Действовать вне рамок

Мама девочки забрала заявление через два часа после задержания дочери. Я предложила отчиму забрать и моё, но меня никто не стал слушать.

– Но ведь не было вымогательств. Не было браслета, – упрашивала я, слез не было, но внутри все обливалось солёным потоком.

– Ты несовершеннолетняя, многого не понимаешь, – сказал на это отчим.

В итоге девочке дали два года колонии. Это ещё долго вызывало бурю эмоций в нашем дворе и соседних, и не только при моём появлении. При любых разборках стали выкрикивать моё имя, воспринимая меня как «красную»: то есть я при любом случае иду стучать. Я никогда не была бандиткой, просто обычным ребёнком, который любит пошалить в свободное от родителей время. Но с тех пор я словно позволила себе нечто большее, чем просто существовать и терпеть кого-либо.

В сценарии к фильму это был бы один из поворотных пунктов, последствия которого неосознанно приведут меня туда, куда я подсознательно хочу: помогать младшим, поддерживать слабых.

Но не в плане нездоровых, а особых.

Ко мне стали обращаться девочки, которых задирали. Мне лишь надо было прийти на тусовку либо на «стрелку» с обидчиками. Меня тут же узнавали, шептали на ухо, что со мной лучше не связываться и уходили. Часто желали много хорошего, дальнего и попутного, но мне было всё равно. Я была словно за стеной, которая не пропускает ничего, кроме необходимого для существования воздуха.

Впрочем, это помогло мне отстоять позднее честь младшей сестрёнки, которую, как и меня, стали задирать. Я тогда уже несколько лет снимала квартиру. Позвонила мама и, не спрашивая, как у меня дела, выпалила:

– Твоя сестра закрылась в комнате, никого не впускает. Не ест уже неделю, – в голосе мамы непривычно было слышать слезы. Она не плакала, но тон и дрожь голоса говорили сами за себя.

– Что говорит? – спросила я. Ничего подобного на моей памяти не было. она росла общительной и добросердечной девочкой.

– Ничего не говорит, – тон маминого голоса полез вверх. В трубке возникли посторонние непонятные шумы.

– Инесса, привет, – это уже говорил отчим. Видимо, мама не смогла сдержаться. – Она мало что говорит. И учителя молчат. Просто приходит домой и сразу запирается в комнате. Почти не ест. Глаза красные.

Это был перебор для описания состояния моей сестрёнки, которая выросла у меня на руках, которую я кормила, водила в садик, играла, гуляла. Через одиннадцать лет ничего не изменилось, я по-прежнему любила и люблю свою сестру.

На следующий день я после работы поехала в отчий дом и предложила сестре сходить в Макдоналдс. Они с родителями редко выбирались куда-либо, и я надеялась, что это поможет бы ей расслабиться и раскрыться. Сработало.

– Расскажи, что случилось? – мы сидели за небольшим столиком в почти пустом заведении. Было тихо, даже музыку приглушили, будто догадывались, что разговор будет непростым.

– Девочки пристают, – спустя минуты две ответила сестра, не отрывая взгляда от стакана с газировкой. – С нашей улицы.

– Они старше тебя? – внутри все закипало, но внешне я держалась и выглядела спокойной.

– На год или два, – тихо ответила сестрёнка.

– Вы дрались?

– Ну, – голос дрожал. – Инесса, я не умею драться, да и не хочу. Они просто не дают пройти мимо их двора, словно караулят.

– Вы дрались? – я повторила свой вопрос. Ногти впились в ладони, почему-то стало жарко.

Сестра молчала. Она доела последние ломтики картофеля, допила колу и отодвинула поднос. Затем почему-то коснулась левого бока.

– Они дрались раньше. У меня синяк один не заживает, – тихо вымолвила она наконец, сглотнула и коснулась грудной клетки.

– Дай посмотреть, – я пересела к сестре и безцеремонно подняла её свитер. На левом боку тёмным огнем рисовался синяк. – Больно дышать?

– Да, и поворачиваться в любую сторону.

– Да у тебя перелом рёбер может быть. Тебе в больницу надо, – воскликнула я так, что менеджер за кассой посмотрел на нас. – Пойдём в травмпункт. Он тут недалеко должен быть.

Сестра недолго сопротивлялась. Хвала тому или тем, кто там наверху наблюдает за нами, всё было цело, рентген показали лишь трещину в рёбрах.

Мир такой тесный, особенно, если он заключён в небольшом городке в стадии становления и развития. Поэтому найти адреса и телефоны этих девочек мне удалось на следующий день. Я всегда была общительной, поэтому друзья у меня были. Набрала номер Ирины: у меня был сотовый кнопочный телефон.

– Ирина, я сестра твоей соседки по двору, которую вы почему-то сильно любите, – начала я сразу. – Меня зовут Инесса.

– И что, Инесса? Никто твою сестру не трогает. Не надо угрожать, я отцу скажу, – мне показалось, что она задумалась на мгновение, голос в конце слегка дрогнул, будто последние слова были однозначным фейком.

– Я не угрожаю. Просто прошу не трогать мою сестру больше, – я была спокойной. Почти спокойной.

