Оглянись и увидишь дым. Сборник

Фургон миновал одну, другую, третью и покатился к городу.

1

Волнительное предвкушение охватило всех домочадцев без исключения. Даже сам господин Ксандер велел секретарю не беспокоить его ни по каким надобностям, связанным с фондом, – он желал быть совершенно поглощённым подготовкой к торжеству. Он ходил уже разодетый по всему большому дому и всех словно бы всех проверял, хотя в действительности только путался под ногами и мешался – подготовкой от начала и до конца ведала супруга.

Из всего множества бурлящих в доме хлопот более всего господина Ксандера интересовало одно – сегодня он собирался представить на празднике своего наследника, маленького Тобиаса Ксандера. Он придумал одеть сына в точную, хоть и крохотную, копию своего парадного костюма. Точно такие же брюки, точно такой же жилет, точно такой же смокинг, точно такая же бабочка с мягкой искрой. Только большой городской орден у старшего Ксандера уже был, а у младшего – пока нет.

Когда костюмчик заказывали, портной Видревич, расслышав заказ, сперва долго мял и вертел седенькую бородку, а потом вдруг принялся отговаривать – дескать, пропорции будут смешные, а ребёнку одно неудобство. Но господин Ксандер твёрдо знал, почему так нужно. И теперь, в день окончательной подготовки, он стоял перед зеркалом вместе с ребёнком и торжествовал: Ксандер и сын. Один большой, а другой маленький. Тобиас немножко маялся: у него чесались ноги, и ему хотелось побегать туда-сюда по любимому маршруту от спальни до маленькой гостиной, воображая себя поездом. Но он, конечно, был счастлив и горд: одет как отец, рядом с отцом, сияет как отец. Господин Ксандер хотел его солидно поцеловать в макушку, но не удержался и по-медвежьи потёрся носом, распушив причёсанные детские волосы.

– Вы нам причёску испортили, – немедленно возникла тихоголосая гувернантка. Господин Ксандер отпрянул и заизвинялся.

Через открытую дверь в комнату глядели девочки – старшие сёстры, Мария и Катарина. С привычки жены господина Ксандера девочек в семье называли на русский манер: Маша и Катя.

– Что смотрите, красавицы? – спросил господин Ксандер девочек. – Красивые мы с Тоби, а? Ну идите ко мне.

И он сам вперевалку пошёл к ним, растопыривши большие руки.

– Папа, осторожно! – вскрикнула Маша, опасаясь, видимо, за судьбу и своей причёски тоже. Но отец ухватил их обеих очень деликатно – и уж конечно, со всем почтением отнёсся ко всем изысканным и хрупким украшеньям.

– Что ж, всё почти готово?

– Было готово, пока ты не испортил Тоби причёску, – отозвалась Катя. – Теперь опоздаем.

Маша с пол-оборота ощерилась.

– Ты дура что ли? Ещё уйма времени.

Они принялись привычно цапаться, называя друг друга так и эдак. Сёстры то и дело переходили от взаимной нежности и любовной дружественности к детским склокам и обратно, так что господин Ксандер поусмехался и пошёл инспектировать торт. Он пообещал мэру города привести на праздник большой – на всех гостей – торт.

На кухне, однако, от главы семейства было ещё меньше проку, чем наверху перед зеркалом.

– Что торт? – спросил он повара, флегматично орудовавшего кремовым пистолетом. Всё было практически готово, и повар высматривал, не надо ли ещё куда-нибудь посадить розочку или куполок.

– Вот, – повар сделал широкий жест.

Торт был очень большой – на самом деле он состоял из нескольких отдельно выпеченных коржей, но эту составность виртуозно замаскировали. Чтобы вынести десерт к столу, его уложили на специальные носилки.

– Выглядит восхитительно, – сказал господин Ксандер, – и, уверен, необыкновенно вкусно. У вас тут есть, кому донести до машины, или нужно позвать кого-нибудь? Мэр пришлёт за тортом специальную машину.

– Отнесём, – сказал повар. – Вы не беспокойтесь.

Для выездов всем семейством у Ксандеров имелся специальный автомобиль-автобус, в который все умещались. Он обыкновенно стоял в дальнем гараже и при надобности водитель отправлялся за ним на велосипеде.

