Озирис

– Не в настроении я сегодня, – нехотя сказал Селиверстов, скользнув опытным взглядом по фигуре Озирского. – Да и зачем продолжать? Я тогда счёт закрыл.

– Ладно, проехали! – согласился капитан. – Как Алка-то поживает? Очень мне это интересно знать.

– Старшим научным сотрудником недавно стала.

Селиверстов осклабился и подмигнул двум другим рэкетира. Те внимательно наблюдали за этой милой беседой.

– А семейное положение?

– Холостая.

Озирский вспомнил девчонку в клетчатом пальто, и его сердце стукнуло сильнее обычного.

– Коса у неё всё такая же толстая?

– Какая там коса! Давно стрижка и «химия». Ты не горюй, Алка потом подурнела. Заучилась совсем…

– Жаль. А я как раз жену себе ищу, – поделился с задержанным капитан.

– Теперь она за тебя, может, и пошла бы. Когда подросла, ей всё стало ясно. Только вот дело какое… Ты ведь роковой мужчина, верно? Тех двух девчонок, которых ты кадрил, уже похоронили.

– Это верно. И тех, и двух других, на которых я женился. Так что Алке лучше держаться подальше, – согласился Озирский и опят ь вспомнил гадание Ливии. – А ты как чувствовал – отделал меня на славу. Большой уже был тогда, мог кузине объяснить, что к чему. Не захотел…

– Я знал только, что Алка из-за тебя вешалась. – Селиверстов пошевелил руками в «браслетах». – Надо же, двадцать с лишним лет прошло, а ты всё помнишь! Тогда уже было видно, что далеко пойдёшь. Даже не заревел, когда я тебе руку вывихнул. А мать моя всё ждала, когда менты к нам пожалуют. Суда боялась…

– Под суд ты сейчас пойдёшь, – успокоил Озирский. – Допрыгался, голубчик.

– Вылезай, приехали! – сказал Озирскому попутчик из уголовного розыска.

Андрей приоткрыл глаза и увидел, что они уже заехали во двор. Вот жизнь-зараза – Селиверстов жив и пакостит, а Власты с Никой нет на свете. И Димка Сочагин утонул на подлёдной рыбалке, в восемьдесят третьем году. Льдина на Ладоге оторвалась при сильном ветре. Сочагин хотел перепрыгнуть на другую, но упал в воду и захлебнулся. У него осталась молодая вдова с двумя пацанами.

Сунув кулаки в карманы куртки, Андрей вошёл в здание, поднялся по лестнице. Кобура болталась под мышкой и сегодня почему-то особенно действовала на нервы. Хорошо, если Петренко сейчас будет один – о многом нужно поговорить.

Начальник одним глазом читал «Час Быка», а другим просматривал сводку за выходные. Перед ним стоял стакан чая и лежал бутерброд с сыром.

– Салют! – Подполковник протянул руку и взялся за подстаканник. – Значит, закончил одно из дел?

– Закончил. Как раз хочу попроситься на работу по иностранцам.

– Сначала пускай наш Приап, Александр Львович, поработает. Я ему передал задание прямо с утра. Вроде, он уже трезвый. А ты садись, не торчи.

Петренко встал и убрал надкусанный бутерброд, а также книгу Ефремова, разгрёб бумаги на столе.

– Теперь уже окончательно решено – Турчин выходит десятого, через неделю.

– Да?! Всё-таки отказался от инвалидности! А то вопрос всё время оставался открытым, – обрадовался Андрей, устраиваясь в кожаном, с заклёпками, кресле.

– Говорит, что в состоянии сидеть за столом, и языки не забыл. Да, Андрей, на тебе сейчас много чего висит?

– Не-а. кроме сегодняшнего, ещё одно дельце передаю в прокуратуру. Это оказался элементарный маньяк – не по нашей части. Третье планирую завершить прямо сегодня. По нему мы работаем с ОБЭП, речь идёт о липовых страховках. Да, Иваныч, я тут посоветовался со знающим человеком насчёт возможности спровоцировать сердечный приступ у здорового субъекта. – Андрей закурил и подкинул на ладони зажигалку.

Петренко перегнулся через стол, и его очки съехали на самый кончик носа.

– И?…

– Можно, если внутривенно ввести сулему. Хоть верь, хоть нет.

– Ого! Это интересное предположение… Одну минуту.

Геннадий схватил трубку местного телефона и набрал номер. В трубке послышались длинные гудки, и Петренко подмигнул Озирскому.

– Я тебе уже сразу объявляю благодарность… Да, мне нужен Дубинец. Это по поводу господина Санторио. В прокуратуре? Спасибо, всего доброго. Что, сулема действительно так действует? Раньше не слыхал. – Он прижал рычаги и снова набрал номер.

– Консультант – доктор химических наук, к тому же – медик от Бога. Я думаю, что ему можно верить, – серьёзно сказал Озирский.

– Я понимаю, кто это такой, – кивнул подполковник. – Только не Бога он, а от Дьявола. Я ведь не сомневаюсь в его словах, просто очень неожиданно и интересно… Да, это Петренко! Дубинец у вас? Скажите ему, что есть новости по делу Санторио. Да, очень срочно! Разумеется, подожду.

Пока в прокуратуре искали Дубинца, Петренко протянул руку и, не глядя, извлёк вишнёвую коленкоровую папку. Оттуда вынул фотографию курчавого полноватого мужчины лет пятидесяти, в смокинге с «бабочкой», протянул Андрею.

