Временами, когда у него кончалась командировка, уезжал к себе, в Воронеж. Потом возвращался. А в какой-то момент остался «навсегда», уволившись с прежней работы в Воронеже.
Работу он подыскивал где придётся. Порой был и без работы, живя за счёт В. Н. Но надо отдать ему должное – дома он был незаменимый работник. Вся грязная и чёрная работа выполнялась им. А это – принести в дом дрова и торфяные брикеты и уголь, и воду из колонки, и что-то починить или побелить…
У него в Воронеже была женщина. У неё был добротный дом с садом и огородом. Уезжая в Воронеж, он, вероятно, жил у неё.
Помнится в очередной его отъезд, в длительное его отсутствие, не знаю уж каким образом, но до В. Н. дошли слухи об его Воронежской зазнобе. И, когда мы с Витей ездили на юг через Воронеж, по просьбе В. Н. заходили по сообщённому адресу.
Оказалось, что он действительно живёт у этой женщины. Но она поставила ему ультиматум – она пропишет его у себя, если он на ней женится. Видимо, в связи с этим, он принял окончательное решение – остаться в Воронеже навсегда. А В. Н. сообщил, что уезжает на малую родину.
Но Вере Николаевне всё-таки хоть немножко в жизни, но повезло. «Бабье» счастье ей улыбнулось. С Иваном Алексеевичем она прожила приличное количество лет. В её возрасте встретить внимательного и хозяйственного мужчину – удается далеко не всем одиноким женщинам, впрочем – также, как и сейчас…
В этом году моя мама – Нина Николаевна ездила в Каменец-Подольский на похороны её мамы (нашей второй бабушки) – Надежды Павловны Варсобиной. Видимо предчувствуя конец жизни, у неё возникло желание повидаться со всеми родными.
Правильнее сказать – попрощаться. Сначала она погостила в Казани у одной из своих сестёр. Я полагаю – в семье Гали Галяниной. Потом она приехала к нам. Я запомнила её такой же красивой, как всегда, совершенно седой, худенькой. Несмотря на возраст, она как бы вся светилась нежностью и спокойствием. Но сердце стало беспокоить чаще. Помню – сидит на диване, и вдруг, голова её падает на грудь.
Я испугалась, но мама мне сказала, чтобы я не трогала её, она быстро очнётся. И, действительно, вскоре она, как ни в чём не бывало, подняла голову, и стала о чём-то продолжать рассказывать.
После того, как мама проводила её на поезд, прошло всего две недели. Неожиданно пришло грустное известие из Каменец-Подольска о кончине Надежды Павловны. В Каменец-Подольском жили две маминых сестры – Тамара и Маргарита. Мама немедленно выехала на похороны бабушки, и остановилась у наших родных.
Но в Каменец-Подольском ещё проживала и Витина мама – Вера Николаевна.
Естественно, наши мамы встретились. К сожалению, моя мама обиделась на Веру Николаевну. Отпевание бабушки шло в церкви. Ей было не до разговоров. А Вера Николаевна подошла во время отпевания, и стала маме жаловаться на Батю, говорить про то, как он ей изменял, а потом бросил одну с детьми и т. д.
Просто можно было поговорить об этом в другом месте и в другое время… Ну, да бывает всякое…
Бабушку похоронили на старом кладбище, рядом с дедушкиной могилой…
Часть 8
Отпуск
На фотографии – Женя и Батя
ВСПОМИНАЕТ ИРАИДА
В этом 1961-ом году ни по каким путёвкам мы никуда не поехали. Поскольку в августе мои родители собирались тоже в отпуск, мы решили отдохнуть в июле. Ёлку мы оставили с бабусей и моими родителями, а сами поехали в Брест к Бате, с заездом в Минск.
В Минск мне бабуся прислала письмо.
Письмо в Минск – Ермалюк (для Дудко) из Дзержинки от Мариамны Алониевны Степановой.
30 июля 61 г. Понедельник. 10 часов утра.
МИЛАЯ ИДА!
Отвечаю на твою открытку.
И я тоже заметила, что в твоих словах нет… настроения. Конечно, в сосновом бору пожить, одно наслаждение, но попасть и в Брест, где плодов не початый край, а овощей под руками – куда как хорошо!
К этому заключению все пришли.
Мила собирается в Москву. Эллочка в своей кроватке, старается своими штанишками вытирать носик, распевает – «Та, та! Баба, папа, да!» – вот и весь лексикон.
