Мама очнулась от того, что ее розовый, почти квадратный нос с размаху вляпался в какой-то кисель.
– Пси! – скромно чихнула мама …и вдруг вспомнила, что с нею произошло.
– Где я?
= Где-где… – ворчание напоминало неспешное бульканье чего-то вязкого, – В Ка…
– Знаю-знаю, – прошептала Мама, – папа очень любил эту шутку про Караганду… Капли ее глаз стали быстро увеличиваться в размерах, потом вдруг лопнули и потекли вниз. Пощечины, с двух сторон одновременно, привели ее в чувство…
– …?
– Виноват, – пробулькало справа…
– И я прошу прощения, – раздалось слева, – не удержался… автоматически!
– Угу… Мы – лягушки, и глотаем все, что движется, а капли слёз на твоих глазах выглядели так аппетитно и выскочили так неожиданно … – Мы больше не бу–у–удем! – хором забулькали два товарища по несчастью…
– Ладно-ладно… чего уж… – засуетилась мама и повторила свой вопрос, – Где мы… сейчас?!
– У какого-то Дворца, в какой-то тряпке, а если быть совсем точным, то в кармане… Эта толстуха выгребла нас всех из коробки,завернула в платок, и выскочила из аудитории.. Преподаватель бежал за нею, и громко кричал, требовал вернуть лабораторных животных на место. Студентка не оставалась в долгу, и орала в ответ. Говорила, что сумеет распорядиться нами лучше, чем кто бы то ни было. Надеюсь, она нас не съест…
– Мне плохо… – мамино тело обмякло, а потом она почувствовала как ее тянет куда-то вниз, абсолютно без ее участия… и опять провалилась. Но на сей раз не в бездонную щель обморока, а в дыру, которой не могло не быть в кармане его взбалмошной и непутевой владелицы…
– Куда?! – мама почти была уверена, что знает, из чьих уст вылетел сей вопрос. Не веря самой себе, совершенно не рассчитывая на такое везение, мама крепко зажмурила глаза, и услышала вновь – Да куда же ты ползёшь!? – слушала, узнавала и боялась ошибиться, так как голос, явно принадлежал Светке, толстой студентке-третьекурснице, которая часто приходила к ним в виварий, чтобы покормить собак. Светка была какой-то странной. Она жалела собак и улыбалась им, а проходя мимо клеток, где жили крыски, у нее становилось такое странное выражение лица, что мамина мама обычно прятала голову дочери себе под мышку, чтобы та не пугалась,и не пищала потом во сне.
– Ну, куда ты полезла, дурища?! Замерзнешь! Февраль на дворе! А… да тут дырка…
Светка придержала мамино слабое тельце через ткань, и извлекла ее на свет:
– Ну, что? Испугалась?!
Мама открыла глаза и зажмурилась от теплого ласкового света, исходившего из глаз девушки… Светка гладила пальцем маму по голове, и мама прикрывала глаза всякий раз, когда палец приближался к ее носу, и замирала, чувствуя как бережно проминается шерстка по всей длине от носа до затылка… волосок за волоском… Даже ушки! Прозрачные ушки, словно маленькие тонкие кусочки ветчины, стали мягкими и податливыми, и шевелились в такт прикосновениям этой странной самки человека. Мама расслабилась…неожиданно для себя зевнула, и так же внезапно провалилась… в который уже раз за день! – в совершенно безопасный, покрытый мягким мхом воспоминаний короткого безмятежного детства, колодец сновидений.
До моего рождения осталось четыре часа.
– Гм, странно…
Мама проснулась сразу после этого светкиного гмыканья. Она слышала этот звук и раньше. Обычно Светка надрывала глотку, когда студенты уродовали очередную собаку, выводя слюнной проток на поверхность щеки. Иногда фистула, – таким веселым словом нарекли неестественную дыру в теле, – выделяла по каплям едкий желтоватый сок желудка в пробирку, висевшую прямо на самом боку. Собаки звонили в свои невидимые колокола, виляя хвостами,и теряли жизненные соки на виду у всех… Охотников ремонтировать собачьи тела обычно не находилось. Вытирать за ними пахучие капли было лень, да и «пятерок “ за это не ставили… Так что, – когда очередной Джек не приходил к Светке за нехитрым столовским деликатесом, она гмыкала, пытаясь проглотить жесткий кусок сиротского воздуха вивария, а оставшиеся в живых собаки, молча приваливались к ней здоровыми боками, пытаясь спрятаться от своей горемычной судьбы.
Обычно собаки любят смотреть в глаза человеку. Они лежат на месте и ждут случая порадоваться тому, что у них есть хозяин. Человек, который их любит, воспитывает, балует. Всё перечисленное никаким боком было не прислонить к израненным телам этих бедолаг. Поэтому, если кто из двуногих пытался заглянуть им в глаза, обиженно лаяли… и поворачивались спиной… Светка была единственной, с кем четвероногие инвалиды обменивались взглядами… И неизвестно – чей взгляд был горше: того, кто просил помощи, или того, кто не в состоянии был ее дать…
Когда моя мама проснулась, то с удивлением обнаружила,что всё ещё лежит в шершавой от мозолей, но очень гостеприимной светкиной ладони. Голова в расщелине между большим и указательным пальцем, а хвост аккуратно расправлен, и обогрет симпатичным, чуть кривоватым мизинцем.
Светка гмыкнула ещё раз, и нагнув к маме голову прошептала: «Странно, говорю! Мне кажется или я права, что ты, Подруга, в интересном положении!»
Мама медленно подняла голову, и,потянувшись, аккуратно дотронулась своим носом до Светкиного. «Ясно!» – улыбнулась Светка! – «Так и запишем!»
