С Райкой

– Этого я и боюсь, что предложит. Я не смогу отказаться и через 10 недель буду частью рабочего организма. Я не боюсь работы, но это было бы не совсем то, что я бы хотел делать в новом месте. Если бы мне сказали, что одним из условий переезда будет работа в определенном месте, я бы не поехал. Потому что в первую очередь я ехал за свободой выбора. Я понимаю, что захоти сейчас получить работу, то не нашел бы ничего самостоятельно в первую очередь потому что у меня нет достаточно языка, чтобы делать не механические туповатые операции. Возможно, что достаточного языка у меня не будет никогда, чтобы заниматься именно тем, чем бы я хотел.

– А чем бы ты хотел?

– Я бы хотел попробовать писать. Точнее я бы пошел на какие-нибудь писательские или сценаристские курсы. Научить писать человека невозможно, но показать способы и приемы необходимо. Я думаю, что к деду поехать нужно, и чем скорее, тем быстрее. Если я придумал, как не попасть служить в Красную Армию, то как открутиться от дедовых предложений и подавно придумаю.

– Чем скорее, тем быстрее – разве так можно говорить?

– Конечно можно: дис из а фри контри.

Это была дежурная фраза русского популярного комедианта в штатах. Райка рассказывала про него в один из своих заездов. Комедианта звали Яков Шмирнофф.

Разговор о жизни однако на этом не закончился, а просто переместился из кухни в спальню. Малыш было уселся в маленькое креслице напротив кровати, но не тут то было: Райка решила не терять напрасно минут и начала раздеваться. Малыш подумал, что это хороший знак, потому что времени было до восьми вечера. Еще он подумал, что может так незаметно здесь войти в роль счастливого мужа, что и действительно им станет.

Вчера в самолете он поймал себя на мысли, что занятие любовью с одним человеком так отличается от другого: с одними это бывает медленно, как полонез или болеро. Нужно перепробовать все позиции и поддержки и не дай бог не в той очередности. К финалу ты можешь придти счастливым, если ничего не забыл и крутился через нужное плечо.

А с другими бывает как рвота, которой не удержать. Тебя и партнера переполняет и рвет в клочья, но от желания. Вы сливаетесь в один организм, держите друг друга и извергаетесь. После припадка проходит сколько-то минут, и вы оба чувствуете, что новый порыв не обманчив и извергаетесь опять.

Лавмейкинг с Райкой был похож на процесс целительной рвоты. Она чувствовала себя все уверенней и безошибочно достигала, чего хотела в считанные минуты. Для нее это был более физиологический акт, чем эмоциональный: по достижении оргазма она вставала с постели и шла заниматься чем-нибудь посторонним. Малыша это немного смущало – от него не требовалось нежности. Но с другой стороны это было неплохо, если ее качество близости с ним случилось на таком уровне. Малыш боялся показывать Райке что-либо новое или другое, чтобы не ставить их обоих в неизвестное положение. Ей было отлично и так. Иногда она бывала так накручена, что успевала все завершить несколько раз и полу шутила: «Что ты там копаешься?». Но такое стало происходить позже.

Райка чистила только зубы и не заботилась ни о чем другом. Вот и в тот раз она пришла со своими университетскими запахами.

Они лежали под махровым халатом на спинах и говорили про завтрашний день.

У нее были дела в универе утром, но потом они могли бы поехать смотреть хваленый Славинский рыбо бизнес. Малыш был согласен на все варианты. Райка говорила ему, чтобы он завтра особенно не помалкивал, а выражал себя как мог.

После этого она встала с постели и стала читать какие-то методические инструкции. Но Малыш не чувствовал себя заброшенным и нелюбимым. Он подумал, что может быть Америка и есть такая продвинутая страна потому, что времени никто здесь не теряет даже на ласки и объемы после дневного секса.

Он дотянулся до книжной полки и вытащил оттуда красочный и тяжеленный том русских народных сказок. Таким томом в его прошедшей жизни непременно придавливали бы квашенную капусту в эмалированном ведре на балконе. От такой мысли кисло ему, однако, не стало.

В комнате их было слишком тепло, но вентиль на батарее отопления был поломан. Приоткрытое окно не слишком помогало с притоком свежего воздуха. Райка сидела как в предбаннике, одетая только в очки. Малыш решил ее пока не отвлекать, а заняться переводом. Он выбрал произведение «Мальчик с пальчик» и перечитал его несколько раз. В голове Малыша замигали лампочками улыбочки от предстоящей истории. Он записал ее на двух листах маминым каллиграфическим почерком и тронул Райку за плечо. Она посмотрела на него довольно отстраненно, несмотря на его наготу и спросила: «Что это – письмо на Родину?»

Малыш пропустил ее ерность мимо ушей, но зарубку все равно сделал.