Сам господин Ксандер вышел к машине первым, чтобы с удовольствием пронаблюдать за посадкой всего своего семейства:

Во-первых, Маши – уже не девочки даже, а девушки, делающей большие успехи в точных науках. Он иногда – редко, конечно, – любил вдруг взяться за её обучение и приходил помогать ей решать домашние задания по алгебре, геометрии и статистике. Маша всякий раз удивлялась, но всегда легко допускала его, и они замечательно проводили время. Он иногда думал даже, что Маша могла бы быть вполне способна занять его место, – но не наденешь же на девушку брюки, пиджак и бабочку с мягкой искрой. Что уж говорить о большом городском ордене.

Во-вторых, Кати – совершенной ещё девочки, причем исключительно вредной. Катю господин Ксандер не понимал, отчего расстраивался и в конце концов совершенно передал её в ведение жены, время от времени требуя отчёта: что ей надо? Кем она хочет стать? Куда отправим её учиться? Светлана слушала, как он, тревожась, бурчит, гладила его по лысеющей голове и мягко улыбалась чему-то будущему. Много лет назад господин Ксандер приехал в монастырь на святой земле и увидел среди деревьев каменную женщину. Он глядел на неё, задрав голову, а она глядела на него сверху вниз, чуть-чуть улыбаясь. Потом господин Ксандер встретил эту женщину, но уже не каменную, и сразу узнал улыбку.

В-третьих, Тоби – наследника обоих фондов – инвестиционного и благотворительного. Тоби притёрся к костюму и топал к машине, мило стараясь не запылить чёрные туфельки и брюки. Топал он по-особенному – стремясь, видимо, походить на отца. Девочки совершенно веселились, глядя на него из машины, так что отец даже повернулся к ним с неудовольствием.

Сразу за Тоби шла госпожа Ксандер – и господин Ксандер вдруг прошёл несколько шагов навстречу только затем, чтобы подержать её за руку. Маленький Тоби, увлекшись походкой, споткнулся, и родители с двух сторон бросились хватать его под локти. Однако будущий магнат удержал равновесие и пошёл дальше с таким видом, словно ничего не случилось.

– У него сработал мозжечок, – сказала Маша, потому что только вчера прочитала о мозжечке в книжке.

– Точно! У него вместо мозга мозжечок, – отозвалась немедленно вредная сестра, и Маша обозвала её дурой.

Девочки глядели на маленького и красивого Тоби из машины, отец и мать – сзади, повар, гувернантка и другие работники – из окон. А он топал себе и и гордился, что одет в точности как отец.

Водитель вёл автобус с семейством неторопливо и аккуратно. Одновременно с автобусом со двора выехала машина, в которую погрузили торт, – мэр прислал за ним одного из своих шофёров. Шофёр вырулил на дорогу перед носом другой машины, зачем-то гуднул, вильнул и умчался в сторону ратуши. Степенный водитель господина Ксандера после этого целых несколько минут качал головой и ворчал что-то себе под нос.

Перед пешеходным переходом он затормозил, чтобы пропустить группу старушек, столпившихся у придорожного столбика и не решавшихся ступить на проезжую часть. Увидев автобус, они заулыбались и зарадовались, стали махать пассажирам и что-то промеж себя живо обсуждать. Водитель нетерпеливо показал им рукой – идите, что же вы – и старушки гурьбой посеменили через дорогу, по пути вглядываясь в автобусное лобовое стекло.

– Это они смотрят, какой ты красивый, – сказал господин Ксандер Тоби, и девочки обиделись.

Автобус дважды свернул и выкатился на центральный проспект. Дежурный полицейский отдал честь, хотя, конечно, ничего такого совершенно не полагалось. Усатый продавец газет с рябой физиономией и майорскими усами под косым носом помахал автобусу газетой. Автомобиль был довольно приметный – наверное, один такой в целом городе.

По тротуарам проспекта в сторону ратуши шли празднично одетые люди – конечно, не настолько празднично, как семейство господина Ксандера, но всё равно очень красиво. Они показывали друг другу на автобус – мол, смотри, они едут туда же, куда идём мы. Пригласительные билеты на праздник не стоили ничего – малую их часть распределил мэр, а все остальные разыграли между всеми желающими.

Некоторых из тех, кто шёл по тротуару, господин Ксандер узнал: вот хозяин хлебной лавки с ребятами-близнецами. Они идут с двух сторон от отца и вдруг, перемигнувшись, ухватывают его с боков и пытаются пихнуть в сторону, чтобы так получилось, будто ведут его пьяного. Но батя-хлебник большой, его так просто не сдвинешь – он самодовольно улыбается в бороду, топает себе прямо, а потом вдруг хватает ребят и несёт их под мышками, как две трубы.

