Ночь с четверга на пятницу

Райников вопросительно поднял брови и взглянул на Артура. Тот, тоже молча, мотнул головой, указывая на вход в небольшой, но богатый содержимым магазинчик. Артуру хотелось то ли сплюнуть, то ли выругаться, но он не имел права выражать эмоции. Клиент – царь и бог, и Артур за ним должен ползать на четвереньках…

– Мы можем поговорить наедине? – вдруг шёпотом спросил Лёвка.

Кровь тут же радостно бросилась Тураеву в лицо. Ни тени снисходительности или презрения не было в голосе давнего друга! Да и зачем тогда ему нужно говорить тет-а-тет со своим неудачливым ровесником? Новости он мог получить другим путём – Нора Тураева и Дора Райникова, в отличие от сыновей, не прерывали дружбу ни на день.

– Без проблем! – Артур толкнул дверь и пропустил Лёву в тесный, но очень симпатичный магазинчик.

За прилавком, как и ожидалось, уже который час маялся Антон Юрьевич Маматов. Возраст давал о себе знать, замучила простата, часто требовалось отлучаться в туалет. А закрывать магазин хоть на одну минуту запрещалось приказом госпожи Царенко. Увидев Артура в компании «крутого» незнакомца, Юрьич перестал скакать, вытянулся по стойке «смирно» и выжидательно вытаращил глаза.

– Юрьич, иди-ка проветрись, насколько это возможно на заправке, – вкрадчивым, особым голосом, который любили не только женщины, предложил Тураев. – Я клиенту товар и без тебя покажу в лучшем виде. А ты в это время у колонок подмени меня – запарка почти целый день.

– Да-да, замётано, Артур! Конечно, дорогой! – Дедуля пулей вылетел из-за прилавка – ему уже мерещилась желанная дверь в туалет. – Сколько надо, столько пробуду, где укажешь…

– Скажи Альгису, чтобы колёса джипу подкачал, – между прочим, бросил Артур, постепенно начинающий что-то понимать.

Видимо, Лёвке требуется переговорить с ним без посторонних, и беседа эта вряд ли получится короткой. Слишком долго они не виделись – тут пока новостями обменяешься, вечер настанет. Правда, по такой погоде он мало чем будет отличаться от дня, и совсем уж немного – от ночи. – Слышь, Юрьич, что говорю?

– Слышу! Всё слышу! – донеслось из-за двери. – Спасибо, родной!

– На здоровье! – Тураев щёлкнул замком и привалился плечом к двери, вопросительно, даже настырно глядя на Райникова.

Тот тяжело дышал, то и дело, косясь на широкие окна. Пока в магазин никто не ломился, и Тураев надеялся, что сегодня им повезёт.

– Сколько у нас есть времени? – глухо спросил Райников, доставая своё наворочанный смартфон и что-то высматривая на дисплее.

– А тебе сколько надо, дружище? – невозмутимо осведомился Артур.

– По крайней мере, час, не меньше. – Райников одновременно изучал пейзаж за окном и читал ползущие по голубовато-белому экрану смартфона чёрные строки. – Никто не войдёт? Подслушать здесь легко или не очень?

– Насчёт того, кто войдёт, не знаю, – это же магазин. Но мы сделаем вид, будто выбираем товар. А относительно прослушки… Вряд ли на каждой заправке стоят «жучки», тем более в лавке. Кому мы нужны, сирые и убогие? Это если только у хозяйки, но её кабинет вон там, наискосок. Далеко отсюда, так что не дёргайтесь, ваша светлость…

– Перестань, король Артур, – вяло попросил Лёвка и встал так, чтобы его не было видно с улицы. Потом кисло усмехнулся: – Тоже, сирый и убогий! Я специально с тобой не встречался, чтобы моя жена не сразу мне изменила. Она ведь за тебя мечтала выйти, да ты уже женат был. Пришлось венчаться со мной – тоже не последняя спица.

– Точно – не последняя. – Тураев привалился спиной к двери, словно боясь, что Райников сейчас удерёт и ничего ему не расскажет. – Всё, хватит тянуть кота за хвост! Говори, зачем пожаловал, а то я на работе. Целый день не продохнуть – даже кофе не пил.

– Один я дурью маюсь, – дёрнул углом рта Лёвка, и тёмно-ореховые его глаза впервые блеснули жизнью. – Ну, здравствуй, что ли, друг мой давний! – И широко раскрыл объятия.

– Привет! – широко улыбнулся Артур. – Рад желанной встрече. Всё-таки новогодние чудеса случаются, верно?.. – И он, со своей стороны, крепко сжал Лёвкины плечи, похлопал по спине.

– Мы оба очень сильно изменились.

Райников опять погрустнел. – И далеко не в лучшую сторону. – Он потрогал пальцами подбородок, шею, воротничок рубашки. Потом схватил себя за горло, словно пытаясь ослабить узел галстука. Судя по всему, Лёвка стеснялся своей слабости, старался скрыть её, но безуспешно.