– Это господин Санторио. Приглядись пока к нему… Да, я вас слушаю. Скажите, чтобы подошёл скорее! Не могу я весь день висеть на городском. А-а, Алексей Алексеевич, доброе утро! Петренко беспокоит. Тут мне Озирский интересную идею подкинул. Заслуживающий доверия консультант-специалист, химик и медик, сказал, что сердечный приступ у здорового человека можно вызвать инъекцией сулемы в вену… Слышали что-нибудь подобное? – Петренко левой рукой рисовал на перекидном календаре рожи. – Припоминаете? Я считаю, что не мешало бы как можно скорее провести соответствующий анализ. Да нет, это же Андрей высказал предположение, да и то с чужих слов. А я вообще не причём. Значит, проводите экспертизу, а потом уже звоните. По зелёной улице пропускайте все мероприятия, связанные с Санторио. Мне наплевать, что он иностранец. Просто способ убийства слишком оригинальный. Как бы тут новая серьёзная группировка не замаячила, вот в чём дело… Ага, заранее спасибо, только не чешитесь. Сразу проверьте, есть ли на венах покойного следы от уколов, а в тканях – соли ртути. Результат сообщите в любое время дня и ночи. Всего доброго, очень жду.

– Гладкий дядечка. – Андрей рассматривал лицо Санторио. – Получается, Дубинец слышал о таких случаях?

– Говорит, что в институте, чисто теоретически, о таком упоминали. Но на практике он не сталкивался. Значит, так. Лично мне лишний раз не хочется встречаться с Минцем. Ты уж, будь другом, отнеси ему эту папку. Тут все данные по Санторио – на русском, итальянском и английском. Если потребуются дополнительные переводы, пусть делает их на месте. Александр Львович должен выяснить, не было ли в прошлом нашего покойника каких-то тёмных страниц. А вдруг он, под другой фамилией, числится в банке данных Интерпола? Ты пока закругляйся с ОБЭП и четвёртого, максимум, пятого, приступай к работе по Санторио.

Загудел городской аппарат. Звонил Дубинец – следователь по особо важным делам. Андрей уже собрался уходить, но Петренко сделал знак, чтобы он задержался.

– Да-да! Есть след? Всё, проводите анализ, а нам пока достаточно этого. Всё сбивают нас с мысли, – посетовал подполковник. Положив трубку на аппарат, он отъехал к стене в вертящемся кресле на колёсиках. – След от укола имеется, поздравляю.

– Начало удачное, Иваныч. У тебя пока всё, или ещё есть вопросы?

– Ты твёрдо решил работать по этому делу? Я ведь не приказываю, а только прошу.

– Конечно! У меня уже хвост трясётся, и глаза горят.

Андрей снял куртку – ему было жарко. Небо за пыльным стеклом светлело, наливаясь зноем.

– Вот, у меня здесь справочка от Дубинца. Он звонил Горбовскому и просил нас помочь. Без Интерпола также не обойтись, поскольку речь идёт об иностранцах. Неизвестно, куда кривая выведет. Ты пока читай, а мне нужно ненадолго сходить по делу. – Петренко шлёпнул на стол папку.

Оставшись в одиночестве, Андрей по-хозяйски придвинул к себе вентилятор, а потом закинул ноги на противоположное кресло. Наслаждаясь прохладой, он развернул скоросшиватель и принялся изучать материалы. Пока их было немного – протоколы допросов швейцара из отеля Авласенко И.И., горничной Останиной М.Н. и портье Борхвардта Г.К.

Все они, будучи допрошенными по отдельности, показали, что к синьору Марио Санторио «скорая» в гостиницу не приезжала. Следовательно, никаких уколов ему официально не делали. Диспетчерами такой вызов не принимался – ни из отеля, ни с улицы, ни из какого-либо другого места.

Борхвардт показал, что тридцатого июля вечером Санторио явился в отель около десяти. Он был бледнее обычного и что-то шептал себе под нос. Этот факт подтвердил и Авласенко. Он добавил, что синьор прибыл на такси, которое потом уехало к Садовой по Невскому. Номера швейцар, к сожалению, не запомнил. Останина клятвенно уверяла, что Санторио после этого из номера не выходил и на самочувствие никому не жаловался.

По данным экспертизы, смерть наступила примерно в пять утра, тридцать первого июля. В папке Петренко Андрей нашёл снимок – мёртвый итальянец лежал поперек кровати. Он был босой, прижимал к лицу обе ладони. В протоколе было отмечено, что при осмотре на стенках унитаза и раковины обнаружены частицы рвотных масс. При сердечных приступах рвота случается, и отравление поэтому не заподозрили. Если бы родители не подняли скандал, так бы всё и осталось. Да, всё описали подробно. Частицы идентичны обнаруженным при вскрытии в полости рта, пищевода и желудка…

Из дальнейших записей Андрей узнал, что в крови и моче покойного был обнаружен этиловый спирт, процент которого соответствовал лёгкой степени опьянения. Допросов бармена Зайцева Ю.А. и официанта Серединского А.В. прояснили ситуацию не намного. Санторио в ресторане при отеле не выпивал, а приехал откуда-то из другого места. Раньше он раза два навещал бар и ресторан, но вот именно тридцатого июля синьора Марио там не было.