– Что же делать, Яков Семёнович? Неужто, никакой надежды? Ведь, я этого сатрапа даже не ранил!
Петровский, сообразив, что наступил подходящий момент, нагнулся поближе и прошептал:
– Есть люди, заинтересованные в вашем освобождении!
В глазах «подзащитного» загорелась яростная надежда.
– Побег! – ещё тише прошептал искуситель.
Воронин воодушевился:
– А как? Подкоп рыть?! Как в романе сочинителя Александра Дюма «Граф Монте-Кристо»?
– Как, как… Каком кверху! Вас завернут в парусину, привяжут к ногам ядро и бросят в море.
– Но я плавать не умею!
– Я пошутил. Короче: вас выдернут отсюда, но не задаром. Ву компренэ?
– Да я… отслужу! – задохнулся от радости Воронин, – Всё, что угодно!
– В самом деле? А убить, на кого укажут, сможете?
– Это кого это?
– Кого укажут. Ну, скажем, Шабалина.
Шабалин являлся лидером народовольческого кружка, в который входил и Воронин. Подобраться к нему было очень сложно: осторожен был до чрезвычайности, конспирировался постоянно. В квартиру к себе впускал только лично ему знакомых людей. Однажды жандармы попытались его арестовать, но Шабалин открыл ураганный огонь из двух револьверов, убил двоих и ещё двоих ранил, а потом ушёл через потайной ход. Лишь четыре дня назад его снова нашли. Но не жандармы, а сыщики службы «Л».
– Э-э… Смогу!
– Тогда слушайте: вас снабдят видом, фальшивым, конечно. Жить будете бесплатно на безопасной квартире. Вам будут платить жалованье.
– Жалованье?!
– Да-с. Но за это вы должны быть готовым к акции в любую минуту. Если же, паче чаяния, вы попытаетесь увильнуть, сбежать в другой город или за границу, то ваши бывшие товарищи будут извещены о вашем двурушничестве. И тогда, сами понимаете, спастись уже не удастся.
Петровский закурил и продолжил.
– Короче, будете секретным агентом.
– Это, чьим же?
– Чьим надо. Не надо лишних вопросов. Я обеспечу вам полную поддержку, если вас поймают: лучший адвокат, побег с каторги, документы.
– Где расписаться? – деловито спросил Воронин.
– А нигде! Мы заключили устное джентльменское соглашение. Засим, разрешите откланяться.
Петровский встал.
– До свидания на воле!
– До свидания, Яков Семёнович!
Вызволить Воронина из темницы оказалось до смешного просто: дали денег начальнику караула. Много. И тёмной ночью он вывел трясущегося от счастья Воронина к воротам крепости, где ждал замаскированный под извозчика Петровский. Воронин его не узнал.
– Отвези-ка, меня, братец, в кабак какой-нибудь!
Сани тронулись. Седок громко запел:
– Бежал из тюрьмы тёмной ночью. В тюрьме он за правду страдал!
– Потише, любезный, – посоветовал Петровский.
– Чего-о? Это ты мне?! – окрысился Воронин.
– Тебе, тебе! Потише, говорю, спалиться можем.
Тут Воронин узнал своего благодетеля-спасителя.
– Ой! Яков Семёнович!
Они приехали в извозчицкий трактир. Воронин спросил полштофа водки и ветчины с хреном, хотя день был постный. Петровский ограничился чаем и бубликами.
– Что дальше, Яков Семёнович? – поинтересовался захмелевший Воронин через полчаса.
– Дальше… Отвезу вас на квартиру, а утром пойдёте на дело.
– Прямо так, сразу?! – поразился секретный агент.
– Да-с. Зачем оттягивать?
– А… оружие?
– Утром получите.
Похмелившийся и умытый Воронин сидел на кровати и внимательно слушал инструктаж. Петровский говорил раздельно и внятно, для пущей убедительности перейдя на «Ты»:
– Постучишься, назовёшься. Скажешь, что бежал из крепости, и тебе нужно пересидеть два-три дня. Он тебя впустит. За чаем незаметно подсыплешь ему в стакан вот этот порошок. Это опиум. Когда объект уснёт, зайдёшь сбоку и выстрелишь в голову, в упор. Ну, как будто он самоубился! Затем положишь на стол вот это, – в руку Воронина легла четвертушка бумаги с написанной на ней предсмертной запиской:
«Умираю, потому что разочаровался в светлой идее коммунизма. Он никогда не наступит, ибо нельзя достичь гармонии в обществе методами терроризма и насилия. И. В. Шабалин»
Записка была написана почерком Шабалина. Имелся в службе «Л» и такой специалист.
– Вот это тоже положишь, – Петровский протянул открытку с Немезидой.
Воронин почесал в затылке: