Оглянись и увидишь дым. Сборник

Ани бывала в ратуше много раз, так что совершенно не любопытствовала и только оглядывала других ребят. Ей, кажется, было неприятно, что все они пришли в ратушу отца. Она глядела исподлобья и обдумывала план: набрать сладостей со стола и сбежать в отцовский кабинет. Она уже подёргала украдкой двери и знала, что заперто, но была уверена, что Болем откроет, если попросить.

Некоторые дети сияли в общем собрании, словно звёздочки. Сиял маленький Тоби, наряженный взрослым и сопровождаемый двумя яркими сёстрами. Сияла дочь почтальона, хотя, конечно, собравшиеся дети ещё не могли оценить, насколько. Сиял переросток Иван, нескладно сложившийся в своём электрическом кресле и от волнения перебиравший длинными узловатыми пальцами блестящие управляющие рычажки. А кто-то наоборот – не сиял, а ковырял в носу, подтягивал сползающие джинсы и успокаивал себя тем, что мама-то совсем недалеко, внизу. Дети вообще очень разные.

Мэр и господин Ксандер дождались, пока все собравшиеся дети и родители разойдутся по залам на третьем и первом этаже, выпили немножко коньяку, повертелись перед большим зеркалом и отправились наверх. Как только они вошли, звонкий гул сразу стих. Дети перестали фотографировать и фотографироваться, пихаться и обсуждать. Взобравшись на подставочку, отцы отыскали в толпе своих дочерей, оглядели всех прочих и любезно переглянулись. Мэр облизнулся, потоптался на коротких ногах и стал произносить свою короткую – слава богу – речь. Прямо посреди зала установил на треноге свою камеру оператор, транслировавший выступление на экраны в нижние залы. Его совершенно не озаботило, что своей широкой спиной он совершенно загородил обзор нескольким гостям, отчего те, нудя вполголоса, стали теснить соседей.

– Дорогие ребята! – говорил мэр. – Добро пожаловать. Вы, наверное, знаете, кто я такой. Я – мэр. И вот мы решили устроить для вас этот замечательный праздник. Вы, наверное, знаете, где мы с вами находимся. Тут работают очень важные люди.

И так мэр говорил ещё минуты три. Наконец он оглянулся, словно проверяя, всё ли готово, и махнул:

– Давайте же посмотрим спектакль, который приготовили ваши коллеги, тоже ребята. Ваши родители будут смотреть спектакль внизу, через вот эту камеру, через которую они теперь слушают вместе с вами меня. Давайте, потихонечку проходите, не бойтесь.

Дети чуть-чуть потоптались и повалили в зал, где уже были расставлены зрительские стулья. Сделался гвалт: все хотели усесться поближе, кто-то занимал места для замешкавшихся друзей, что вызывало общее возмущение, кто-то уронил резной ореховый стул, кто-то уселся на пол с довольным видом. Перед занавесом хлопотала учительница, переодевшаяся в красивый старинный костюм, делающий её то ли феей-сказочницей, то ли домоправительницей. Она была лично знакома с доброй половиной зрителей, поэтому многих могла увещевать лично – даже рассадила каких-то закадычных друзей, чтобы они не трепались во время спектакля. Немножко поколебавшись, она разрешила даже сидеть на полу перед первым рядом, предупредив только, что артисты могут ненароком задеть зрителей ногой.

Случившийся тут же Болем было заворчал, но учительница нисколько его не боялась.

– Я прошу вас, господин Болем, – сказала она, – позвольте мне самой распоряжаться. Ведь всё-таки это я режиссёр. Когда вы поставите спектакль, будете вы распоряжаться. А тут я сделаю, как считаю нужным. Вы не беспокойтесь.

Минут за десять все расселись. Учительница оглядела зал. Некоторые дети были особенно приметны: она задержала взгляд на Тоби, которого, как самого маленького, усадили в первый ряд. Поглядела на Ивана, припарковавшегося в проходе, встретилась глазами с девушкой, зябко охватившей себя за плечи. Вдруг закрытая было дверь зала распахнулась. Неуклюже стукаясь о косяк и о пол, в зал вплыла растопыренная тренога, а за ней – оператор, тянувший толстый кабель. Он, ни на кого не глядя, расположился перед первым рядом и уткнулся в окуляр.

Учительница смотрела на него как будто в недоумении: откуда такие берутся?

– Господин оператор, – обратилась она наконец к нему, – вы встали так, что за вами будет не видно зрителям.

– А как я встану-то, мама с папой. Мне ж снимать надо, – отозвался оператор. – У вас и так условия такие, что простите, мама с папой. Я ж даже свет не могу поставить. У меня прямая трансляция, люди будут смотреть.

