– О! Не дрогнем! – подмигнул гость, – Как в народе говорится: ешь – потей, работай – мёрзни!
Съели и волшебно пахнущую лазанью, принесенную на огромном блюде.
«Русские едят так много жирной пищи… Потому им и мороз нипочём!» – подумал раздувшийся, как удав, Антуан.
Десерт был скромный: моченые яблоки и клюквенный кисель. После обеда полковник достал портсигар и все закурили, запивая ароматный сигарный дым кофием.
– Отличный кофий, Федя! – похвалил Ржевский.
– Да, обжарка хорошая. Может, сливок желаете в кофий, месье Карсак?
– Э-э… Нет, пожалуй. Я придерживаюсь итальянской доктрины, согласно которой кофий должен быть подобен поцелую прекрасной дамы, сиречь: крепкий, сладкий, горячий. Сливки отбивают, увы, весь вкус этого напитка. А вот с шоколадом сливки сочетаются отлично.
Русские слушали с интересом.
– А какие ещё доктрины Вы знаете, сударь? Насчет, значит, кофию? – подался вперед Апраксин.
– Арабская доктрина утверждает: с солью. В Турции пьют с кардамоном и гвоздикой. Я пробовал – ни тот, ни другой мне не понравились.
Поговорили ещё о всяких пустяках. Затем Александр Романович посмотрел на часы и нахмурился.
– Однако, скоро домой ехать! Братец, наверное, уже нас ждет.
Не успел он вымолвить это, как на улице послышался звон колокола пожарной команды, проскакавшей мимо.
– Епишка! Где горит? – гаркнул комендант, растворив дверь.
Вбежал денщик.
– Так что, Ваш-сиясь, горит, извиняюсь, заведение купчихи третьей гильдии Парамоновой, бардак, то-есть! Девки в одних панталонах на снег повыскакивали!
– Ну!? И сильно горит?
– Никак нет, больше дыму. Сичас потушат!
Все вышли на улицу. Из соседнего переулка, действительно, шел густой дым. Мужики с баграми и ведрами, матерясь бежали на помощь пожарным. Кого-то несли на одеяле.
– Мать честная! – вскрикнул Ржевский, приглядевшись, – Это же братец! Угораздило его, эка!
Поручик Ржевский был невредим, но в невменяемом состоянии, то-есть пьян. И голый.
– На первом этаже загорелось, Ваш-сиясь, – докладывал старшина пожарников, – Огонь, дымина! Все суетятся, кричат: воды, воды! А Ваш братец вышли к перилам на втором этаже в чем мать родила и, громовым голосом: а в седьмой нумер ещё дюжину шам-панс-кава! Мы, значит, туды, а они уже спят. Промеж Зинки и Клавки. И три ящика шампанского пустые. Гусары, им все нипочем! Барышни господина поручика отдавать не хотели: желаем, говорят, дальше праздник праздновать! А пожар, дескать, тьфу!
– Растроганный полковник сунул старшине полуимпериал:
– Спасибо, любезный, за брата. Вот, возьми, угости команду!
– Премного благодарны, ваш-сиясь! Мы, это, завсегда… Стихия! – бормотал старшина кланяясь, но его уже никто не слушал.
Денщик проворно сбегал в трактир и Герасим подогнал сани, куда погрузили завернутого в одеяло поручика и сумку с газетами.
– До свиданья, Федя! Спасибо за всё! – обнял Апраксина граф.
– До свиданья, Алекс! До свиданья, месье Карсак! Если что, обращайтесь, поможем обязательно!
– Всего хорошего, месье военный комендант! Да, а когда письмо можно будет отправить?
– Увы, сударь! Только после заключения мира!
И тройка помчала их обратно в Тимашово. Поручик лежал колодой под медвежьей шкурой, мычал что-то, пытаясь петь.
– Бывает с ним такое, – деловито объяснил Антуану старший брат, – Запой называется, чисто русское, знаете ли, явление. Дня три будет пить, потом протрезвится, опохмелится пивком, в баню сходит – и опять хороший, хоть икону с него пиши!
– Н-не надо… ик! …кону… Грешен есьмь! Студными бо окалях душу грехми… Очиститься желаю! – воззвал из-под шкуры поручик Ржевский.
– Герасим! Останови-ка! – скомандовал, весело улыбаясь полковник, переваливая верхнюю часть туловища пьяного через борт саней, – Очищайся, Серж!
– Ы-ы-рк! – блеванул в снег поручик и снова отключился с блаженной улыбкой на лице.
Антуан попытался представить, сколько нужно было выпить, чтобы достичь этакой нирваны, но не смог.
Всю дорогу Антуан думал. Мыслей было много. В первую очередь надо было вычислить ночную незнакомку. В графском доме было много женщин: четыре горничных, у графини девушка для услуг и няня, плюс три девушки на кухне в помощь Ефросинье, Фекла-ключница, две уборщицы. Ещё с дюжину, живших не в доме, но в дом вхожих в любое время: песенницы, вышивальщицы, доярки, птичницы. Непростое уравнение с одной неизвестной! Няню, Феклу, Ефросинью можно не брать в расчет. Хотя… Фекла очень даже ничего! Красивая женщина, статная. Но старовата для того, чтобы быть незнакомкой: ей лет тридцать шесть – тридцать восемь…
Глава шестая
Домой приехали к ужину.
Поручика унесли в его покои. В прихожей графа и Антуана встретила Наталья Сергеевна, в персиковом шелковом платье, бриллиантовых серьгах и благоухающая дорогими духами.
– Вижу, успешно съездили! Братец-то, с друзьями повидался? – весело подначила она мужа.
– Да, душенька, все в порядке. Он теперь утомился и ужинать не будет… Тебе привет от Феди Апраксина, помнишь, был у нас на свадьбе? Он тебе ещё шкатулку стальную, под алмаз граненую, подарил?
– О! Вы его встретили? Но, разве он не воюет?
– Вообрази, милая, служит военным комендантом у нас в уезде! Ранен был под Бородино, теперь поправляется. Вот, газет свежих пожертвовал!
Разговаривая, они прошли в столовую.
– Я думаю, Алекс, надо послать ему посылочку. Лимонов там, мандаринов, ананасов, бобов кофейных… Для поправки!
– Завтра же пошлем, Натали!
После ужина, который без поручика Ржевского прошел скучновато, Антуан направился к себе. Два часа позанимался русским языком с Мишей. Ничего, способности есть! Скоро он русский одолеет!
Устав – день был длинный – залег в постель с книгой. Пламя свечи слегка колебалось, отбрасывая тени на страницы. Чтение не лезло в голову, и устав бороться, Антуан уснул.
Арина приснилась снова, на этот раз в виде ангела.