Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Наша доченька – Стэлла. Том 3. Зрелость

    Врач – (остальные подписи не разборчивы).

ЭТО БЫЛО ПОСЛЕДНЕЕ СООБЩЕНИЕ ОТ НАШЕГО БАТИ

29 октября 1985 г. после тяжёлой болезни БАТЯ УМЕР…

В жизни Бати и Жени произошли в этом году большие изменения. Мы до сих пор не знаем, что помогло Жене перевестись с дальних мест службы в Белоруссию, в Пружаны. Бытует даже предположение, что это Бате удалось через руководство своей воинской части, где он работал последние годы, устроить этот перевод.

Перед переездом на новое место службы, он, наконец, навестил Тоню и детей. Но пробыл у них в гостях недолго…

Устроившись на новом месте, он стал часто навещать Батю. Но застал его уже больным.

Мы тоже в Брест к Бате ездили каждый год. Наши поездки протекали с удивительным однообразием, за исключением последней.

Мы приехали к нему этим летом в отпуск, с маленькими внуками. Дом оказался закрытым. Соседи рассказали, что Батя заболел, и лежит в местной больничке, которая находилась недалеко от дома. Можно было дойти пешком.

Естественно, мы, выгрузив свои вещи, вместе с внучатами сразу же поехали в больницу к Бате. Нас удивил его вид – так сильно он изменился. На фоне белой подушки особенно бросалось в глаза его изможденное, высохшее, желтое лицо с ввалившимися глазницами. Он поднял нам навстречу худую тонкую руку. Хотел улыбнуться, но вместо улыбки, из сухих глаз выкатилась и упала на одеяло – слеза.

Врачи, с которыми мы переговорили, сказали, что у Бати – воспаление лёгких. Они делают всё возможное: уколы, капельницы, таблетки. Нужно калорийное, но диетическое питание…

Мы Батю навещали каждый день, носили ему бульоны и другую диетическую еду, но он ел очень мало. Один раз мы его привезли на машине домой. Он попросил помыть его. Мы нагрели воды. Он разделся, встал в таз, а на табуретке стоял другой тазик с водой. Нас поразила его худоба. Казалось, кожа обтянула так все косточки так, что по нему можно было изучать строение скелета. Батя посидел на крылечке, подержал в руках внучат, посадив их на коленки, что-то им нашёптывал.

Фотографии Бати с внучатами мы кому-то отдали из родственников, надеясь, что напечатаем новые, т. к. пленки остались, но так и не удосужились это сделать.

Кстати, за эти долгие годы мы растеряли, и раздали множество фотографий тех далеких лет. Тогда это были ещё только чёрно-белые фотографии. У нас лежит целый пакет неухоженных старых пленок. Интересно, годятся ли они сегодня для того, чтобы с них воспроизвести фотографии. Пусть они получаться не фешенебельными. Важно, что на них проявится наше забытое прошлое.

Возможно, среди этих пленок сохранились и два последних снимка с Батей. Я помню эти снимки.

Худой, изможденный, измученный болезнью, он сидел на верхней ступеньке крыльца своего дома. На коленях у него – правнуки – Димочка и Людмилка. Он обнял их и придерживал уже ослабшими трясущимися руками. Лицо в этот миг не отражали выражение боли. Оно светилось умиротворением. Странно, но мне показалось, что мыслями он был не здесь, и не с правнуками, а где-то там, далеко…

Погостив в Бресте, мы уехали домой, оставив Батю в больнице. К нему приезжал только Женя, который взял отпуск и проводил его тоже в Бресте.

Женя нам по телефону сообщил неожиданную для нас весть. Батя – смертельно болен. Мы видели его совсем недавно, когда приезжали в Брест. Ну, – болен. Ну, – лежал в больнице. Мы же говорили с лечащими врачами. Те сказали, что у Бати – воспаление легких. Но это же – не смертельно.

Оказалось, ему поставили неправильный диагноз – воспаление лёгких, а на желудок – не обратили никакого внимания.

А на самом деле у него был рак желудка, причём до того запущенный, что уже начались метастазы, перекинувшиеся на лёгкие.

Жене удалось перевести Батю в центральную городскую больницу. Один раз вызвали письмом Риту. Она приехала, побывала в больнице у отца.

Посидела около него и не нашла ничего лучшего, как начала высказывать ему свои обиды за прошлую жизнь, когда он бросил её с матерью.

Лежавшие рядом больные говорили, что их удивило отношение дочери к отцу. Ему бы умыться, обласкаться. Больничный уход – это равнодушие больничных нянечек.

Но Рита, «навестив» его, и посидев немного около его кровати, уехала домой с чувством выполненного долга. Неужели ненависть, живущая в душе долгие годы, не проходит?

И как можно умирающему человеку выплескивать в лицо накопившуюся желчь обид? Это своего рода – месть?

Она выговорила ему все свои обиды. Смертельно больному человеку – отомстила…

Совпало так, что в это время я была в командировке в Минске. Пару раз в день я звонила в Брест. И вот в очередной звонок мне Женя говорит, что врачи сказали, что Батя обречён. Им не нужно увеличение статистики смертности. Женя вынужден был забрать Батю умирать домой. Дни его были сочтены. Врачи приходили каждый день и делали ему уколы морфия, т. к. боли были нестерпимыми.

Я позвонила в Москву, попросила отпуск за свой счет и электричкой добралась до Бреста.

