трефовые карты биты лилейной
однако, за нами ход.
Властью, разбросившей дол одной холстиной льняной,
собой плененной,
оправдаемся, и применившись к ночи, составим ей добрый приход —
я и моя охота.
Взяв первую, попросим прощения и помощи,
то и другое скоро понадобится нам – займемся портняжным делом.
Шипом чойи с волокном агавы, вдетым в него, орудуя как иглой
зашьем рот ящерице. Мера странна,
чтобы не молвить большего – не молвим, смотрим жизнь на излом
Потом, ящерицы разговорчивы, уйдет и ищи-свищи
кому рассказала узнанное для тебя, и с какой
стороны ожидать беды – или сколько там бед подряд
ибо спрашивающие ящериц не спрашивают зря.
Попросим ее пойти и увидеть за нас,
скажем, что сделали больно ей не по своей охоте,
но чтобы она поспешила вернуться к сестре
и не говорила с чужими. Про себя же подумаем: вольная
природа зрения ревнива к вольной природе звука, в том и находим
объяснение правилу; если одна из них вовлечена
(как бывает, когда душа наша делает поворот навстречу
времени, и время идет в лицо,
взгляд ее – бог и царь)
– второй вступаться не след. Владения взгляда
сродни владениям камня, где только ритм дыхания наводит на вдох
и замедляясь, сходит на нет на выдохе.
За гранью дыхания – (вот и видим, что корм не в коня:
волк смотрит в лес, и плох
смотрящий не так – собака. Я о том, что скучна череда
вспышек жизни, застрявших меж двух глотков воздуха,
теперь сгустившегося, дабы выстоять ночь.)
– за гранью дыхания камень и взгляд – одно.
А в такие верши ловятся не одни золотые рыбки
мы не выбираем улов, и мы открываем кувшины,
запечатанные Сулейманом
любой из наших путей – русло реки, иссякающей в сердце песков
и не прежде, чем обогнем все ее излучины,
вольны мы выбрать другой; на любом из них споткнется не только робкий
а звук обронить на пространствах взгляда —
кричать лунатику на стене саманной,
снизу кричать на кровлю – себе – смех
собой пробужденного уходит концами в смерть.
Ломая печати – они, в общем, ставились не для того
хотя поручиться нельзя – мы рискуем увидеть невыносимое
тогда речь покажется спасительной: «не может быть»,
одинаково нелепое на человечьем и ящеричьем языке, отведет глаза
на мир, покинутый было: долина, трава, осиные
гнезда – и чертово семя, не жалующее вымолившего
отсрочку у смерти, не зная, смерть ли она. Продолжим взгляд, дабы