, господа, – хихикнул он на прощание.

Музей представлял собой небольшую грязную комнату три на четыре метра. Сокровища в полном беспорядке валялись прямо на полу. Чего тут только не было! Золотые цепи, кольца, браслеты, рубины, изумруды, алмазы. На стене висел огромный портрет Кащея. Лучи солнца, отражаясь от драгоценностей, падали на портрет причудливыми бликами. Благодаря этому казалось, что лицо Кащея постоянно меняется: на нем сменяли друг друга жадность, злоба, жестокая радость…

Увидев сокровища, Марципановы некоторое время стояли в оцепенении, затем, восторженно хрюкая, шлепнулись пузами прямо на них.

Кащей на стене гнусно ухмылялся.

Глава 9

Мы оставили Светлова с шофером в тот момент, когда они, завершив неудачное преследование господина Шуллермана, направились в бар. Усевшись за свободный столик, приятели заказали пол-литра и огляделись по сторонам.

Несмотря на раннее время, народу вокруг хватало, причем большинство было в изрядном подпитии. (Надо сказать, что кащеевцы издавна поддерживали с «зеленым змием» самые теплые отношения.) За стойкой клевал носом спившийся бармен, а за спиной у него вопил телевизор, по которому в настоящий момент передавали рекламу акционерного общества «Лопух-Инвест», обещавшего вкладчикам миллион процентов годовых. «Лева Хитрюков, дом на Марсе, почему бы нет?!» – выкрикнул напоследок телевизор и начал показывать девятьсот сорок шестую серию очередной «мыльной оперы» латиноамериканского производства. Герои все время плакали, нудно выясняя отношения.

– Переключи на другую программу, – попросил Витя бармена, но тот не услышал.

Тогда Светлов сделал это сам.

– Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнения существование инопланетных пришельцев, – бодро объявил с экрана румяный мужчина в очках. – Растет число контактеров! Передаем репортаж из психиатрической лечебницы номер один!

Камера показала больничную палату с зарешеченными окнами, где в смирительной рубашке сидел контактер. Он что-то замычал, вращая глазами. «Александр Иванович говорит, что пришельцы зеленого цвета и умеют ползать по стенам», – перевел услужливый репортер.

Псих завыл дурным голосом.

– А это, – продолжал репортер, – инопланетная цивилизация передает нам послание, используя голосовые связки Александра Ивановича…

Светлов плюнул и, махнув рукой, отправился за свой столик.

– Сплошной дурдом! – в сердцах произнес Витя, разливая водку по стаканам.

– Вот именно, – поддакнул Коля.

– Что ты думаешь насчет Кащеевых сокровищ? – после некоторого молчания спросил он.

– Что? – усмехнулся бандит. – Сокровищ, говоришь?! Не сокровища это, браток, а отрава, по крайней мере для такой мрази, как все мы! Ну, пойду я в музей, ну, возьму… А дальше?! Слышал о проклятии? То-то же. Чтобы взять их, чистым надо быть, а у меня руки по локоть в крови да душа вся шерстью поросла… Видал Женьку вчера? Так он цыпленок по сравнению со мной. Нет, туда я не ходок, по крайней мере хоть внешне человеческий облик сохраню!

– Покаяться не пробовал? – тихо спросил внезапно протрезвевший Коля. – Может, исправишься?

– Поздно мне, – мрачно усмехнулся Светлов, – поезд ушел!

В этот момент дверь распахнулась, и в бар ввалился сияющий торжеством Генка Кривой. Он только что со вкусом набил морду Нелиповичу, а также отнял все деньги, которые обнаружил у «подающего надежды молодого патриота». Заимев наличные, Генка решил на митинг не возвращаться. Зачем на солнце париться? Теперь есть на что выпить. Он громогласно потребовал у бармена бутылку водки и, усевшись за соседний столик, принялся хлестать ее прямо из горлышка.

– Надо думать, как домой вернуться, – говорил тем временем шофер. – Противно здесь!

