Удар отложенной смерти

– Да так… Ваше имя?..

– Алина! – Женщина нервно захихикала. – Бабуль, ты онемела? Давай я тебя вытащу!

Водитель между тем, затягиваясь «Астрой», рассказывал, как один из двоих «проголосовал», а потом пристал к затылку пистолет.

– Я смекнул, что деньги вымогать будут, а у меня в кассе-то всего сороковник. Думаю, отдам, у меня же семья на руках. Пускай только уберутся поскорее. А они и выдают: «Будете заложниками, пока не выпустят нашего шефа. А если менты не согласятся, мы вас пристрелим. Так что молитесь за его здравие!» Весёленькая история? Я хотел их пристыдить, а они мне в рыло! – Водитель дотронулся до ссадины на губе. – Сыновья у меня и то старше! Кто только таких сучат растит, а, ребята?..

Алина тем временем кокетничала с Филиппом, гладя по голове хныкающего Игорёшку.

– Мы с Поклонки ехали, со Шверника. А эти перед Ушаковским мостом, у Морской Академии подсели. Мы-то сами в центре живём, на улице Декабристов. Бабуль, что, худо тебе? Подыши глубже – сиренью пахнет. Честно, я думала, что больше никогда мне цветов не нюхать…

Старуха выползла с трудом, опираясь на локоть Алины. Её тёмные глаза под тяжёлыми веками смотрели скорбно.

– А эти-то… где?

– Арестовали их, бабуль! Костюм – в полоску, небо – в клетку.

Озирский в обнимку с Катериной наискосок перешёл Кировский. За ним два милиционера вели снайпера. Андрей и Катя стали по очереди пожимать руки собравшимся, с которыми, похоже, были знакомы. Капитан жмурился, как сытый лев, не останавливал потоки славословий.

– Андрей, ты вообще! Везде поспеваешь! – Капитан из отделения никак не мог успокоиться. – Каждый раз вестерн!

– Просто очередной анекдот из серии «Русский, немец и поляк». Только с нами была ещё и милая украинка Катюша…

– Играючи получилось у вас, прямо «кошки-мышки». Вот что значит профи! А у нас на бензин лимит как раз вышел, пришлось на свои заправляться. Кому сказать – не поверят!..

– Значит, помогли мы вам чуток? Магарыч будет? – Андрей достал из кармана пачку «Голд-доллар» и с поистине львиной щедростью угостил собравшихся. – А я на крыше всё закурить мечтал. Аркаш, ты чего там возишься?

– Да ге за барьером, собачье. Я и вляпался. Где вот теперь руки помыть?

– Вечно ты! – Андрей посмотрел на Катю и от полноты чувств щёлкнул ей по носу. – А здорово ты «дуру» у него вышибла! Ювелирная работа…

– А вот по поводу своего раненого ещё пачку бумаги испишешь, – напророчила Катерина. – Любите вы, мужики, кровь понапрасну лить…

Алина, приоткрыв рот, восторженно слушала этот разговор. Сын её дёрнул Андрея за рукав.

– А ты чего, на крыше был? Пистолет у тебя есть? Покажи!

– У-тю-тю! – Озирский присел на корточки. – Тебе который год?

– Четыре с половиной, а всё в штаны дует! – ответила за сына Алина. – Игорёшка, не говори глупостей! Никто тебе пистолет показывать не станет. Лучше скажи «спасибо» дяденькам за то, что жизнь нам спасли!

– Да что вы, в самом деле! Это – наша работа. – Андрей тщательно отряхивался, а Катерина ему помогала. – Ну, и грязь же там, на крыше. И на чердаке ужас полный. Кажется, что вокруг упыри летают…

– А кто это – упыри? – не отставал мальчишка.

– Да помолчи ты, мокроштанник! Людям вовсе не до тебя. Где только переодеваться будем?

– Найдём, где сменить ему штанишки, – успокоила Катюша. У неё тоже был сын, и она прекрасно понимала чувства Алины. – Еще простудится под дождём…

– Я ж просился – дядьки не пускали, – пробурчал Игорёшка.

– Не пускали! – Алина, вспомнив пережитое, всхлипнула. – Могли ведь застрелить… А кутёнок там был, второй, весь наколотый. Мне под плащ залез, всё там ощупал. И в рожу не дашь. Боже ты мой!..