Артур понял, что давний друг чего-то если не боится, то уж точно опасается. И это, скорее всего, слежка. Намётанным оком сыщика он осмотрел окрестности, но ничего подозрительного не обнаружил. Впрочем, на заправке трудно было сделать окончательные выводы – ведь картина меняется ежеминутно.

– Ты уж точно таким нервным не был, – согласился Артур, продолжая наблюдать за Альгисом, который тщательно надраивал райниковский джип. – Ладно, не кряхти, говори, чего надо. Ты ведь приехал не просто с Новым годом меня поздравить. У тебя проблемы возникли, причём совсем недавно. Только не ври и не скрывай ничего, иначе не стоило приезжать.

Артур по движению глаз Лёвки видел, что тот соображает, какими словами лучше обрисовать сложившееся положение. При этом Райников оглядывался по сторонам, как загнанный зверь, и по воротничку его рубашки ползли сырые пятна.

Тураев заметил знакомую бархатную родинку на Лёвкином левом ухе и опять улыбнулся, отчего его лицо стало не симметричным. Он положил ладонь на Лёвкин локоть и подвёл его к прилавку с автомобильными шампунями. Райников некоторое время так и стоял, глядя на разноцветные флаконы и барабаня пальцами по стеклу.

Артур уже не торопил Лёвку – недавнее раздражение сменилось доброжелательным спокойствием, даже нежностью. Сердце постукивало часто, как-то скользяще, словно поддразнивало. И с каждым толчком по жилам разливалось слабенькое, но приятное тепло.

Тураев сразу и не понял, почему всё так получается. А после вдруг вспомнил всё, что было давно, в конце апреля того же девяносто третьего. Они с Мариной и грудным Амиром жили тогда в трёхкомнатной квартире на Пресне – просторной, но неустроенной. Оба молодых супруга вели светский образ жизни и редко бывали дома. Свободное их время полностью поглощал ребёнок, брошенный на двух бестолковых нянек.

И туда же приехал отчим, Альберт Говешев, заправлявший большими делами в мэрии, как перед этим – в Мосгорисполкоме. Он не сменил даже кресло, стол и табличку на дверях – просто его солидная должности после победы демократии стала называться по-другому. И ещё – вместо красного банта Альберт Александрович, сын убитого венгерского коммуниста и русской переводчицы, стал прикалывать на грудь трёхцветный.

Артур до крайности изумился, увидев отчима в дверях, потому что незадолго до этого они в пух и прах разругались. Да и без того вряд ли по доброй воле навестил бы Альберт Говешев сыночка любимой Норы от её первого брака. В последнюю неделю мать Артура вообще не видела супруга – он дневал и ночевал в мэрии накануне судьбоносного референдума о доверии президенту Ельцину и Съезду народных депутатов России. Альберт то и дело пил сердечные таблетки, потому что за нежелательный результат референдума и возможные беспорядки пришлось бы отвечать перед ну о-очень высоким начальством.

И вот после того, как измученные «шоковой терапией» граждане героически одобрили политику властей и пожелали продолжения вивисекции, Говешев немного успокоился, выбрал «окошко» в своём плотном графике и велел водителю ехать к Зоопарку. Там недавно построили очередной элитный дом, а квартиры раздали подросшим детям новых властителей.

– Чего там опять у вас, Альберт Александрович? – простонал Артур, поворачивая к отчиму помятое после очередной оргии лицо, густо заросшее синеватой щетиной.

Пальцем с обручальным кольцом он осторожно трогал ссадину на скуле. И припоминал, что, кажется, пьянка закончилась страшной дракой. Артур поморгал распухшими веками, отметил, что слева, кажется, должен быть бланш, и без тени стыда во взоре уставился на Говешева. В извилинах запуталась весьма подходящая к случаю песенка Высоцкого «Ох, где был я вчера!»

Отчим смотрел на пасынка с отвращением и почти что с ненавистью, потому что сам он сиял розовой свежестью своей ухоженной кожи, благоухал французским лосьоном и переливался блеском дорогих тканей костюма и плаща. Между делом Тураев определил фирму, осчастливившую Говешева своим прикидом – «Оскар Якобсон». И вспомнил, что на последний день рождения отчим подарил матери норковое манто модели «Ламбада».

– Ты как, не колешься ещё?

Говешев обвёл глазами спальню, заваленную не менее дорогими, чем у него, шмотками. Со спинки кресла свисал коричневый клубный пиджак от Ива Сен-Лорана. Валялось здесь и вечернее дамское платье со стразами, а из-под него несмело выглядывало кружево полупрозрачного бюстье.

Было похоже, что отчим действительно ищет шприцы и ампулы следи валяющихся на полу вещиц. Артур лишь усмехнулся потрескавшимися губами и откатился подальше к стене, где за тахтой у него была припрятана заначка.