Вон почтальон, который приносит в офис фонда корреспонденцию, – он ведёт на праздник дочку. Впрочем, кто тут кого ведёт – девушка, кажется, чувствует себя увереннее отца. Несколько месяцев назад почтальон с гордостью показывал всем номер модного журнала – с нею на обложке. Посмотрел обложку и господин Ксандер. Журнальный визажист расстарался: вместо красивого подростка на обложке было существо неопределённого возраста – красивое, но совершенно безжизненное. Почтальон, впрочем, был в восторге. Он не выиграл билета и специально писал к мэру, чтобы получить приглашение. И мэр выписал, конечно.

Вон катится на коляске скрипач Иван. Раньше у Ивана была коляска скверная, с испорченной осью и продавленным сидением. Его катала бабушка с испорченными коленями и продавленной головой. Однажды к господину Ксандеру пришёл профессор городского музыкального училища Рихтер. Этот Рихтер уселся на стул, наставил на господина Ксандера блестящий огромный лоб и некоторое время молча неприязненно сопел. А потом спросил, почему подростки от шестнадцати лет не входят в программу фонда. У подростка Ивана старая коляска, об которую он портит свои ценные скрипичные руки. Господин Ксандер привычно высказался в том смысле, что людей много, а программа не резиновая. Тогда профессор объяснил, что есть люди, а есть Иван – он играет на скрипке. Они ещё несколько времени спорили как по нотам в зубах навязший спор, пока Рихтер не ругнулся, плюнул и пошёл, нахлобучивая на ходу шапку. Он вообще был изрядный грубиян и мизантроп, этот лобастый Рихтер. Коляску Ивану господин Ксандер всё-таки купил, но на свои деньги. У него было очень много денег. Теперь Иван мог кататься без бабушки и даже не вот не взял её на праздник в городской ратуше.

Автобус осторожно подкатился к самому крыльцу. По случаю исключительных гостей сам господин мэр вышел на лестницу и теперь стоял, лоснясь округлостями и складками. Десять минут назад привезли торт, а теперь вот прибыли дорогие гости – всё очень хорошо и очень празднично.

– Выплыл нас встречать, – сказала Светлана вполголоса, и господин Ксандер посмотрел на неё укоризненно.

Очень просто было не любить господина мэра. Поначалу господин Ксандер даже завидовал тем, кто легко может себе это позволить: посмотреть на мэра, послушать его и без малейшей задержки невзлюбить, будто поставивши в голове формальную как решение суда галочку. Сам же господин Ксандер так не мог и вынужден был присмотреться к Вителлию Тусу, прислушаться к нему и даже – бывало – целоваться с ним. Поначалу ему трудно было поверить, что их дружба с мэром действительная, но за несколько лет он научился находить в мэре многое достойное дружбы. Спроси его кто-то, что именно, чем таким хорош мэр, – господин Ксандер не смог бы ответить. Дружба с мэром просто отчётливо следовала из многих часов, проведённых бок о бок с сигарами на балконе ратуши, с которого открывался вид на исторический центр, реку и дальние кварталы.

– Приветствуем, приветствуем, – когда мэр говорил, слова поднимались как пузыри в кипящем тяжёлом масле. – Самые наши дорогие гости пожаловали. Приветствуем. Здравствуй, Дон.

– Привет. Торт приехал? – господин Ксандер спросил так, чтобы сказать что-нибудь конкретное.

– Конечно. Очень вкусный!

– Ну откуда ж ты знаешь, что вкусный?

Из мэра полезла улыбка.

– А знаешь, откуда? Я тебе скажу, откуда. Я его уже весь съел! Ха-ха. Уже весь его съел. Что, дети, довольны? Мне торт-то привезли. Дай, думаю, съем, пока никто не видит. И весь съел! Ха-ха-ха!

Мэр расхохотался, лоснясь, и стоящие у него за спиной бесцветные помощники в очень опрятных костюмах тоже стали смеяться.

Дети, ещё сидящие в машине, насупились, а маленький Тоби с недоумением повернулся к маме. Он ещё не до конца осознал совершившуюся с тортом катастрофу, но совершенно ясно чувствовал, что это один из тех случаев, когда люди поворачиваются к маме.

– Мэр шутит, – просто сказала Светлана. – Торт отнесли на кухню, и мы все вместе будем его есть.