Возвращение

К полудню он и Силонос построили на площади у шатров весь состав гарнизона.

— 320 копейщиков, 120 лучников и 200 солдат вспомогательных служб, — доложил вновь прибывшему гиппарху Филон. — Кроме того, в составе гарнизона имеется 30 колесниц и три малых катапульты.

Затем они обошли довольно стройные шеренги. При этом Силонос не без огорчения заметил, что среди солдат почти не осталось ни македонцев, ни фессалийцев, основное ядро составляли местные наемники, впрочем, были также ликийцы, и персы.

Филон, шагая рядом со стройным и подтянутым Силоносом, пытался втянуть четко обозначившийся живот. Иногда это ему удавалось.

Среди лучников Силонос увидел несколько хорошо знакомых воинов. Он заметил, что и они узнали его. Это принесло ему радость и успокоение. Одного из лучников он помнил по имени. Тот был ведущим фаланги и не раз заслуживал похвалу.

— Лисип! — окликнул он солдата. И тот, польщенный вниманием, сделал широкий шаг вперед. Он был при полном вооружении. Длинный меч, введенный еще Александром Македонским, заправленный за спину, лук и полный колчан стрел.

Потрепанный кожаный панцирь, захваченный некогда у парфян, был хорошо подогнан, а шлем с развевающимися перьями начищен до блеска. Лисип с достоинством характерным для воинов, знающих себе цену, отдал честь новому командующему.

— Назначаю тебя командиром отряда лучников. — Четко произнес Силонос. Затем распустил солдат и велел командирам отрядов зайти в офицерский шатер.

Говорил он предельно кратко. Потребовал немедленно восстановить боеспособность гарнизона и подготовиться к маневрам. Поручил Лисипу возвратить всех солдат, разбредшихся на заработки по окрестным деревням. Он был уверен, что затишье долго не протянется. Парфяне непрерывно наращивали силы.

Царь Антиох все более увязал в Иудее. Силонос уже знал, что ополченцы Иегуды Маккавея разгромили регулярную армию Аполлония, царского наместника Самарии. А сам Аполлоний был убит.

Теперь готовилась новое выступление против Иудеи. Экспедиционный корпус возглавил полководец Серон, приближенный самого царя.

Все это ослабляло империю селевкидов, и Силонос был уверен, что этим непременно воспользуются парфяне и нанесут удар по форпосту. Далее им откроется путь на Тапсак и Антиохию. И он, со свойственной ему последовательностью принялся за осуществление своего плана.

К шестому полнолунию гарнизон Дура-Европоса стал одним из самых сильных в этой части огромной империи селевкидов. Но этот бесспорный успех Силоноса оказался для него роковым.

Дисциплинированный и хорошо подготовленный отряд гарнизона, насчитывавший боле двух тысяч воинов, попал в поле зрения на столько парфян, сколько приближенных царя Антиоха Эпифана. Однако Силонос этого не понял.

Когда специальный имперский курьер вручил ему папирус с требованием немедленно явиться к Лисию в Антиохию, он обрадовался, видя в этом перст судьбы. На его стороне были боги Эллады.

Глава 4

В царской ставке

Вызов в царскую ставку представился Силоносу, как благоприятный момент изложить перед командованием свой стратегический план. Его не тревожили дошедшие до Дура-Европоса сообщения о том, что полководец Сирон, подобно наместнику Самарии Аполлонию, также потерпел поражение на северо-западе Иудеи.

Войска Сирона были наголову разбиты ополченцами Иегуды Маккавея в ущельях Бет— Хорона. Силонос хорошо знал эти места. Он не раз совершал там патрульные поездки, направляясь к Иерусалиму.

Поражения Аполлония и Сирона он рассматривал, как нежелательные события, к сожалению, встречающиеся в военном деле. Будучи поглощенным разработкой своей стратегии в отношении быстро усиливавшейся Парфии, он не придавал решающего значения этим неудачам.

Силонос не верил, что столь небольшая гипархия, как Иудея, может быть опасной для гигантской державы, раскинувшейся от Египта на северо-западе и до границ Индии на юго-востоке.

К тому же, воспитанный на военных традициях армии Эллады, Силонос не представлял себе, что армия крестьян — тружеников жесткой земли Иудеи, не владеющих ни современным оружием, ни знанием военного дела, может представлять какую-либо угрозу империи Селевкидов, которой он присягал.

Действительная опасность, как был уверен Силонос, исходила из Парфии. Согласно собранной им информации, угроза с юго-востока неуклонно возрастала. Парфянский царь Митридат 1 тайно готовился к отделению от империи Селевкидов и созданию своего могучего царства.

Под видом традиционных празднеств, широко известных степным народам, он собирал огромное количество всадников, проводил массовые " сражения" а параллельно с играми конников по сути являвшимися, маневрами, он разворачивал огромную армию пехотинцев: лучников, копейщиков, метателей из пращи, якобы для обеспечения порядка и безопасности этих празднеств.

Лазутчики, высылаемые Силоносом, среди которых нередко был Филон и другие офицеры крепости, докладывали, что генералы Митридата разработали новую и очень опасную тактику боя. Они используют установленные на специальных колесницах небольшие огнеметные катапульты. Эти катапульты были способны прожечь любую защитную стену противника, состоящую из плотно приставленных друг к другу, тяжелых щитов пехотинцев. Затем вводилась в бой пехота, прикрываемая лавиной стрел лучников.