Райка поняла, что сказала все не так и теперь искупала свою вину – читала вслух и с выражением. Малыш был озадачен – она совсем не смеялась, а ведь должно было быть смешно. Она отложила листки в сторону и поправила очки, как Валерка из Неуловумых: «У тебя получился русский вариант Rocky Raccoon. Выписывай сюда Тихомирова для озвучивания.»

– Это еще не законченный продукт. Это еще перевести надо на язык Шекспира.

Она ничего не сказала, только пожала плечами.

Малыш духом и не собирался падать. Он взял несколько чистых листов и влез в халат. Особого опыта писать по-английски у него не было. Когда-то он писал песни, но англоговорящие люди тех песен никогда не слыхали. Поэтому трудно было судить о качестве когда-то написанного. Тем не менее он сел на подоконник и написал. Как и в первый раз Малыш подошел к Райке и протянул ей листы.

Она хотела было возразить, что уже знакома с материалом, но, к счастью, увидела, что в этот раз написано было на другом языке, чем раньше, и начала читать.

Глядя на ее реакцию, Малыш подумал, что теперь-то, наконец, сработало: Райка очень сильно засмеялась с самых первых аккордов. Она придерживала очки обеими руками и буквально содрогалась.

Малыш не думал, что будет так смешно с самого начала. Он побаивался, что у нее просто не хватит жизненных сил дочитать до конца. Но Райка и не стала дочитывать. Видно инстинкт самосохранения подсказал ей отбросить эти листы подальше от себя, а самой двигаться в противоположную сторону.

Тут Малыш понял, что что-то тут не так. Он понимал про себя, что талантлив, но никогда не думал, что настолько. Малыш было подумал, что людям юмор более доступен на родном языке, но быстро отложил эту истину в сторону – тут было иное.

Райка тем временем доковыляла до кровати и рухнула на нее как подкошенная. Она ничего не говорила Малышу, а просто смотрела на него и хохотала. Когда смех ее перешел в разумную зону веселости, Малыш решил остановить его необычным способом: он лег рядом с ней на кровать, положил свою руку на ее грудь и наблюдал некоторое время, как все это вместе колышется. Райку рука успокоила, и ей сразу захотелось другого.

Через пол-часа она сидела за столом и правила Малышов текст. Иногда ее взрывало неожиданным залпиком смеха, но она справлялась и работала быстро.

К 10 часам вечера рассказ был переписан. Малыш читал его и многое не узнавал в упор. Мало того, теперь он не только не улавливал его смысл, но и смешного не чувствовал совсем.

Райка увидела все это на его расстроенном лице и спокойно объяснила, что выбранная им сказка неудачна, потому что детские издательства ее скорее всего не возьмут: в сказке описывается явное членовредительство, которое подрастающим поколением может быть воспринято буквально, и начнется повальная рубка пальцев с целью обретения маленького друга. Малыш не мог поверить своим ушам, и, если бы не полная уверенность, что Райка хочет ему только добра, он бы подумал, что это говорит ее зависть к его предстоящему успеху. Да, да – иногда Малыш видел себя на коне, коровьей масти, как на пьедестале славы. Но в тот день он Райку выслушал и спокойно ей сказал, мол не будет ли это правильным и честным для них обоих не останавливаться на этой точке и спорить о шкуре не убитого ракуна, а обратиться в места, где их совместное творчество будет оценено профессионалами со всеми исходящими оттуда последствиями.

Райка поняла по непривычной напыщенности его речи, что Малыш очень сердит. Не на нее и не на себя, а сердит на все. Она достала телефонную книжку из своего многострадального ранца и долго в ней копалась. Малышу нечего было больше сказать по сути, а просто так колыхать воздух он тогда еще не любил, и он пошел в душ. Вернувшись в комнату с мокрой головой через четверть часа, он увидел Райку все в той же форме одежды, развалившейся, как поздняя пикассовская модель, со всей вывернутой красотой наружу и болтающей по телефону. В голове его мелькнула мысль, что он, сексуально активный и женатый долгие годы человек, еще никогда не сталкивался с таким зрелищем в своей жизни и что женщин называют загадочными существами не случайно.

Райка помахала ему рукой, как если бы они давно не виделись, или она не хотела остаться не замеченной, и продолжала свой разговор. Перед ней лежал листок бумаги с дюжиной записанных на нем телефонов. Малыш все сразу понял и оценил. Разница со Сверхкондиционной была очевидна: та хоть и скакала быстро, но запрягала безумно медленно и болезненно.

– Завтра мы поедем к деду. Пока он будет тебя обольщать и знакомить, я найду свободный телефон и буду пытаться сосватать тебя в издательства. Все издательства, куда я собираюсь позвонить, расположены в Нью Йорке, так что возможно, что нам придется туда и поехать.

– Так быстро? Может быть стоит перевести еще чего-нибудь типа про сестрицу Аленушку и братца Иванушку или про Огневушку-потаскушку?

Райка притянула малыша на себя и заткнула ему рот ненасытным поцелуем.

