Просто попытавшись скрыться, будь готов внимать и слушать, заунывных, тех кто тянет тебя обратно.
Нет, не нужен ты им, в тебе нет нужды, просто так принято.
Так научили их, так их воспитывали, сугубо объективно и по-настоящему несуразно подальше.
Бытовали мнения, ходили слухи.
Блуждали мысли, сначала вокруг, а затем около, и вправду.
Зеленели травы и кустарники, и все вроде бы своим чередом шло, но как бы не так.
Все шло их чередом, несправедливо навязанным, испачканным в дерьме и высокопарных выражениях.
Следом плелись взгляды мутные, словно синие туманы, что окутывают утреннее поле по весне в долине реки, как есть.
Построим новые изоляторы.
Сложим из белого камня новые тюрьмы.
Обяжем на каторгу каждого, у кого нет плоскостопия, это будет престижно и уважаемо.
Плели плети неумелые старухи, плели быстро, чтобы успеть на всех.
Да чтобы с задором колыхался каждый в той петле, веселее.
Вернее становится, если поджечь, люди маятники.
Пить легко, тяжело отходить.
Жить легко, и легко уходить.
И через край.
Ступай же…
Песня 22.
Время жить, и время мочиться.
Время быть, и улетучиваться на сладость космосу, на горесть земле.
Непреклонно демонстрировал окружающим свой внутренний мир, путем тошноты тем, чего не было в других.
Самозабвенен был в этом деле.
Как дирижер, выносил всю внутреннюю красоту.
Это как пьет пианист, высоко запрокинув голову, это как режет маньяк, с неподдельной улыбкой.
Изящно проблеваться, тоже надо уметь.
И лучше дешевого клубничного напитка, вперемешку с паленой водкой и жареными сосисками, нет песни для действия такого естественного.
Безумная женщина, в своих песнях пыталась уподобиться мне, пыталась подражать.
Но ей ли стоило так делать?
Я был блекл, и жалок, даже среди ее неосознанной икоты, такой не подменной, такой изящной.
Залпом она выпивала стакан непонятно чего, да в общем и неважно, и была прекрасна в этом.
Залпом потом испускала все это за дверь подъезда, немного пачкая волосы, и была великолепна в этом.
Это тоже была одна из ее песен.
Такая простая и прозаичная, такая жизненная словно недопитое пиво в стеклянной бутылке у ступеней кабака.
Брезгливо озирали мы ее.
Но не хотели.
Нас пьянило присутствие друг друга.
Осязание пока что живых тел, которые уже вот-вот…
Тогда рассвет наступал, и ветер мел холодно возле бордюров.
И угрюмые работяги шли на работу по утрам, как и обычно.
Песня 23.
Забылась ты и устала, заплакала и начала умолять.
Ты хотела, чтобы я отпустил тебя, но я не смел тебя держать, и хотел того же.
Ты твердила о зависимости, а я был симметричен тебе в этом.
Твои песни становились все короче, и чуть более поэтичнее.
И я настораживался, ведь это неправда, это не похоже на правду.
После глубокой ночи сновидений, ты лежала раздавленная во все тех же грязных одеялах, из несвежей постели.
Твои прекрасные ноги внезапно выступали из-под него.
Твои волосы…ах да, ты и так знаешь.
Но, знаешь, что?