Дара

Дара
Inga Blum

Когда Свет и Тьма объединятся, когда народ пустыни будет жить за каменными стенами, родится новый народ, который покорит мир. Сбудется ли это пророчество? Зависит от одной хрупкой девушки с волосами спелой пшеницы. Девушки, выросшей на коленях отца, Девушки способной уничтожить мир.

Inga Blum

Дара

Глава 1. Дара

Она лежала на соломе в каком-то помещении. Пахло прелью и мышами.

Под потолком виднелось зарешеченное окно, через которое едва пробивался свет месяца. Если бы был день, то можно было бы осмотреться, но сейчас все тонуло в темноте. В ушах звенело. Губы запеклись от крови. От удара, свалившего её с ног, на голове осталась огромная шишка.

– Хорошо, хоть по лицу не били, – подумала девушка, – А ведь за нападение на Князя, могли и убить.

Последнее, что она помнила, – как плюнула ему в лицо, и всадник, привёзший ее в город, ударил мечом, плашмя, по затылку.

Мысли в голове ворочались медленные, тяжелые. И сейчас она вряд ли бы ответила себе на вопрос, зачем пошла за Лейлой в рощу. Какая-то тайна? Подруга смешно округляла глаза и шепотом обещала что-то рассказать. Проклятое любопытство! Далась ей эта тайна!

А ведь утро начиналось так прекрасно. Наступил летний месяц и в день Солнцестояния старейшины разрешили провести праздник. Праздник выбора Пары.

Их народ жил кочевой жизнью, стада, гонимые пастухами, перемещались по огромной равнине, тянущейся от гор до самого моря. Следом, с места на места кочевал народ.

Отец говорил, что земля принадлежит всем. И у племени, несущего Благодать своя обязанность на этой земле. Они не закрывались в каменных городах, не окружали себя стенами. Лагерь стоял свободно, колыхаясь шатрами, по периметру окруженный воинами. Пришлых внутрь не пускали, воровства не было.

Раз в год стан поднимался и перекочевывал на новое место, оставляя за собой источник, поселение из тех, кто не вошёл в народ, и мирный договор, заключенный, на все времена. Договор, скрепленный кровью.

По ночам, у костров, зажигаемых воинами, слышались шутки, лязг железа, – женщин туда не допускали. Даже еду воины готовили себе сами. Наняться воином было нельзя. Их тренировали с детства, разглядев ту черную огненную сердцевину, что не знала страха, не боялась лишений и толкала в драку, в бой, в сражение, забирая разум и заставляя переступить через самую главную черту, – запрет убийства. Сердцевина эта горела чёрным и Вождь, разглядев её в ребёнке, приведённом на Праздник трёхлетия, вручал мальчику первый его меч, давая внутреннему огню Цель, – защищать, поднимая инстинкт на другой уровень, заставляя Тьму служить Свету.

Хаварты не поклонялись Тьме, не отрицали её, но облачали в Свет, научившись соединять внутри души все её свойства. Обжора становился Поваром, скряга Казначеем, а драчун Воином; обучение длилось иногда всю жизнь и клятву верности приносили не Вождю или Старейшинам, но всему народу.

Один из её братьев тоже был воином, и Дара много раз просила у отца разрешения посидеть с ним ночью у костра в карауле, – но нет. Это невозможно для женщины. Её место, – в шатре.

Самым большим событием в жизни девушки были праздники. Сбор урожая, создание новой пары, рождение ребёнка, – да мало ли поводов собраться семьей и возблагодарить Милосердного за Благодать?

Но на Солнцестояние всегда устраивали праздник за пределами стана. Без пригляда старейшин. И это было по-настоящему весело. Не будет нудных братьев, не будет постоянного контроля отца.

Праздник был отдушиной, чем-то невозможным в череде длинных летних дней, наполненных делами и учёбой.

В их народе женщин тоже учили, и не только, читать и писать. Нужно было уметь вылечить рану, заговорить боль, различать травы, говорить на языках местных народов; нужно было уметь понимать по поведению птиц,– приближение дождя, а по легкому мареву на горизонте, – приближение пыльной бури. Жизнь текла привычно, размеренно, наполненная делами и обязанностями. А сердце звенело натянутой струной в предвкушении чего-то нового.

«Ты будешь Матерью народа»,– когда-то сказал ей отец, погладив по голове и передав пророчество матери. Это было в день, когда она стала девушкой, и внутренняя суть её перестала зависеть от сути отца. С этого возраста девушек можно было сватать.

Даре подчинялась вода. И она была единственной в этом. Единственной девочкой в семье. Красавицей, не знавшей ни в чём отказа, младшей. А братьев было шесть. Голос, Воин, Кузнец, Охотник, Торговец и ее любимый брат-близнец- Сновидец. У каждого была своя стезя.

«Учи ребенка по пути его» – отец умел видеть суть каждого.

Гарон и Лохем могли вдвоем вырезать город, случись кому-то объявить им войну.

У Края меч пел в руках. Оружие, сделанное им, не тупилось; он умел ковать его так, что сталь выдерживала любой удар. Девушка иногда тайком сбегала к нему в кузницу и как зачарованная смотрела на раскаленный металл, который подчинялся Краю так же, как и ей подчинялась вода. Её брат всегда знал, есть ли в земле металл и какой именно; у племени не было проблем ни с оружием, ни с посудой, ни с украшениями.