Минут на десять – десять! – пришлось задержать спектакль и препираться. Но по такому случаю зрители, конечно, не скучали.

– Вы меня извините, но с этой позиции я за качество не отвечаю, мама с папой, – заявил в конце концов оператор, отодвинутый на самую галёрку.

– Это я поняла, что вы ни за что не отвечаете, – весело ответила учительница и вернулась на авансцену. – Давайте наконец начнём нашу сказку.

***

Господин Ксандер и мэр не стали смотреть спектакля. Они дождались, пока учительница закончит первый монолог, чуть-чуть посмотрели первую сцену – она изображала комнату, в которой о чём-то спорили двое детей – и отправились в тот самый кабинет.

Мэр достал из шкафчика бутылку и два стакана, налил виски и передал господину Ксандеру стакан.

– Ну, – предложил он, – за праздник. Вроде всё слава Богу. Что умеем, то умеем, да? Это Болем. Молодец он, своё дело знает.

– Праздник. Праздники ведь дело хорошее, так?

Мэр повернулся к нему с любопытством и будто вызовом.

– Ну так.

– Так что же ты сам проводишь, а другим – не даёшь?

– Так и знал. Ну вот так и знал, что эта лисица тебя ко мне подошлёт.

– Сразу и лисица.

– Ну а кто? Это он с виду весь из себя святой Бенедикт. Ути-пути, тю-тю-тю. А на самом деле лисица.

– Франциск.

– Что?

– Ну если ути-пути, то Франциск. Бенедикт не ути-пути. Ты перепутал.

– Да мне похер, если честно. Я двуличия в людях не терплю, понимаешь. Он ко мне приходит и говорит: так и так, разрешите мне праздник. Я ему говорю: не вопрос, но тогда давайте нормально дружить. Ну, Дон, как мы с тобой, нормально же всё. У меня к тебе вопросов как бы и не возникает, да? Ты делаешь, я делаю, и идёт взаимоподдержка. А он, понимаешь, у него позиция странная. Типа вы мне всё разрешите, но я со своей стороны как бы вообще без гарантий. Я это не особо понимаю.

– А что тебе нужно-то?

– Ну б*я. К нему ходят полгорода, реально, да? Вот тупо полгорода. Ну не лично к нему, а во все храмы. Наш горстат показывает, что полгорода. Ну не все там каждый день или как там надо у них, но это всё верующие. И не просто там формально, а активно типа верующие, понимаешь? Вот. То есть он держит полгорода, понимаешь? Нет, ну я тоже верующий, да? То есть в принципе это нормально, что есть дух в народе. Но я с самостоятельным мышлением как бы. А эти все просто слушают, что им вещают, и всё. Я ему говорю – так и так, твоё преосвященство, давай нормально работать. Давай согласовывать повестку. Причём я ж не давить там, да, или чего? Я говорю – ну давайте друг друга нормально учитывать. Мы же со своей стороны готовы как бы идти на совместную работу. Никто ему не запрещает ничего. Да? Ему нормально хотят объяснить, что есть повестка, да. Есть акценты. А он как бы вообще не идёт на контакт, условно говоря. Но при этом – вот обрати внимание, да? Через тебя он идёт. Сам он не идёт, а через тебя идёт. Ну если такой весь из себя прынципиальный йезуит – тогда что ты подспудно копаешь-то? Он типа принципиальный, а ты не такой принципиальный, и так как договориться ему надо, то он через тебя типа. Потому что мы ещё и друзья. Я вот это искренне не понимаю.

Господин Ксандер осторожно отпил из стакана. Всё было довольно сложно. Он выглянул в окно. Две монашки, о чём-то переговариваясь, вышли из-за угла и проследовали в булочную.

– И я говорю, я со своей стороны сам не чуждый как бы духовного, да? Ну ты знаешь, что я тебе говорю. То есть не имею ничего против и сам, считай, прихожанин. Но у нас с ним какое-то разное… Он какой-то оторванный что ли. Всё-таки в нынешнее время надо, чтобы была синхронизация какая-то, да? Уже какой-то отход от дремучести, как говорится. Тот же закон о разводах – помнишь? Едви не приняли.

– Его сочинил советник президента.

– Да?

– Да.

– Ну они со своей стороны поддерживали. Я им говорил: что это за дичь? Они такие типа: нам нормально. Короче, пусть ещё где-нибудь праздники устраивает. А мы тут будем устраивать нормальные. Светские.

Они беседовали ещё с полчаса – мэр кипятился и повторил раз десять одно и то же, а господин Ксандер мягко внушал, что большой беды от церковного праздника не будет.