По правилу золотого сечения, ты резала меня жестоко.
Вгоняла ножи тупые и ржавые, чтобы правдивее было, чтобы честнее.
Напевала тихонько, словно недопитый стакан.
В округе бессмысленно ноябрьской, да беспросветно будничной.
Сломанные часы останавливались, когда нужно было, чтобы показывать вечное время.
Бесформенные пространства, газовые облака и незапоминающиеся лица.
Бесцветные имена, и печати на выцветших бумагах.
Космический бумеранг, уже семнадцатый раз возвращался на неминуемое место, и это был его последний круг.
В последний раз бывал он тут, в дни беспомощности.
В крайний раз выходили души мертвых на веселую пляску, и пили неразбавленное вино.
Традиции свои соблюдая, тебя за собою звали.
А ты то и знать, что песни свои петь, Женщина.
Еще пуще неслись в вихре бестелесные сгустки недосказанной энергии, еще сильнее.
И никто не смел их останавливать, то будущее каждого.
И словно испачканная скатерть, полная разводов полумесяца, размахивали мною, изгоняя.
Возились в земле, вытирали об меня ноги, а ты только и знай, что петь.
Знала ты и что сказать им, но молча иногда слезу пускала, в перерывах нечастых.
Сложен день был, и ночь казалось такой простой в ту пору.
Сферично пространство становилось, и нереально.
Сновидения одолевали, черно-белые, да и как будто не сразу.
Под мостом плавали мертвецы, причаливая к сваям.
Я встречал их, как почетных гостей, как господ.
Песня 18.
А помнишь, когда ты спрашивала почему, я мог тебе ответить?
Помнишь, как глядя в твои глаза, я мог в них еще что-то увидеть?
Вспомни, когда песни твои помогали нам в самое ненавистное время.
Когда беглые огурцы смеялись над твоими нелепыми ушами?
И я в драку лез с ними, бросался с кулаками бесстрашно.
Помнишь ли ты, когда перезрелые помидоры, тыкали тебя в твои несуразные веснушки, а я грозился им?
Твой нос был внезапен, как лопата из куста.
Твои бедра были так широки, и мягки словно вата.
Все врачи поставили на тебе крест, неминуемо приговорили к жизни.
Но мы не сдавались, вместе пытались довести эту игру до конца.
Ютились по трубам отопительным, плавали по чудесным канализациям.
Приветствовали коллекторных крокодилов и крыс, снимали перед ними шляпы.
Что за бред?
Ты ведь не носила шляпу.
А только изредка прикрывала по молодости глупые седые волосы ситцевым платком, неприятным на ощупь.
Летели тогда на лягушках верхом, бросая друг другу пламенные взгляды.
Задумчиво пили коньяк в компании бродячих собак, играли с ними в покер.
А вечера, проводили в тихом глубоком омуте болот, с чертями слушая радиохэд.
Помогали скворцам с переездом, нанимали бус.
Топились в воде, и дышали ею, и не могли надышаться.
Теперь пусто в глазах, да и глаз совсем нет.
Черные впалые глазницы, да монструозные носы и уши.
Слепыши да кроты теперь друзья наши, теперь они нас в гости зовут, предлагают мерзейший зеленый кофе.
И мы не смеем им отказать.
И песни свои ты исполняешь на бис, а я сижу в углу и рыдаю над этим.
Песня 19.
Слухи распространялись с невероятной скоростью, иногда даже быстрее.