Лойд умел продать их так, что за любой, даже самый пустячный предмет платили золотом. Сказать по правде, пустячных предметов из кузницы не выходило. Мечи не тупились, украшения не тускнели, посуда передавалась из поколения в поколение.

Но Благодать давалась только женщинам. Сколько воды даст земля, сколько детей родится на следующий год.

Бабка Дары, красивейшая женщина в своё время, была повитухой. Пальцы её, до сих пор ловкие и сильные, казалось обладали волшебством.

Роженицы в их племени не умирали, а над младенцами, случись им родиться больными, повитуха шептала какие-то певучие, длинные молитвы, вытаскивая всю хворь. Так что младенцы не умирали тоже.

А Даре подчинялась вода. Куда бы ни пришло племя, девушка всегда знала, где проходит подземный источник, как призвать воду и обустроить хранилище.

Рядом строили поилки для животных, колодец для общих нужд и купальни. Народ пустыни умел мыться, в отличие от своих соседей. Поэтому и взрослые и дети болели редко. Раны не заражались, а инфекции не распространялись. Заболевших отделяли за границу стана под присмотр Врачевателя.

Совсем недавно племя устроилось на новом месте. Старейшины разрешили молодым выйти в поле, устроить танцы, зажечь костры, найти себе пару. Время свадеб через два полных оборота луны.

Когда Дара распускала волосы утром, украшая голову венком, – братья взбунтовались. Отец уже почти сговорил ей мужа. Зачем идти на праздник? Но девушка фыркнула. Всё равно её не отдадут против воли. А ей не нравился заучка Тике, сын старейшины, всегда сидевший на занятиях ближе всех к отцу. Сердце ждало кого-то сильного, мужественного, а не юноши, не спускающего с него взгляда всю ее жизнь, начиная с тех пор, когда она, совсем маленькой, сидела на коленях у отца. Он был милый, застенчивый, но… сердце ждало любви.

Громче всех возмущался Лохем. Она была его любимицей, и он, второй по старшинству, никак не мог найти себе пару, сравнивая всех со своей сестрой. Но и его она уговорила, заглянув в глаза и честно-честно пообещав вести себя примерно. Тем более, что Лохем тоже будет на празднике. В последнее время он все чаще поглядывал на Лейлу, стараясь оказаться рядом каждый раз, когда девушка приходила на уроки в шатер собрания.

Уроки проходили в полдень, когда солнце стояло высоко, и все дела замирали, останавливаясь на время. Тени в шатрах становились гуще, слышался лишь шелест песка, да редкое всхрапывание лошадей под навесами. У Лохема было несколько мгновений до урока, чтобы столкнуться взглядом с красавицей, входящей на женскую половину и несколько мгновений, чтобы проводить взглядом её фигуру после. Девушки в племени были красивы. Не сравниться, конечно, с Дарой, – ту сватали с тринадцати лет.

Она так искренне радовалась предстоящему событию, что никто не смог ей запретить. Была бы жива мать, она бы смогла. Но мать умерла во время родов, дав жизнь им с братом.

Это стало страшным ударом для отца. Но все её вопросы и расспросы он пресекал, лишь сказав однажды: Милосердный принял жертву. И всё. Никаких объяснений. Хотя так больше и не женился.

Мать была провидицей. После ее смерти будущее закрылось для людей.

– Тебе не кажется, что нужно выставить охрану? – спросил Дарин, младший из братьев у отца.

Решение конечно принимали старейшины, но отец был вождём племени, и мог сделать так, как считал правильным.

А правильным было показать, что племя не прячется за мечами воинов, свободно празднует, не боясь показаться слабым. Тем более, что соглашение с Князем уже подписано.

В договорах всегда оговаривались все пункты о возможных убытках и потерях, компенсациях и выплатах. Оставалось только отвезти князю дары, и можно до конца зимы осесть на этой равнине. Князь хотел также и заключать браки, но с чужими никто не роднился и своих замуж из племени никогда не отдавали. Так что тайны оставались тайнами.

И отец вздохнул, пригладив седую бороду,

– Не будем провоцировать соседей. Мирный договор заключен.

Его седина была странной, всегда удивительной для Дары. Бабушка рассказывала, что он поседел ежемоментно, сразу, целиком, когда разгромил в пух и прах свой шатёр после смерти жены и запечатал внутри Тьму, рвущуюся наружу. Волосы не пройдя этапы старения, приобрели удивительный оттенок серебряного перламутра, как и его глаза.

Отец был единственным, кого Дара опасалась. И даже не его самого, а того, что он нёс в себе. Находясь с ним рядом всю свою жизнь, она научилась чувствовать не то, что его настроения, но малейшее изменение внутренней силы. Чувствовать и перенаправлять. Окружающие считали её избалованной, что в общем-то было правдой, – но важнее было то, что зачастую, лишь благодаря ей, вождь успокаивался, сдерживаясь и закрываясь.

Однажды, когда она была совсем маленькой, отец собственноручно наказал вождя кочевников, убивших их пастухов, забредших по ошибке в чужие земли. Овец дикари возвращать отказались. Два вождя тогда сидели на входе в шатер под навесом и оговаривали условия перемирия. Дара, как всегда, вертелась у отца на коленях.

Кочевник,– грязный, вонючий, неприятно отрыгивавший только что съеденное мясо, показав на девочку, произнёс что-то гортанное на своём непонятном языке и ухмыльнулся.

Девочка удивилась, – Отец, что он говорит? Я ему не нравлюсь? – Хаварт встал, снимая дочь с коленей и наклоняясь, легко поцеловал ее в лоб,