– Ну… есть ты, наверное, сейчас не захочешь, – продолжила беседу Светка. – А попить? Мама понюхала свою лапку, лизнула её, а заодно, как бы случайно, и миллиметр Светкиной ладошки… и кротко глянула на самку Homo comis (Че-
ловека дружелюбного), – именно к этому отряду мама причислила свою спасительницу.
– Всё с вами ясно, сударыня! И попить, и поесть! Вас непросто прокормить… Да шучу-шучу-у-у! – Светка заметила испуганный взгляд мамы, чмокнула ее между глаз, и поспешила успокоить, – Не переживай! Ты маленькая, а я, честно говоря, люблю поесть,и кусочек для тебя всегда найдётся.
– Погоди-ка… – Светка пошарила у себя по карманам, где насобирала довольно приличную горсть восхитительных разномастных крошек, – а потом ещё твердят «Вытряхни все из карманов,вытряхни»… – бормотала девушка, – Если бы я их вытряхнула,то и угостить тебя сейчас было бы нечем! – Внимательно присмотревшись, она сдула пару пылинок, и протянула угощение маме.
Вы когда-нибудь видели, как едят крысы? Как они умываются перед едой, непременно – после. Как аккуратно доедают всё до последнего кусочка, и как прячут «на потом», если уже сыты. Не видели? Да… Многим и многим людям не мешало бы поучиться этикету у тех, кого они считают «мерзкими» и «вонючими»…
Мама нацелилась на ту крошку, са-амую маленькую, что оказалась ближе всего к ее носу, но строго одернула сама себя: «Что сказала бы моя мама, заметив, что я приступаю к трапезе распустёхой,и даже не помыв ладоней! Ведь я из приличной семьи!»
Светка, решив, что Крыска застеснялась, пододвинула самую крупную крошку еще ближе:
– Не стесняйся, малышка. Прости, что предлагаю столь незатейливое блюдо. Позже сообразим что-нибудь поприличнее, а это так, на перекус. И не бойся, я не собираюсь тебя обижать! Кушай спокойно!
Крыска одобрительно посмотрела на свою спасительницу, понюхала теплый влажный воздух, вылетающий изо ее рта вместе со словами, и, насколько могла степенно, принялась приводить себя в порядок. Пару раз лизнув свою ладошку, Крыска зажмурила левый глаз,и протерла лицо слева. То же самое она проделала справа, расчесала чубчик, пригладила мех на животе и боках. Быстро и аккуратно вычистила себя с головы до ног, и, шмыгнув носом, взглянула на Светку:
– Теперь можно?
– Да ешь уже! – рассмеялась та.
Крыска потянулась было, чтобы взять кусочек хлебца в рот, но потом передумала, и ухватила его левой ладошкой, а правой рукой отломила немного и стала есть.
– Ну, какая же ты аккуратная девочка! – воскликнула Светка,и запихнула крысе очередную крошку прямо в рот. Малышка чуть не поперхнулась,но сдержалась, и лишь позволила себе скромно чихнуть.
– Прости! Я – балда! Ешь-ка сама, а то у меня сердце кровью обливается, глядя на тебя.
Умывшись после еды, сбегав в туалет, прямо на приготовленную для этих целей салфетку, Крыска в нерешительности огляделась по сторонам, а потом, вдруг, обхватила голову руками и без сил уронила её на свои плоскостопые ноги.
–Эге-гей! Ты чего?! Не грусти! Устала, маленькая. Тэк-с… девочки поели, и решили, что? Что им пора баиньки! Пойдем-ка, навестим Морфея, а то он, бедняжка, сидит на кровати совсем один – зевнула Светлана, и бережно подхватив утомленную беглянку, пошла спать.
Громкий вопль Светкиной матери рассек полупрозрачную кисею раннего утра. Впрочем это было похоже, скорее не вопль, а на попытку взять верхнее «до» пятой октавы. Практически ультразвук!
– А-а-а-а-а! Что это?!!!!!!!!!!!!
Светка распахнула глаза, и тут же вскочила.
– Не кричи, испугаешь! Где крыса? Крыска, где ты?!
Крыска была тут, на подушке. И не одна. Возле нее лежало пять розовых тел, пять пупсов, каждый размером с некрупный боб. Полупрозрачная кожа крысят не давала волю воображению. Все было на виду. Заросшие глаза, мармеладные хвосты, игрушечные ступни… Ну, прямо как гуттаперчевые поросята! Упитанные ушастые червячки на ножках! Новорожденные славно потрудились, выбираясь на свет, и теперь отдыхали.
Крыска жалостливо и смущенно смотрела на Светку. Минуя несколько мгновений сиротства, она так скоро превратилась из дочки в маму, что совершенно не представляла, – что с нею будет дальше. И, самое главное, – что теперь будет с ее детьми. Если бы Крыска осталась в виварии, то ее собственная жизнь,и судьба ее детей была бы предрешена. Но сейчас? Что будет с ними теперь?!
В душе новоиспеченной матери было столько страха за малышей, что они тут же заволновались, завозились, и начали неуклюже, но настойчиво перебирать худенький опавший живот Крыски в поисках молока и успокоения.
– Так, во-первых, моя дорогая, ты не волнуйся, тебе вредно. Во-вторых, тебе срочно надо поесть и попить. После таких потрясений, нам еще не хватало, чтобы у тебя пропало молоко. Кстати, оно у тебя есть? – с тревогой поинтересовалась Светка.
Молчаливое сосредоточенное, едва слышное чавканье было ей ответом. Один из малышей медленно, как сытая пиявка, отвалился от матери, и на его игрушечной физиономии выступила матовая капля.
– Не знаю, какого цвета молоко у крыс, но точно не зеленое. А у вас, мадам, не молоко, а вода какая-то. Не в курсе, чем лечится подобное недомогание?