Грачевский крокодил

– Ну, вот что, обжора!.. – проговорила Анфиса Ивановна, усаживаясь в мягкое кресло и обращаясь с улыбкою к предводителю: – Я к тебе по делу приехала, ты мне устрой…

– Приказывайте, Анфиса Ивановна, приказывайте, дорогая…

– Приказывать, мой милый, не хочу, а просить буду слезно… Вот, первым делом дарю тебе дюжину носков собственного моего вязанья, – проговорила она, подавая предводителю носки: – носи на доброе здоровье… шелковые, хорошие… ведь я знаю, что сухая ложка рот дерет!.. а вторым делом – на-ка тебе вот эту грамотку и внимательно прочти ее…

И она подала записку, писанную ей «для памяти» отцом Иваном.

– Почитай-ка, почитай-ка… и потом скажи, можно ли дело это обделать?.. Только помни, что отказов я не люблю. Это ты намотай себе на ус… да, намотай!..

А пока предводитель читал записку, Анфиса Ивановна говорила предводительше:

– Ты ему много есть не давай, а заставляй ходить больше… теперь летнее время, ходить хорошо… И потом вот еще что: каждый месяц по ложке касторки… Непременно… Ты посмотри-ка, как у него на шее жилы-то напрыжились! Долго ли до греха, сохрани господи!..

– Ведь не послушается, пожалуй! – перебила ее предводительша.

– Пустяки! послушается! Всякий мужчина под башмаком у женщины… или у жены, или у любовницы.

И, пригнув к себе предводительшу, она спросила ее на ухо:

– У твоего-то есть «мерзавка» какая-нибудь?

– Не знаю…

– Наверно есть!.. где-нибудь в прачечной или на птичном, а уж есть непременно!.. Сама была замужем… Хорошо знаю! Уж я какая была… кровь с молоком… а все-таки помимо меня еще две «мерзавки» в доме жили.

И заметив, что предводитель покончил чтение, обратилась к нему:

– Ну что, дочитал?

– Дочитал.

– Можно?

– Конечно, можно… Кстати и прокурор у меня теперь…

– Ну, вот и отлично. Так ты ступай и поговори с ним, а потом приди сказать мне… Только вот что: ты не говори ему, что я тебе носки подарила… Пожалуй, обидится, почему не ему… а я ему после… Слышишь, после… Ну ступай же, ступай… да чайку-то мне пришли, да булочек.

Предводитель вышел, а Анфиса Ивановна пустилась в беседу с его женой.

XXXIX

Приезд старухи Столбиковой породил в обществе целый ряд догадок и предположений. Всех занимал вопрос; зачем приехала Анфиса Ивановна, так как всем было известно, что Анфиса Ивановна давным-давно никуда не выезжала. Попытали было узнать что-нибудь от Потапыча, но Потапыч, успевший уже выпить и закусить, на все вопросы отвечал только: «не могу знать», и больше ничего не говорил. Кучер Абакум тоже ничего не знал.

Более же всех Анфиса Ивановна смутила жандармского офицера и исправника. Они не шутя ломали головы, стараясь отгадать причину приезда, но как они ни старались открыть тайну, а пришлось ограничиться лишь одними догадками, да и догадки эти были крайне сбивчивы, ибо один говорил, что, вероятно, Анфиса Ивановна приехала похлопотать насчет поимки крокодилов, а другой – об отсрочке земских платежей. Только один мировой судья уверял, что Анфиса Ивановна приехала с единственной целью познакомиться с «Опасным Васильком», прослышав про его красоту и изящные манеры, и даже посоветовал жандармскому офицеру приударить за вдовушкой и принять в соображение, что у нее превосходное имение и что жить ей, по всей вероятности, остается очень недолго.

Немного погодя предводитель положил конец всем догадкам, объявив цель приезда Анфисы Ивановны.

За обедом Анфиса Ивановна была особенно весела, во-первых, потому, что она достаточно отдохнула, а во-вторых, и потому, что товарищ прокурора дал ей слово немедленно же просить брата о прекращении асклипиодотовского дела и, сверх того, заранее поручился, что просьба его всенепременно будет исполнена в точности. Таковая любезность прокурора окончательно пленила Анфису Ивановну, и она придумать не могла, чем и как именно отблагодарить его за это.

После обеда все общество опять перешло на балкон.

– А что, как Мелитина Петровна поживает, – спросил исправник, подсаживаясь к Анфисе Ивановне.

– Ничего, живет.

– Дома она?

– Нет, ушла куда-то… сегодня и не видала ее…

– Да, но все-таки она в Грачевке? не уехала?

– Куда же ей уехать! Ведь муж ее на сражениях…

– Получает она от него письма?

– А позволь тебя спросить, чем он писать-то будет? – спросила Анфиса Ивановна.

– Как чем? рукой! – вскрикнул исправник.

– То-то и дело, что ему на сражениях и руки и ноги оторвало, поэтому и не пишет…

– А она мне очень понравилась! – проговорил мировой судья, подходя к Анфисе Ивановне. – Я имел удовольствие видеть ее у себя в камере…

– Ах, боже мой! – почти вскрикнула Анфиса Ивановна, всплеснув руками. – Вот память-то! Ведь я и забыла, батюшка, поблагодарить тебя за Тришкинский процесс. Прости ради бога, совсем из ума вышло…

Судья сконфузился.

– За что же! – бормотал он… – Уж если благодарить, так надо благодарить не меня, а Мелитину Петровну…

– Так это она была вашим защитником? – спросил непременный член.

– Она, она…

– Молодец барыня, молодец! Очень сожалею, что незнаком с нею, а то непременно ручку поцеловал бы у нее… Прелесть просто!.. Вы, пожалуйста, передайте это Мелитине Петровне.

– Хорошо, передам…

– А ты было Анфису Ивановну в острог приговорил? – спросил непременный член, быстро обернувшись к судье и уставив на него большущие глаза свои.

– Нет, не в острог, а к аресту на четыре дня.

– Молодец, нечего сказать!

– Да помнишь ли, – оправдывался судья:– за самоуправство по сто сорок второй статье…

– Да черт бы тебя подрал совсем с твоими статьями! – горячился непременный член: – ну как же Анфису Ивановну в арестантскую-то сажать!..

– Куда же?