– Какая разница! – устало отмахнулся Светлов. – Везде то же дерьмо. Тут, по крайней мере, сразу видно кто есть кто…

– Что ты сказал?! – зарычал со своего места Генка, услышавший последние слова. – Ты кого дерьмом обозвал?

Кривой не понял сути разговора, да она его, по правде сказать, и не интересовала. Нужен был повод подраться.

Он грозно поднялся со своего места. Публика в баре притихла. Витя, брезгливо сморщившись, шагнул навстречу. Кривой опешил. Он привык, что все его боятся, норовят убежать. Незнакомец молча глядел на Гену жестокими, тигриными глазами.

– Я сказал, что ты дерьмо! Дальше что? Второй глаз выбить?

– Да вы чего, ребята, вы чего, – забормотал перепуганный Гена. – Я пошутил только. Давайте выпьем вместе, а?

– В жопу себе залей! – резко ответил Светлов, возвращаясь на свое место.

– Вот пожалуйста! – криво улыбаясь, сказал он Коле. – Типичная шавка. Здоровая, наглая, но трусливая. Здесь, когда проспится да до Кащеевых богатств доберется, так и станет выглядеть. В другом месте будет человеком казаться. Но суть-то не меняется!

Посидев еще некоторое время, приятели вышли из бара. Они не заметили, как прошел день. Солнце клонилось к закату. Светлов отправился в гостиницу, заливать водкой тоску зеленую, а Коля принялся чинить автобус. Он мысленно дал себе слово, что ни часу лишнего не задержится в проклятом городе. О Кащеевом золоте шофер даже не думал, помнил за собой грехов множество. Одна служба в Афганистане чего стоит! Он заскрипел зубами, отгоняя непрошенные мысли, но не тут-то было!

Кто-то услужливо, как в кино, демонстрировал Коле картины прошлого. Вот он, двадцатилетний, безжалостный, перепахивает танком мятежный кишлак. Вот расстреливает в упор из автомата пленного партизана. Вот издевается над молодым солдатом. «Москвич хренов, – рычит Коля, методично ударяя парня кулаком в грудь, – отъелся на столичных харчах». Вот опять тот же «молодой» через несколько дней, с отрезанными ушами, выколотыми глазами: затравленный «дедами», он убежал из части и попал в плен к душманам. Вот еще многое и многое, о чем хочется забыть, да не получается!

Долго возился Коля с автобусом. Наконец понял, что теряет время даром. Эту развалюху давно в металлолом пора, к тому же сосредоточиться невозможно, душа болит!

Тогда он вылез из-под машины, отряхнулся и решительно зашагал прочь из Кащеева. Солнце полностью опустилось за горизонт. Обыватели захлопывали ставни, наглухо запирали двери.

На улицы выползала разнообразная нечисть.

В это самое время в кащеевском отделении милиции капитан Катов проводил общее собрание сотрудников. Они уже повылезали из гробов и, протирая заспанные рожи, преданно взирали на начальство.

– Оперативная обстановка в городе такова, – хрипел капитан, поминутно облизываясь, – граждане хитрые стали, на улицу ночью не высовываются, что крайне отрицательно сказывается на состоянии нашего трудового коллектива!

Вурдалаки скорбно понурились, понимающе качая головами.

– Водители-дальнобойщики появляются здесь редко, – продолжал Катов, – пищи на всех не хватает!

Некоторые вампиры пустили слезу.

– Однако ситуация не представляется мне полностью безысходной. До сих пор мы контролировали главным образом подъездные пути к городу, но… – тут Катов сделал паузу и торжествующе улыбнулся, – но есть еще дорожки разные, тропинки, по которым машина не проедет, а пешеход пройдет! Есть мнение, что на них может очутиться случайный прохожий!

Вурдалаки восторженно зааплодировали, восхищаясь административным гением своего начальника.

– Короче, приказываю: перекрыть все, повторяю, все подступы к городу!