Узбек протянул руку, и деньги перекочевали к нему.
– Хозяин мой, – пояснил Василий.
Михаилу стало жалко бывшего священника. Впрочем, почему – бывшего? Сана с него никто не снимал!
– Спроси хозяина, сколько он за тебя хочет.
Хозяин сначала продавать Василия Волгу отказался, но быстро понял, что, ежели будет упорствовать, то казаки просто так своего соотечественника отберут. Со вздохом заломил тридцать три рубля, то-есть, раза в полтора дороже базарной цены, учитывая возраст и состояние здоровья невольника. Торговались недолго, сошлись на двадцати пяти.
– Как закончите с похоронами, догоняй нас. Эй, кто там! Коня!
Коня привязали к телеге.
– Премного благодарны, Ваше Благородие Михаил Романович! – поклонился в пояс Василий.
– Откуда моё имя знаешь? – не на шутку удивилось Их Благородие.
– Да, вся Хива знает! – пожало щуплыми плечами новоприобретенное движимое имущество, – Слыхом земля полнится!
Похоронная процессия двинулась было дальше, но тут к Михаилу подошёл англичанин:
– Господин есаул! Я теперь есть совсем один. Позвольте ходить с вы в Кандагар. Там английски гаррисон. Я готовый платить за еда, конь и защита.
Сердце у есаула Звёздного было доброе. И в самом деле, что тут бедолаге делать одному? Согласился.
– Священник нам весьма пригодится, – объяснил он Евгению, ехавшему рядом, – Хоть по воскресеньям службу служить будет. Божье слово послушаем. А то души у нас всех зачерствели изрядно!
– Воистину! – согласился хорунжий.
Вечером, когда остановились на ночлег, подъехали отец Василий и Джон. Вдвоём на одном коне.
– Евграф Васильич! – позвал Михаил Жомова, – Вот, поставь на довольствие батюшку. Он теперь в нашей команде. И мистера Баррела тоже возьми на довольствие и коня ему обеспечь.
– Эх, на всех харчей и коней не напасёшься, – буркнул себе под нос завхоз, но англичанин услышал.
– Я платить за коня и еду!
– Ну, это другое дело! – воспрял духом скуповатый Жомов, – Значит, питание из солдатского котла, считаем по три алтына в день. Конь… тридцать рублей. Бурка второго срока носки – два рубля.
– Что есть бурка? – озадачился английский моряк, – Зачем мне?
– Ну, как же! От непогоды укрываться, спать.
– О! А три алтына это сколько есть монет?
– Девять копеек.
– Я согласный! – просветлел лицом Джон Баррел, – Вот, бери… мани!
И отсчитал эквивалент сорока рублей российскими, персидскими и английскими монетами.
За вечерним чаем отец Василий поведал свою историю.
– Служил себе в Оренбурге… Однажды похороны случились. Купец один преставился. От города далеко, сорок вёрст, деревня Покровка. У них в приходе, в селе Знаменском, за два месяца до того священник помер, отец Григорий. Мне бы отказаться, но родственники сильно упрашивали, хорошие деньги сулили. Ну, поехали. Отпел, похоронили купца честь по чести. А обратно ехали только я и возница. И, значит, ногайцы из-за холма наперерез. Ценного у нас ничего не было, потому взяли они нас с собой в Бухару и продали… Восемь лет уж тому. А хозяин мой, Ахмеджан, человек добрый. Не бил, кормил хорошо. Я ему столярничать помогал.
Тут священник показал руки с мозолями и изуродованными ногтями. Рабочие руки.
– А намедни из дворца пришли и велели сколотить гроб (а здешние в гробах не хоронят), и похоронить англичанина по христиански, но за оградой кладбища. Ну, вот так и встретилися мы с вами!
Отец Василий пришёлся по душе всем, даже Шуршику, позволившего ему погладить себя.
«Значит, хороший человек, без двойного дна!» – заключил Михаил.
И священника, и англичанина прикрепили в смысле котлового довольствия к полуэскадрону, которым командовал Егоров. И он, и казаки отнеслись к новым членам команды доброжелательно. Опять же, с новыми людьми приятно поговорить на всякие интересные темы! Но езда новичков верхом вызывала у служивых неудержимый смех. И священник, и моряк сидели на коне, как собака на заборе. Увы! Впрочем, в скачках им участвовать не предполагалось.