– Инесса? – спросила Ирина после долгой паузы. – Так она твоя сестра?

– Да. И я лишь прошу не трогать её.

На этом мы распрощались. И больше сестрёнку мою никто не беспокоил.

***

Никто не скажет, как может помочь та или иная ситуация, пока ты не оказываешься в другой подобной или противоположной, но после тебя настигают такие инсайты, что волей-неволей признаешь: нет никакого «трудного детства», «переходного возраста», «поломанных судеб» – чем обычно мы пугаем друг друга и себя, из поколения в поколение перенося поговорки и страхи. Есть опыт и наша жизнь, в которой ничего не происходит просто так. Есть возможности и наши желания, иногда встречающиеся с желаниями других людей – так и возникают условные «конфликты»: это лишь мы не получаем что хотим и перекладываем за это ответственность на своего партнёра. Неважно кто это: продавец, муж, коллега, партнёр, сосед – каждый человек – партнёр нам, которого мы встречаем в необходимый момент.

В общем, сестрёнка оправилась и стала вновь наслаждаться жизнью. Я же пошла своей.

Репетиция сценария жизни

Детство требует активного изучения, ничегонеделания. Я же не ощущала детства, да и надо было помогать семье, денег нам не хватало даже с помощью из школы. Поэтому в 11 лет мы с подругой решили найти подработку. Спустя недельного поиска наткнулись на набор менеджеров от косметической компании Avon. Пришли, нам провели мини-лекцию про косметику и важность ухода за собой. Тогда впервые что-то щёлкнуло: «Как, женщина ещё и может ухаживать за собой?»

Для меня это был тогда иной мир, словно Джей Ло, которой после года выступлений в сомнительных ночных клубах пригласили участвовать в мюзикле и гастролировать по Европе. Лишь один момент: Лопес уже была совершеннолетней, мне же пришлось оформиться на работу по документам матери.

Всё в мире связано, каждая наша мысль влияет на поступки другого. Учёными давно доказано, что есть такое понятие как «коллективное сознание»: вселенная всегда будет подтверждать наши мысли. Если каждый из нас начнёт думать, что вокруг всё плохо и мы живем и работаем в ужасной компании, городе, стране – так и будет. Но это действует и в обратном направлении: если мы решим, что компания, двор, государство делают всё для нашего блага – так и будет.

Поэтому, возможно, моё оформление на работу по чужим документам стало толчком, который подсознательно позволил матери требовать денег, которые по факту заработала я, но по документам – она. Или же я оправдываю её поведение? С 16 лет я работала уже по своим документам, но требование денег от матери так и продолжались.

В Avon я проработала почти семь лет. Это было время открытий, знакомств и первых денег, которые я тратила на семью.

***

В детстве не хватало поддержки. Мне приходилось всего добиваться самой, пробиваться там, где могли был вступиться за меня родители. Это не камень в пучину детских воспоминаний, это лишь подтверждение того, что тому, где я сейчас, я обязана родителям.

Но были и чудесные мгновения, которые память почему-то не всегда хочет показывать. Мне было лет шесть, когда мама работала в киоске, продавала всякую мелочь типа шоколада, зажигалок, сигарет и прочих радостей в жизни человека маленького городка. Киоск был недалеко от нас, поэтому я могла прийти к ней в любой момент.

В тот день у неё был приход товара. Я после садика забежала к ней и обомлела: блоки сигарет, коробки с мелочью, пакеты с едой. И среди этого моя мама, которая из-за невысокого роста и чуть пухлых форм смотрелась школьницей. Мы стали принимать товар, оформлять бумаги, считать количество. Это было волшебно и по-настоящему по-семейному – иначе не могу сказать. Между нами возникла паутина близости, ещё почти незаметная и непрочная, но в тот день я стала догадываться, про что говорят психологи, когда говорят про «настоящее детство».

Ближе к вечеру, когда мама увидела, что я стала потягиваться слишком часто, оторвалась, казалось, от нескончаемого числа коробок, и спросила: «Кушать хочешь?»

Я вскинула голову. Конечно, я всегда хотела есть. Растущий организм требовал подпитки постоянно. Кивнула. Мама улыбнулась, отложила бумаги, порылась в карманах и, ничего не сказав, вышла из киоска. Вернулась она минут через пять с пластиковым контейнером, который поставила передо мной – я удобно сидела за импровизированным столиком, который был по совместительству прилавком.

С детства не переношу картофельное пюре, но в тот день мне пришлось его съесть. Мама принесла пюре с котлетой. Положила передо мной вилку, слегка погладила по голове и вернулась к работе. Я же посмотрела на неё, затем на еду и на какое-то мгновение замерла. Было слишком хорошо для реальности. Несмотря на нелюбимое мною блюдо, рядом была мама, которую я люблю, несмотря ни на что и ни на кого. Сейчас какой-нибудь писатель назвал бы это «сюром»: нереальностью и невозможностью происходящего, но я это ощущала каждой клеточкой своего тела. Ужин я съела как всегда быстро – без покрытия физиологических потребностей никуда.