Глава восьмая

На следующий день машина заехала за ними утром. Семейный бизнес представлял из себя гигантские склады-холодильники с различными температурными режимами. Кроме холодильников были коптильни и другие цеха, где все ходили в белых халатах, шапочках и намордниках. Малыш сразу подумал, что это прекрасное место для преступлений – все как на одно лицо. От запаха рыбы в голову пришла удачная мысль, как «закосить» от такой работы, но с рвотными спазмами он не спешил. Наоборот, Малыш проявлял если и не бурный, то и не дежурный интерес к процессам и аппаратам.

Нил водил Малыша из цеха в цех, знакомил с кем-то. Малыш сначала вел себя нормально, но со временем устал от всех этих пожатий незнакомых рук и стандартного вопроса «Как тебе нравится Америка».

Кроме цехов и холодильников в бизнес входили и средства доставки: количество грузовиков было больше тридцати.

Часа через три Нил привел Малыша к себе в офис и велел принести им кофе и сандвичей. Малыш ругал себя в сердцах: он забыл про позывы к рвоте во время хождения, а теперь уже было поздно.

Нил без всяких преамбул спросил его, где бы он себя видел наиболее полезным в семейном бизнесе. Малыш вспомнил ненаписанное ходатайство в ОВИР и про вред больше, чем от отряда в 200 сабель, и сказал, что он мог бы заниматься логистикой перевозок, потому что в офисе не так воняет рыбой. Малыш говорил и ловил себя на мысли, что его акцент похож скорее на французский, чем на восточно-европейский и что Нил каким-то образом его понимает. Нилу понравился его ответ, и он спросил, не приходилось ли ему делать что-нибудь подобное раньше. Малыш со счастливой улыбкой отвечал, что никогда не приходилось, но он всегда об этом мечтал. Нила такой ответ не слишком удовлетворил, и он попросил более подробных объяснений. Малыш не ожидал такой назойливости и сказал, что однажды он видел фильм про авиадиспетчеров в большом аэропорту – как они сажают самолеты и не дают им столкнуться друг с другом. Нил закатил глаза. Малыш понял, что он достигает нужного результата и добавил, что авиа диспетчерам платят уйму денег. В это время Райка вошла в офис и по лицам мужчин поняла, что пришла вовремя. Нил встал со своего места и сказал, что ему пора идти по делам и что они обо всем договорились. Малыш чувствовал себя обессиленным от этого разговора, и Райкин приход был для него соломинкой спасения. Райка поправила на дедовой голове седой чуб и чмокнула его в щеку. Малыш углядел в ее руке все тот же листок с телефонами. Теперь на нем были и другие пометки. Сердце его дрогнуло.

Как бы между прочим Нил сказал, что едет на рыбный маркет в Нью Йорк и мог бы их подбросить по дороге, куда им надо. В машине все молчали. Каждый о своем.

Как только Малыш переступил порог квартиры, так сразу спросил про звонки в издательства. Райка сделала взгляд страстной коровы с раздувающимися ноздрями и сказала, что она ему все расскажет, но немного позже.

Малыш, одетый до пояса сверху стоял перед кухонной плитой и готовил соус к варившейся пасте. Он еще не придумал, сделать ли его мясным или нет, потому что голова его была занята размышлениями о предстоящих интервью в издательствах. Райка печатала рассказ на электрическом тайпрайтере величиной с поваренную книгу «О вкусной и здоровой пище». Печатала она быстрее всех виданных и слыханных малышом секретарш и машинисток вместе взятых.

– Ты могла бы подрабатывать машинисткой, если бы захотела.

– Я и подрабатывала, когда была студенткой и не могла делать ничего другого.

– За такую скорость тебя бы в России показывали в цирке Шапито, а в 30-е годы выдали бы медаль «За трудовые заслуги» за скоростные вынесения приговоров.

Малыш иногда ерничал и сам, когда чье-то явное превосходство мозолило ему глаза так откровенно.

– Это побочная часть моей профессии: если бы я не умела печатать, то как еще коммюниковать свои знания другим. Нам надо зайти в какой-нибудь магазин мужской одежды и купить тебе пару брюк и другого: ты не можешь ходить на интервью в джинсах.

Малыш к этой минуте решил, какой соус он будет делать, и открыл баночку с консервированным канком. Райка тем временем закончила печатную работу и протянула Малышу несколько листов: «Просто на случай, если кто-нибудь решит на это посмотреть, печатное слово должно выглядеть внушительней. Уже вкусно пахнет изо всех сил – давай поедим побыстрее и еще успеем в магазин.»

Следующим утром они приехали на поезде на Пенстейшн в Нью Йорке около 10 часов утра и пошли пешком до 5 Авеню. Райка инструктировала Малыша, как себя правильно вести в агентствах – не молчать, не стесняться своего акцента и не бояться делать ошибок.