Эта электричка оставила мне отметину на всю жизнь. Она остановилась у платформы так, что последние вагоны до этой платформы не доехали. Мне пришлось прыгать. Ступенек в этих вагонах, таких, как в пассажирских поездах, не было. И мне пришлось прыгать на землю с высоты открытых дверей электрички. Да ещё и прыгнула я неудобно. Я приземлилась не на две ноги, а только на правую ногу. В результате, я почувствовала острую боль в коленке. С трудом встала. Через некоторое время коленка опухла. Но идти нужно было пешком, наискосок через железнодорожные пути до привокзальных улиц, где на Медовой стоял Батин домик. В общем, я туда кое-как дохромала.

Коленка у меня болела ещё пару месяцев, но так до конца и не вылечилась. Впрочем, как обычно, к врачу – то я не обращалась, да ничем особым её и не лечила. А в результате, я до сих пор опуститься и опереться на эту коленку не могу – больно. Временами она опухает, что-то выскакивает, или скрипит. И каждый раз в такие моменты я вспоминаю эту электричку, а следом – смерть Бати. Может быть, мне эту коленку судьба специально пометила, чтобы я не забывала…

Может быть, все мои многочисленные сегодняшние болезни – это тоже зазубринки, связанные с памятными событиями? Наверное, так и есть. И всё это даётся нам за наши грехи, и, чтоб – помнили…

Когда я добралась в домик Бати, застала там уже приехавших из Средней Азии – младших в многодетной семье Дудко – брата бати – Петра из Фрунзе и сестру Нину из Уч-Кургона.

Вдоль дома была построена веранда. Входя в неё с основного крыльца, можно было попасть сначала в кухонку дома, потом в жилые комнаты: – в большую проходную гостиную, а затем – в Батину спальню.

Позже Батя пристроил ещё одну летнюю веранду, которая прилепилась к дому с другой стороны. Вход в неё был с продленной первой веранды. Для удобства, из кухни на эту веранду было прорублено окошечко. На этой новой веранде Батя летом спал, уступая свою спальню приезжающим гостям. В стене кухни было прорублено и встроено окошечко, соединяющее кухню с верандой.

В этот раз на веранде разместились тётя Нина и дядя Петя.

В проходной комнате, на диване лежал Батя. Женя сидел рядом с ним.

Не знаю, был ли Батя в сознании. Глаза он не открывал. Но, когда Женя ему что-то говорил, он шевелил рукой, как будто что-то хотел сказать.

Иногда с усилием, он дотягивал согнутую в локте руку до левого плеча и указательным пальцем тянулся куда-то вверх. Значит он в сознании, всё слышит и понимает, и что-то хочет сказать. Но что? Никто не мог догадаться. Думали, может быть, он показывает на челюсть? Возможно, сдвинулся протез, и мешает ему. Проверили, вроде бы – нет…

Я сразу же на себя взяла все обязанности по хозяйству. Нужно было готовить еду и кормить гостей и Женю. Вскоре приехал и Витя, которого мы вызвали из Москвы. Тёте Нине и дяде Пете я тарелки с едой передавала через кухонное окошечко – на веранду. А Витя и Женя, да и сама я, по очереди ели, пристроившись к маленькому кухонному столику. Правда еда не лезла в рот, и мы давились, глотая её. Но нужно было есть, чтобы жить.

Как странно, жизнь продолжается во всех своих прозаических потребностях, даже тогда, когда рядом умирает человек, любимый, родной человек. И, мы не удивляемся, если возникает потребность чего-нибудь поесть, или выпить. Часто мы делаем это через силу, иногда – механически, но делаем…

Мы с Витей обосновались в спальне Бати. Там же поставили раскладушку для Жени. Но он не ложился спать ни в эту, ни в последующую ночь – последнюю ночь жизни Бати.

Мне кажется, что просиживая часами на стуле, рядом с умирающим отцом, Женя думал в первую очередь не о нем, умирающем, а о себе. Женя сидел, и как четки перебирал свои прожитые годы с Батей.

Что видел светлого в своей жизни этот молодой мужчина, по сути – в душе остававшийся обиженным мальчиком. Голодное детство? Ненависть к матери, внушенная отцом? Обездоленность?

Жизнь научила его считать и экономить каждую копеечку. Муштра в военном училище, ограничивающая свободу, вкус которой он так и не узнал.

Потом блеснула молнией любовь. Но и она ударила его по больному месту. Жена в момент сложившейся трудной ситуации на службе, не поняла и не поддержала его, а обрушилась с упреками и нравоучениями. А когда он приткнулось в поисках понимания к другой, и вовсе «предала» его, пойдя с жалобами по всему его начальству. Результат – понижение по службе, и – обида. Горькая обида даже не на жену, хотя и на жену тоже, а на все обстоятельства ещё сравнительно не такой уже и долгой жизни.

Сидел Женя и думал о прожитых с Батей годах. Несмотря на все лишения, отца он любил непонятной, глубокой и трепетной любовью.

Батя был единственным человеком, который всегда был рядом с Женей, даже тогда, когда наступали дни разлук, он был рядом – на расстоянии… Мечтал Батя пожить в старости в семье сыновей. Не удалось пожить с Виктором, который итак был отрезанным ломтем с раннего детства.

Мечтал пожить – с Женей. Но и здесь не удалось.

И вот теперь, когда казалось бы, территориально жизнь приблизила Батю и Женю друг к другу, когда предоставила возможность видеться чаще, она как будто подразнила их обоих обещаниями счастливого будущего, а потом опять отнимает миражные надежды – Батя умирает…

Может быть, Женя не об этом думал, но мне кажется – и об этом всём тоже…

Милый мальчик! Ну почему такой несправедливой была твоя СУДЬБА? От первого до последнего дня?