– Филипп Адольфович! – Доценко подошёл к заведующему химической лабораторией, глядя на него испуганными медвежьими глазами. – Долго ещё задержитесь? Меня жена убьёт!

– Так позвоните – вон автомат! Две копейки есть?

– Есть. – Марк Лукич поёжился, слушая шелест дождя в пышной зелени тополей.

– Филипп, я сейчас по рации с Захаром свяжусь, а ты поезжай, – сказал Озирский. – И людей надо домой отвезти. Им ещё долго в себя приходить нужно будет…

– А мне в парк надо, – подал голос водитель. – Стекло вон разбили – кто платить будет?

– Я вашему начальству позвоню и всё объясню. Нужно будет – сам подъеду, – успокоил Андрей. – Но вы пассажиров-то своих доставьте по адресу. Ребёнок заболеть может, с мокрой-то попой…

– А ГАИ остановит? – не сдавал водитель.

– Ничего, Опустите стекло, и всё. Сейчас мосты сведут, и вперёд…

– Мы их на своём транспорте отправим, а такси поподробнее осмотреть нужно, – подал голос капитан из отделения. – Это на Петрозаводской, недалеко.

– Маме надо позвонить – у неё сердце больное, – предупредила Алина.

– Из милиции и позвоните, – успокоил Филипп.

– Тогда прощайте, мой спаситель! – Алина пожала руку Готтхильфу. Она улыбалась, но глаза её были полны слёз.

– Садитесь! – Местный капитан распахнул дверцу одной из машин.

Старуху и мальчишку уже усадили на заднее сидение. Игорёшка, оттягивая мокрые штанишки назад, корчил рожи, чесался и раздувал окиданные диатезом щёки.

– Я бы скрыла всё от мамы, – призналась Алина. – Но они всё равно проболтаются. Я вас век помнить буду! – Женщина обвела собравшихся счастливыми глазами.

– Вот, возьмите! – Филипп сунул Алине половину голубой упаковки с таблетками. – Это реладорм, хорошее успокоительное. Не знаю, можно ли бабушке, а вы молодая. Счастливо!

Алина забралась в милицейскую машину, и Готтхильф захлопнул за ней дверь. Потом долго смотрел вслед, на красные огоньки, пока они не скрылись в тумане, поднимающемся от сырой земли. Когда машина свернула на Песочную набережную, сзади подошёл Андрей. Он был без куртки, с зажжённой сигаретой в руке, и белая рубашка плотно облепила его рельефный торс. Катерина висела на плече любовника и поигрывала его золотым крестиком – не тем, что видел Филипп зимой.

– Уехали? Ну и ладушки. Одна проблема с плеч долой! А у меня для тебя новость. Веталь Холодаев три часа назад волею Божией помре…

– Отлично! – Филипп с шумом выдохнул и рассмеялся. Теперь никто и никогда не узнает о его измене. В противном случае Веталю не стоило бы труда передать «маляву» на волю. Ради его любой баландер выложится на полную катушку. – От чего?

– Сердце прихватило, ещё когда в «Кресты» ехали. Его сразу туда отправили, минуя ИВС, ввиду особой опасности. Так что отдавать нам Витьку с Володей было некого…

Уже совсем рассвело. Марк Лукич так и не нашёл исправный телефон, и поэтому сник окончательно. Он точно знал – жена Валентина вполне может после случившегося подать на развод. Она ни за что не поверит, что по дороге из ресторана они наткнулись на преступников. Счастливый Филипп, в свою очередь, не понимал, как про Марика можно подумать что-то неприличное – ведь он боялся женщин.

Наконец, пережив волнение и радость, Готтхильф увидел, что в домах светятся окна, люди высунулись на улицу прямо в ночных рубашках и майках, и только немногие догадались надеть халаты. Жильцы возбуждённо переговаривались между собой, взахлёб комментируя недавние события. От молочного магазина и ближайшей подворотни, как куры, бежали наспех одетые бабы, и Обер, не успев успокоиться, опять начал сатанеть.

Утреннее небо налилось фиолетовым – тучи висели очень низко, буквально над крышами. По каменному коридору проспекта расползлась духота – было около двадцати градусов. В сквере шелестели тяжёлыми, мокрыми кронами деревья.