– И много ты пишешь?
– Меньше, чем мне хотелось бы.
– Значит, ты живёшь не в полную силу?
– Да, но лучше уж оставаться самим собой, не имея возможности жить в полную силу, чем работать в полную силу, изображая из себя кого-то другого…
Она выглядывает из машины.
– Свет в комнате погас,– сообщает она.
– А на кухне?
– А на кухне он уже давно не горит.
– Значит, мы можем ехать,– говорю я и завожу машину.
– Это так важно, соблюсти приличия?– говорит она.
– Но ведь ты не забыла пристегнуться, хотя вряд ли нас кто-нибудь остановит.
– Привычка,– говорит она и отстёгивает ремень.
Я нажимаю на педаль, и мы трогаемся.
– Вот и для меня тоже,– говорю я.– А иначе, почему я всё ещё здесь?
– Вот как,– говорит она.– Но мы только сегодня встретились, и я ещё не могла превратиться для тебя в привычку.
– Прости,– говорю я.– Я сказал глупость.
Она молча кивает.
Мы выезжаем на улицу. Я давлю на газ и переключаю скорость.
8
Я не рассчитал – до рассвета было ещё далеко, и ничего другого не оставалось, кроме как бессмысленно колесить по улицам города, знакомым до тошноты, чтобы как-то протянуть время. Наконец, я сдался и, остановив машину, сказал: "Подождём".
Мне не хотелось выезжать из города затемно.
Это должно произойти торжественно, и лучи восходящего солнца должны приветствовать нас, а вокруг нас будет звучать гимн пробуждающейся жизни… Вот как это должно быть, если я хочу заняться с ней любовью по-настоящему, как только я один и умею.
Может быть, так умеет и ещё кто-нибудь, но не придумано ещё такого клуба, где бы мы могли поспорить, кто из нас более прав.
А потому, ждём.
Ждём, когда кончится эта ночь. Ждём, чтобы явиться миру, ждём, чтобы мир явился нам, ждём, дожидаемся, ждём… А где-то бомбят города, и в зоопарке звери бьются в агонии в лужах крови, бессильные спасти своих детей, и их большие глаза истекают слезами… Те, кто столько лет били себя в грудь и клялись в верности принципам гуманизма, нагло глумятся над самой идеей человечности и мстят беззащитной стране за убогость своего сознания и немощность мысли.
А мы сидим в машине и ждём, когда наступит рассвет. Я курю, а женщине, что задремала рядом со мной, безразлично, что где-то падают бомбы. Она улыбается во сне, и не стоит её будить, а то она снова заплачет.
И так ли уж она отличается от других? Нет! Я не должен так думать, а то конец всем сюрпризам.
Мне давно уже некуда ехать, а я всё ещё собираю фантики и набиваю ими карманы, я всё ещё жду рассвета. Каждую новую ночь. Или это всё та же ночь?
И это всё та же женщина?
Пожалуй, стоит её разбудить, чтобы проверить.
Я бужу её. Она недовольно бурчит что-то и трёт глаза.
Смотрит на меня непонимающим взглядом.
– Сколько времени? – это её первые слова.
– Солнце ещё не взошло,– отвечаю я.
Она встряхивает головой и оглядывается по сторонам.
– Мы что, в машине?
– Вот именно,– говорю я.– Извини, что разбудил,– если, конечно, тебе снились приятные сны,– но мне нужно было убедиться в том, что ты не такая, как все остальные женщины.
– Да?– говорит она.– Убедился?
– В чём?
– Не знаю,– говорит она, пожав плечами и, положив голову мне на плечо, снова засыпает.
И я снова остаюсь один.
Нет, нужно ехать. Нельзя оставаться на одном месте, а то я тоже усну, и кончится тем, что мы проснёмся, проспав до обеда, в машине, стоящей на кирпичах, с которой сняли колёса. Да ещё и сольют бензин из бака, и хорошо, если не придумают какую-нибудь пакость похуже.
Надо ехать. Я со вздохом убираю голову женщины, что спит рядом со мной, со своего плеча и завожу машину.
Мы едем дальше, и снова по тем же самым улицам. Я не хочу покидать этот город раньше, чем наступит утро. В конце концов, пока она спит, время не имеет никакого значения. Я могу кружить так, сколько угодно, а на выезде из города обязательно будет бензозаправка, и у меня в карманах ещё остались какие-то фантики… тьфу-ты, деньги! Что-то должно было остаться.
Держа одну руку на руле, я проверяю другой карманы.
Денег нет.
Ну, вот те здрасьте. Как это, нет денег?
Я останавливаю машину и обыскиваю карманы более тщательно. Так и есть – денег нет, одни только бесполезные фантики, которые я зачем-то продолжаю собирать каждую ночь, повинуясь однажды заведённой привычке.
И тут мне приходит в голову неожиданная мысль. А что если поехать к девушке Тане и захватить её с собой?
Вот удивится эта женщина, что спит рядом со мной, когда, проснувшись, она обнаружит, что она уже не единственная женщина в этой части Вселенной. Это будет злая шутка, я понимаю, но ведь так интересней.