Мальчик и танк

Полковник подсунул свою ладонь под мышку и задорно крикнул:

– А ну-ка, Курт, начнем?

Мальчик моментально подскочил к отцу, который сразу повернулся к нему спиной, и чиркнул мизинцем по его ладони.

– Угадай, каким? – Он растопырил под отцовским носом все пять пальцев.

– Указательным!

– Нет, – засмеялся Курт. – Давай сначала.

Полковник с грустной нежностью посмотрел на сына и обнял его за плечи.

III

Они мчались по весенней горной дороге и снова играли в эту незамысловатую игру на пальцах.

Длинноносый «хорьх» с сафьяновой обивкой на сиденьях стремительно брал крутые повороты и подъемы. За ним неотступно следовал грузовик с автоматчиками.

Сидя рядом с шофером, полковник Эрхард мчался туда, куда указывали дорожные стрелки с надписью: «Sevastopol».

В глазах у него мелькнула тревога, но он делал вид, что ему весело играть с сыном.

За новым поворотом Курт приумолк, загляделся на приближающийся водопад.

– Ну что ты там?! – Отец обернулся с переднего сиденья.

– Красиво! – прошептал Курт.

Полковник просветлел лицом, снял фуражку, сладко сощурился на солнце.

Пейзаж и впрямь был очаровательным: причудливые скалы над дорогой, очертания покатых гор на фоне голубого неба, где-то там, уже далеко внизу, – разрушенный маяк и пенный прибой, а впереди – сверкающий водопад.

И вдруг полковник увидел, как за кустами во весь рост встал человек в кепке набекрень: он взмахнул рукой, и перед носом «хорьха» взорвалась граната.

Шофер захрипел, машину бросило в сторону, и она боком врезалась в скалу.

Огонь партизан обрушился на грузовик. Из него, отстреливаясь, стали выпрыгивать солдаты. Заработал немецкий пулемет. Но минутой позже Фёдоров из «бесшумки» ловко снял пулеметчика.

С дерева, нависшего над дорогой, в «хорьх» прыгнул партизан и рванул полковника за горло. В борьбе они свалились на сиденье.

В эту минуту Курт не растерялся. Он схватил с пола заводную ручку и оглушил партизана. Тут же выстрелил отец.

– Беги! – крикнул он Курту. – Туда! – и указал на скалистый выступ, с которого катился водопад.

Ежесекундно оглядываясь, он с остервенением – автоматом и гранатами – стал прикрывать отход сына. Курт, вытащив из кобуры пистолет, бросился со всех ног к спасительному водопаду. Он забежал за огромный камень, и вдруг притаившийся тут бородатый человек схватил его в охапку.

Однако не так-то просто было взять этого волчонка. От неожиданной встречи он выронил свой пистолет, но, ухитрившись, сбил очки с носа бородатого, потом ударил его сапогом в солнечное сплетение.

Ослепленный партизан охнул и схватился за живот.

Курт поднял с земли свой пистолет, но выстрелить не успел. Подоспевший Горегляд дал ему пинка, и мальчишка рухнул под водопад.

Горегляд подхватил его за шиворот, поднял над землей и занес над головой кулак. Но тут услышал хрип бородатого: – Не бей!

Пока одна группа партизан вела бой с немецкими автоматчиками, другая окружила полковника. И тогда он, согнувшись, перебежал дорогу, прыгнул в кусты и покатился в пропасть. Партизан в папахе бросился за ним вдогонку, но, сраженный вновь заговорившим немецким пулеметом, тихо опустился на дорогу.

Пулеметчик парализовал налет, и партизаны, услыхав крик бородатого «отход!», отстреливаясь, стали отступать в горы.

Горегляд тащил за собой взлохмаченного и помятого Курта.

IV

По партизанскому лагерю Курт шагал, ни на кого не глядя. Но постепенно в его глазах, сначала мрачных и злобных, стало проскальзывать удивление.

Возле шалашей дымились костры. Партизаны на солнышке варили еду, штопали гимнастерки. Сапожник на колодке обстукивал починенный ботинок. Горбоносый парикмахер стриг машинкой молодого парня в майке. А один партизан, чистивший винтовку, даже дружелюбно подмигнул:

– Что, брат, попался?

И над всем этим мирным становищем плыла нехитрая песенка: «Синенький скромный платочек…» Ее пел под гармошку приятный детский голосок.

Бородатый с Куртом шли вдоль кустов. И вдруг песенка оборвалась.

Курт поймал за кустами взгляд синих глаз какой-то девчонки. Он видел только ее голову – вздернутый нос, тонкую, вытянутую шею, и, чем ближе он подходил, тем любопытнее становился девичий взгляд – добрый и доверчивый.

Девочка из-за кустов тоже видела лишь голову Курта – его лицо, русую челку на лбу. Она улыбнулась и смущенно отвела глаза в сторону.

Курт не выдержал – кивнул девочке, словно поклонился.

Бородатый обогнул кусты и привел пленника к деревянному столу со скамейками, возле которого дымилась печка, сделанная из бензиновой бочки.

Девочка в широченной телогрейке и стоптанных сапожках с недоумением оглядывала офицерика, потом засуетилась: сняла с плеча легкую гармошку, смахнула тряпкой яичную скорлупу со стола, убрала в коробку разбросанные шахматные фигурки.

– Ой, дядя Сим, – наконец спросила она бородатого, – откуда такой артист? Вы что, его засылать к немцам будете?

– А чего его засылать? Он сам немец! – сказал, улыбнувшись, командир отряда.

– Да вы неправду говорите! – Девочка протянула Курту руку и весело сказала: – Саня Бычко!

Курт в раздумье посмотрел на дядю Симу, потом на протянутую руку и нерешительно пожал ее: – Курт.

– Вот и прекрасно. Звоночек, – сказал дядя Сима, – его, оказывается, Куртом зовут. Теперь дай ему что-нибудь перекусить. Будешь есть? – обратился он к Курту.

Тот пожал плечами. – Я не понимай.

– А ням-ням не хочешь? – с иронией сказала девочка. – Манную кашку – за папочку и за мамочку?

– Слушай, Сань, да ведь он действительно немец. К нам в плен попал… – Фаши-ист?! – с изумлением произнесла Саня.