Далее в прорыв шла, выстроенная в треугольники конница. При этом, в ряды деморализованного противника первыми, врывались боевые слоны, находившиеся в остром углу атакующей конницы.

Против этой тактики Силонос разработал свою оригинальную стратегию боя, открывающую возможность, свести на нет парфянскую опасность.

Именно об этих своих разработках он сообщит главнокомандующему Лисию.

Силонос знал, что Лисий является фактическим правителем Селевкидской империи и не скрывает этого. Говоря от имени царя, Лисий настолько входил в роль самого царя, что ни у кого не оставалось сомнений, кто правит империей. И для Силоноса эти знания были особенно важны именно сейчас.

Он был глубоко убежден, что его стратегия найдет положительный отклик у генералов и будет принята Лисием, являющимся также командующим армией.

После трех дней, быстрой и почти непрерывной езды, небольшой отряд, возглавляемый Силоносом, достиг окраин Антиохии.

Силонос был здесь впервые. Но не удивился роскошным дворцам и огромной скученности, прилегавшим к ним домам. Нечто подобное он видел в Афинах, Фивах, Спарте.

В глаза бросалась невероятная смесь форм и стилей. Ионический, дорический и коринфский стили сплелись в безумной схватке, с многообразием восточных форм. Арки, бесконечные ряды колонн, густо синие купола, усеянные золотыми звездами, слепили, завораживали, парализовали.

Каждый дворец во весь голос подчеркивал свое величие, свое бесспорное превосходство над всеми остальными.

По этим дворцам и роскошным зданиям можно было безошибочно определить положение владельца в обществе, степень близости к царскому двору.

Силонос, привыкший к лишениям армейской жизни, смотрел на эти дворцы с явным пренебрежением. Они не вызывали у него ни удивления, ни зависти, но сопровождавшие его конники были в явном восторге.

Их, только что проделавших тяжелый путь по безводной пустыне, особенно поражали дворцовые фонтаны, взметавшие в высь несметное количество сверкавших на солнце прозрачных капель. Но Силонос видел, совсем не то, что поражало его храбрых воинов.

По замеченным лишь им мелочам, он видел, что вся эта кричащая роскошь находится на стадии увядания. Отвалившаяся штукатурка, отколовшиеся и не заделанные части мраморных колонн, пустующие промежутки в окнах витражей, нанесенные горы песка — все это напоминало ему не лучшие времена Афин.

Город был до отказа заполнен солдатами. Они сидели в тени деревьев, размещались на городских площадях, стояли вдоль улиц. Казалось, здесь собраны войска со всех стран селевкидской империи: пехота, конница, боевые слоны. По всему было видно, что готовится огромная военная кампания.

Неужели в четвертый раз на Иудею? — возник невольный вопрос у Силоноса, но он тут же отбросил его. Он хорошо знал, что по собранным им сведениям не было более актуальной опасности, чем со стороны Парфии. Он был уверен, что его доклад и разработанная им стратегия будут приняты Лисием — фактическим правителем всех гипархий от Египта и Палестины до Двуречья и Парфии.

Чем ближе группа всадников Силоноса приближалась к роскошному дворцу Лисия, тем гуще была солдатская масса.

У самых ворот дворца его встретил невысокий человек, плотного телосложения, он был в парадной одежде, вооружен. На его шлеме был прикреплен знак отличия высшего офицера. Его сопровождали четыре вооруженных рослых спартанца. Они также были в сверкавших военных доспехах.

Сделав шаг навстречу подъехавшей группе, невысокий человек неожиданно громким голосом произнес:

— Силонос! Мы ждем тебя более двух часов! — но, увидев крайне усталых лошадей и через силу державшихся в седлах всадников, смягчился. Затем придирчиво осмотрел запыленный мундир Силоноса, тут же кивнул одному из сопровождавших его воинов, и тот передал Силоносу большой тяжелый сверток.

— Здесь новый мундир. — Последнее он произнес с особым ударением. — Переоденься и без промедления к Лисию. Твои воины будут обеспечены всем необходимым. — Он круто повернулся и быстрым шагом направился к распахнувшимся воротам дворца. За ним последовал Силонос и обе группы воинов: спартанцы и конники отряда Силоноса. Ворота тут же закрылись.

Силонос ничего подобного не ожидал. Переодеваясь в новый мундир, со знаками отличия командующего армией он в душе протестовал против ненужной траты времени. Хотя понимал, что это неизбежная процедура перед встречей такого рода.

И, как тогда при встрече с Апеллесом, вручившим ему папирус из царской ставки и назвавший его новое высокое звание, так и теперь, еще до разговора с Лисием он был ошеломлен новым еще более высоким военным чином, присвоенным ему Лисием.

И, как тогда, при получении папируса от Апеллеса, в нем вновь проснулась тревога перед новой неизвестностью.

Он умылся, тщательно сбрил бороду, густо покрывшую лицо, за несколько дней езды. Надел новый роскошный мундир. Отодвинул в левую сторону золоченую рукоятку меча. Заглянул в большое, хорошо отполированное бронзовое зеркало, и не поверил своим глазам.

Перед ним стоял, не опытный боевой офицер, а преуспевающий штабист, один из тех легковесов, которые всегда хищной стаей кружатся вокруг сильных мира сего, и которых он бесконечно презирал.