И Михаил, и Евгений вскоре сдружились с англичанином. По вечерам они сражались в шахматы и шашки. Фигурки вырезал Степан, а доску нарисовали на куске бязи. А ещё Джон рассказывал много интересных историй об Англии.
После Хивы отряд шёл медленно. Во-первых, чтобы Жомову было легче догнать, во-вторых – из-за дороги. Через три дня Хорезм кончился, и местность сильно поменялась. Началась полупустыня, усеянная скалами. Дров, как и было предсказано урядником Егоровым, не было. Из подсохшего навоза лепили лепёшки кизяков, добавляя в них немного травы. Горело сие топливо достаточно жарким огнём, чтобы готовить пищу.
Вода встречалась всё реже, и была она плохая – солоноватая, мутная и вонючая. Если бы не любезно предоставленные Великим Визирем караванщики, знавшие наизусть все источники, то войску пришлось бы туго. Многознатец Рыков приказал воду отстаивать, а затем сливать с осадка и кипятить.
– Почто кипятить-то? – изумился Михаил, – Вода и так невкусная!
– От миазмов, которые понос причиняют, Михаил Романыч. Я об этом у Гиппократа читал, – важно объяснил Евгений.
Гиппократа Михаилу крыть было нечем. Впрочем, хорунжий оказался прав: неприятный запах исчезал после кипячения, и поноса ни у кого не случилось ни разу.
Плохо было и с травой. Коней приходилось подкармливать овсом, запасы которого были весьма невелики. Кишлаки (скорее, хутора) встречались тоже редко, один в два-три дня. В них иногда удавалось пополнить запасы фуража.
На девятый день отряд догнал Жомов со своею командою. Въезд его в расположение был подобен триумфам римских императоров, ибо закупленная ещё в Астрахани водка заканчивалась. Казаки кричали ура и воздух чепчики бросали. Сие грандиозное событие совпало с празднованием дня святителя Николая Чудотворца, и отец Василий служил службу. Из-за отсутствия вина все причащались разведенным спиртом с кусочками лепёшек, тесто для которых замешивали на кислом верблюжьем молоке. Нашлось в подаренном ханом стаде с десяток молочных верблюдиц!
Итак, путь их лежал на Кандагар через Герат. Конечно, ежели прямо ехать, как ворон летит, то от Хивы до Сринагара было раза в два ближе, но – горы! Поэтому, как выразился урядник Егоров: кривой дорогой ближе завсегда!
На девятнадцатый день разведчики доложили: в пятнадцати верстах стадо оленей!
– Маленькие, такие, олешки, Ваше Благородие. Но съедобные!
– Джейраны, – пояснил отец Василий.
Михаилу очень не хотелось тратить порох и пули, запас которых был ограничен. Поэтому он приказал имевшим луки казакам укрыться в балке, а сотню казаков послал в обход, загонять стадо в засаду. Сам встал на холме и приготовил подзорную трубу. Через два часа увидел облако пыли. Это стадо, спасаясь от рассыпавшихся лавой улюлюкавших казаков, во весь опор мчалось… куда надо мчалось! Джейранов было много, сотни две или больше. Изящные небольшие антилопы с гордо вскинутыми головами, украшенными витыми рогами, развили скорость недоступную лучшим скакунам! Вот они поравнялись с балкой… и стали падать один за другим! Обогнув засаду с двух сторон, стадо быстро исчезло из виду. Михаил сложил трубу и поехал посмотреть на добычу. Пока доехал, казаки уже прирезали раненых животных.
– Так что, Ваше Благородие, сорок две штуки! – доложил довольный охотой урядник Егоров, – Эх, кабы ружья, вдвое бы больше взяли!
– Не жадничай, Анисим Петрович, – укорил его командир, – И так в три горла жрать придётся. Протухнут же на жаре! А соли мало.
Свеженину лопали, не сходя с места, два дня. Могий вместити, да вместит, как выразился отец Василий. Шуршик блаженствовал: он обжирался и мясом, и печёнкой, и нутряным салом до икоты!
На третий день, не без сожаления бросив остатки (мясо уже начало пованивать), продолжили поход.