просил своих гостей:
«Друзья, а теперь давайте поговорим
немножко на идише»
Из воспоминаний
Я сбиваюсь со счета,
суббота —
не время для плача.
Нет следов
на камнях,
и грошовая сдача
заменила наследство.
Горят мои детские книжки,
говорите аф идиш…
Как пес-полукровка
я не помню родни.
Костью в горле застряли
слова, и неловко
царапают память они.
«Маме лошн» не знает меня,
но, в наследство вступая,
шевелю непослушно губами:
«Прости и прими…»
13.05.2010
Мою колыбель раскачивал ветер…
Графика Павла Жилянина
Мою колыбель раскачивал ветер,
неустойчиво теплый сменялся суровым,
казался безмерно далеким пятьдесят третий,
хоть порою сквозило стужей сорок восьмого.
Поколение выживших, выполняя заветы,
плодилось и размножалось. Над керогазом
сохли пеленки, а обсуждали при этом
спутник, проткнувший небо антенным жалом.
Полстолетия вместило столько поколений
компьютерных, что не хватит пальцев.
Окружены информацией, пролетающей мимо,
мы стоим на пороге будущего, где пялится
из пробирки геном Буратино.
С головами, повернутыми строго против
движения времени и фортуны,
мы стоим на ветру, и нездешний профиль,
и мелодии странность колышет струны.
Полстолетия вместило столько сомнений
и надежд, что, пожалуй, не стоит плакать.
Беспамятство
История – это гвоздь, на который я вешаю свою шляпу
А. Дюма
Челюсть вывихнута
от удара времени,
кладбище беременно
вечностью, камни
теряют буквы, форма
становится корнем зуба,
больного беспамятством. Боже,
трава помнит больше,
чем люди. Гвоздь заржавел,
а шляпа все падает
в яму. «Ребе,
как там на небе?»
Камни врастают
в землю, как дерево.
Здесь не читают
справа налево.
Горше полыни
молоко памяти.
«Козленок, где твоя мать?»
Август 2012,
деревня Городок, Минск
Браславские отражения
1
Ветер сдувает небо, в котором
озеро ищет свое подобие.
Серо-голубое пространство
располагает к раздумьям о…
Небытие песка скоро
покроется снегом.
Серые «посцiлкi» —
фон для Адама и Евы,
райский сад малеванки
расцветает под северным небом
Родины. Здесь холод
пронизывает даже летом,
но глоток голубого света