– Перерезать…
И новый жест:
– …трубу…
– Трубу? – показал Мальчик с непониманием.
«Черт! Как ему объяснить? Как сказать «пуповина»? Проклятье!».
– Трубу… перерезать…
Мальчик не понимал.
Мама ткнула пальцем в снег и написала:
«Пуповина».
И глаза Мальчика заметно расширились.
– Перережь…
И Мама указывает на слово на снегу.
– Что мне делать?
Мама дала ответ:
– Бери Малыша, привяжи к себе. Велосипед. Уезжай. Далеко. Понял? Ты уедешь вместе с Малышом. Я останусь здесь.
– Я не брошу тебя.
– Ты уедешь. Точка.
Мальчик махал головой. На его глазах проступали слезы.
– Я догоню вас. Малышу нельзя оставаться на холоде. Там вам помогут. Держи его крепче. Крути педали быстро. Ты едешь с Малышом. Я остаюсь. Не спорь со мной.
– Мама.
– Ты меня понял, Мальчик?
Он не хотел кивать.
Она повторила жест:
– Ты меня понял?
Он нерешительно кивает.
– Перерезаешь… – Мама указывает на слово «пуповина», – берешь Малышка и уезжаешь далеко. Сразу. Быстро. Понял, Мальчик?
Его коробило от того, что сейчас она его так называла.
На самом деле Мальчик давно привык к подобному обращению, но сейчас… все стало иначе. Словно в первый раз, когда она его так назвала.
Мальчик.
А не по имени.
После Тона у них не осталось имен.
Словно Звук… и Тишина… решили стереть с них личностей.
В понимании Мальчика что-то или кто-то, не обладающее именем, являлось никем. Несуществующим.
И он стал одним из таких.
Несуществующим.
Просто Мальчиком.
– Мама.
– Ты понял меня, Мальчик? Скажи. Скажи, что ты понял. Быстро.
Она требовала.
Мама показывала лишь жесты руками, но ее глаза, взгляд, говорили о большем, чем невербальные слова.
– Мама…
– Понял, Мальчик?
– Да.
Он кивнул.
– Повтори.
– Я беру…
Он всхлипнул.
– Я перережу, – Мальчик бросил взгляд на слово на снегу, – возьму Малыша, сяду на велосипед и уеду. Далеко. Быстро.
– Молодец.
«И еще одно».