Кашель и насморк не прекращается. Температура была 38–37,5. Сегодня «в школу» не отнесли, хотя температура нормальная. Буду с ней одна. А какая я уже нянечка? Одно горе!
Папа вздыхает по Волге. Мама пока терпимо относится к его вздыханиям. Мила «страдает» – 2-го немецкий. Вот ты никогда, кажется, никогда не унывала. Помнится, я в тебе никогда не сомневалась.
Жара. Мила и папа не находят себе места.
Вчера заявилась Валентина Ивановна Долгова. Приглашала к себе справлять проводы: уезжают за границу, в Берлин. Вызвали срочно Н. А., который лечится на грязях.
Время сейчас тревожное в далёких краях: это её немного нервирует. Валентина Ивановна с семьёй едут вместе с ними. Он – завучем, Н. А. – директором.
Русина ходит, ворочая нос: вот как вы её разобидели!
На рынке – крыжовник, вишня, всё, конечно, «в цене».
Милушка отводит, и приводит ребёнка сама. Ёлочка научилась быстренько посылать воздушный поцелуй.
Увидев с балкона какого-то дядю, сказала – «Папа! Папа!». А, вот, мама, не говорит. (обиделась).
Ну, до свидания! Всего вам хорошего! Привет супругу и всем!
БАБУСЯ
Я познакомилась в Минске со всей роднёй: тётей Зоей (родная сестра Витиной мамы), дядей Костей, Юрой, Нэллей и Павликом. Ездили к ним на дачу. Они нас возили на какие-то озёра или пруды. Мы там загорали, и купались.
А однажды Юра с Нэлей нам решили показать, как живут в белорусских деревнях. Они свозили нас в гости к своим друзьям, которые из Минска переехали в захолустье, и работали учителями.
Их дом весь был и обставлен, и убран в белорусском национальном стиле: расшитые рушники, дорожки на полу, тканые коврики на стенах ручной работы, скатерти, вышитые яркими узорами и т. д. И хотя, в целом, всё напоминало украинский колорит, всё же это был чисто белорусский стиль. Нам очень понравилось всё, что мы видели.
В Бресте нас заждался Батя с Женей. Я была у них в гостях первый раз.
ВСПОМИНАЕТ ВИКТОР
Белоруссия прекрасна по-своему. От дома в Москве до дома Бати – 1150 км. После того, как у нас появилась своя машина, мы ездили в Брест к БАТЕ каждый год. Мы всегда старались рассчитать время езды так, чтобы до ночи приехать в Минск. Там мы ночевали у наших родственников – Ермалюков (Юра – мой двоюродный брат по маме). Кстати, здесь в Минске меня учили водить «Волгу 21», старую машину дяди Кости – когда я был ещё студентом.
Встречали всегда нас радушно. Но мы, поужинав, спешили всегда выспаться перед дальнейшей дорогой. Утром нас торжественно провожали, и мы ехали дальше.
Особенно мне нравился отрезок пути почти перед самым Брестом. Вдоль старой дороги слева и справа стоят, чуть ли не столетние тополя. Это не пирамидальные тополя, что растут на юге, а широко разросшиеся, с пышной кроной и толстыми стволами. Они разрослись так, что казалось, что мы едем по зелёному коридору. Это впечатление усиливалось ещё и оттого, что по стволам деревьев на одном уровне была проведена жирная белая линия. При быстрой езде эта линия сливалась в – сплошную. В общем, для меня это был один из ностальгических отрезков пути.
Батя нас всегда ждал, и очень радовался нашему приезду. После войны, когда Батя приехал в Брест с Жениной мамой и маленьким Женей, они купили половину дома на окраине города. При доме был сад и несколько огородных грядок. В саду росли груши, сливы, яблони, алыча, вишня, малина и смородина.
Рядом (метрах в 300–500) располагалась воинская часть, где позже работал Батя, или как мы его все называли после того, как родились внуки – дедушка Толя. Автобус ходил практически от дома до центра города. Так что, находясь, как будто, в деревне, за пятнадцать минут можно доехать до цивилизации.
Брест до войны был не очень большим приграничным городом. После войны был отстроен заново, т. к. немцы его разрушили почти весь. А позже Брест стал разрастаться безостановочно, разрастаясь вширь, вдоль реки Муховец. А на другом берегу реки была уже Польша…
Когда мы приезжали в Брест, машину загоняли во дворик перед домом.