– Впрочем, мне-то наплевать – мать твою жалко. Я бы за миллион долларов к тебе не поехал, но она попросила… и ещё кое-кто. – Отчим скорчил такую мерзкую рожу, что Артур сообразил – речь идёт об его родном отце.

Теперь Артуру уже не требовалась опохмелка. Он скинул компресс со лба, набросил на голые плечи махровый купальный халат, забытый здесь вечера, и взглянул на отчима совсем другими, ясными глазами.

– Я вас слушаю, – даже слишком почтительно произнёс неисправимый бретёр, тайком ощупывая пострадавшее ещё в одной драке ребро и жалея, что не внял советам тёщи и не съездил на рентген.

И надо же так случиться, что старый синяк под глазом не рассосался, а ему вчера новый поставили! Как же, снаряды в одну воронку ещё как падает!.. Артур всегда называл отчима на «вы» и по имени-отчеству; и каждый раз тот начинал дёргать уголком тонкогубого рта, прижмуривая левое веко. Странно, неужели до сих пор он надеется услышать в свой адрес желанное слово «отец»?

– Только почему они сами не приехали? Ну, хотя бы мама… Отцу-то сейчас не до меня, ежу понятно…

– Я Норе не разрешил! Не хватало, чтобы, она свинарник твой увидела! И твою отвратительную физиономию!

Отчим махнул рукой, словно отрубая для пасынка путь к спасению, и поискал кресло, в которое можно было погрузить крепкое, упитанное тело.

– Погубишь ты мать, Артур, помяни моё слово! Не знаю, когда, но погубишь! Но, пока я жив, этому не бывать! Что же касается его… – Говешев мстительно усмехнулся. – Самому бы теперь уцелеть! А тут ты со своим блядством! Вот уж что сильнее всего на свете, так это гены… Не вечно на его улице праздник будет – когда-то и отвечать придётся. И вот если кресло под ним зашатается, всё в ход пойдёт. И твои дебоши в дорогих ресторанах, и твоя шестнадцатилетняя супруга. Но, самое главное, твоя красавица-шведка, от которой за версту несёт «конторой». Теперь ты сам решай, что для тебя дороже. Спокойствие родителей или… – Говешев закашлялся, прижимая ко рту белоснежный платок с золотистой кромкой.

Дверь на балкон была открыта; с улицы слышались детские крики и шум весенней Пресни, пропахшей клейкими тополиными листочками и подсыхающей после зимы землёй. Пылинки плясали в солнечном луче, и жужжала над ухом уже проснувшаяся муха.

– Вы… о Сибилле? – До Артура будто только сейчас дошёл смысл сказанного. – Несёт «конторой»? Я только не знаю, чем эта «контора» пахнет. А вы знаете? И вообще, кто решает такие вопросы? Нужны ведь доказательства того, что человек связан со спецслужбами. То, что отец Сибиллы дипломат, ещё ни о чём не говорит. Не все они шпионы, в самом деле! И потом…

Артур хищно усмехнулся, пятернёй взъерошил копку иссиня-чёрных волос надо лбом.

– Неужели у нашей родины ещё остались секреты? Фу, это же моветон! И от кого – от Швеции! Да разве наши уважаемые президенты ещё не всё вывалили непосредственно руководителям стран НАТО? К чему потеть-то?

– То, что она шведка, ещё не означает, что работает она именно в пользу Швеции, – веско парировал Говешев. – Эта публика не брезгливая – кто наймёт, на того и пашет. И хватит ёрничать – положение действительно очень серьёзное. Мне тоже не хочется отвечать там, – Говешев мотнул подбородком в направлении Лубянки, – на разные каверзные вопросы. Кто определяет принадлежность к «конторе», ты спрашиваешь? Есть такие люди, в контрразведке заняты. При «совке» – Второе управление КГБ. Не знаю, переименовали его или так оставили. Я бы с органами не столкнулся никогда, если бы не твоё величество! И дружку своему Лёвке Райникову тоже передай – пусть осторожнее при ней языком треплет. Его отец за бугром «под прикрытием» не один год проработал и говорит, что шпион шпиона за километр чует. Он как услышал, что Сибилла Силинг появилась в Москве, да ещё вас, идиотов, в постель затащила, так, выражаясь современным слэнгом, в осадок выпал! Тебя-то, слава Богу, женить успели, а Лёвку она вполне зацапать может. Через него ей дорога откроется в дипломатический мир, а там половина – «под прикрытием»! На любом приёме наслушается такого, что после не на один международный скандал хватит. Это только на приёме, так ведь она в постель ко многим из них прыгнет! Марк, Лёвкин отец, никак вырваться из Лондона не может, чтобы отпрыску мозги вправить. А потом, боюсь, поздно будет…