Григорий стукнул ладошкой по метле:
– Домой! – громко дал он команду.
В голове Эвелин прозвучало тройное эхо “домой…домой…домой” и, наверное, послышалось ворчливое “наконец-то”, когда метла поднялась в воздух и улетела.
Они прошли по узкому проулку и вышли на пустынную площадь. Нигде не было видно машин.
– А где такси? – Взглянула Эвелин на Григория.
Но он с невозмутимым видом поправил рюкзак, шагнул на тротуар и развернулся к ней лицом.
– Юная леди, – улыбнулся он и манерно поклонился. – Рад приветствовать вас в нашем городе. Но поскольку городок наш мал и уютен, то такси здесь не предусмотрено. Мы предпочитаем альтернативные виды транспорта, которые не вредят местной флоре и фауне. Пойдем, здесь недалеко, – добавил Григорий уже без пафоса и зашагал по улице, не оборачиваясь.
Эвелин едва поспевала за Григорием, быстро шагающим по тротуару, выложенному серым камнем. На один его шаг приходилось три ее. На втором перекрестке она остановилась и взмолилась:
– Все. Я не могу так быстро, – запыхавшаяся, она присела на камень, торчавший прямо из земли. – Я не могу так быстро идти… еще и жарко здесь… – Она стащила с головы шапку, вытерла выступившие на лице капельки пота, расстегнула куртку.
Весна шла полным ходом. Нещадно палило уже поднявшееся солнце. Теплый ветер не давал прохладу. В горле пересохло. Хотелось пить.
– Тут недалеко, – заметил Григорий, но остановился и встал рядом.
Передохнув, они пошли медленнее.
Эвелин рассматривала аккуратные деревянные крашеные дома под черепицей, заборчики, увитые диким виноградом вперемешку с диковинными кустарниками. Сквозь щели в заборах пестрели клумбы с первоцветами. От насыщенного цветочного аромата и бесконечной болтовни цветов немного кружилась голова. На главной площади она заметила огромную корзину с тюльпанами. Рядом – курица с цыплятами из желтых одуванчиков, чуть дальше бабочка из подснежников и крокусов. Красота! От восхищения внутри трепетало, щеки горели и Эвелин постоянно махала руками, показывая Григорию то на жар-птицу из разноцветных фиалок, то на лебедей из белоцветников, плавающих по озеру из синих пролесков. И все цветы болтали, а вместе с ними, не обращая внимания на смех Григория, болтала Эвелин. Когда они шагали мимо здания городской пожарной башни, увитой мягким плющом, Эвелин остановилась. Она узнала это место, оно тоже ей снилось. А может это и не сон был, а детские воспоминания?
Они долго шли мимо ажурной кованой ограды, за которой виднелись белые каменные здания, деревья, клумбы и дорожки. Кованые ворота арочного входа были закрыты.
– Это школа, – ответил Григорий на ее немой вопрос, – сегодня выходной, все отдыхают. Учебный год начался неделю назад. Ты ненамного опоздала. В нашем городе учеба начинается весной.
– Почему? – удивилась Эвелин.
– Потому. Узнаешь. – Ускорил он шаг.
Миновав еще две улицы с одинаковыми деревянными домами, они наконец-то остановились перед разноцветным штакетником и крашеной деревянной калиткой. Григорий пропустил Эвелин во двор, и она, сделав по дорожке с десяток шагов, оказалась перед аккуратным деревянным домиком, который украшало резное крыльцо, украшенное висячими кашпо с разноцветными пахучими петуниями.
Высокая стройная женщина в спортивном костюме, завидев гостей, спустилась со ступенек, поспешила навстречу и остановилась перед Эвелин. Ее белые волосы до плеч светились под солнечными лучами, темная, загорелая кожа в легких морщинках выдавала возраст, а в зеленых глазах светилась радость.
– Ну вот ты и дома, – произнесла она и прижалась еще крепче. – Наконец-то ты дома, моя девочка.
Эвелин оказалась в уютных объятиях и почувствовала, как бабушка уткнулась лицом в ее макушку.
– Как добрались? – обратилась бабушка к Григорию, внесшему рюкзак с вещами.
– Все, как договаривались, Розалинда Витольдовна.
– Пройдем в дом? Чаю?
– Благодарю, но в другой раз. – Поставил он рюкзак на верхнюю ступеньку крыльца. – Служба-с. – Покрутил указательным пальцем оранжевый ус, кивнул Эвелин на прощание, развернулся и пошагал к калитке.
– Благодарю вас, Григорий!
– Обращайтесь! – не поворачиваясь, ответил Григорий и покинул двор.
– Идем в дом, Эви? – Бабушка улыбнулась и легко подтолкнула Эвелин.
Эвелин тихо засмеялась.
Для всех она была Эвелин. Эви – так ее называли самые близкие люди. Мама и папа. Она уже и забыла, как оно звучит.
– Надо же, и шишеру свою привезла. Уверена, они подружатся. – Кивнула Розалинда Витольдовна на рюкзак-переноску с кошечкой. – А назвала как?
– Фенечка…
– Хорошее имя. А моя Малуша как всегда где-то гуляет. Идем, Эви. – Открыла бабушка дверь в дом и взяла рюкзак с вещами.
Снаружи домик казался маленьким. Но внутри оказался просторным и уютным.
– Куртку можешь повесить здесь, – Бабушка сдвинула дверь встроенного шкафчика в коридоре. – А обувь поставь сюда. – Махнула вниз, на обувную полку.
Эвелин последовала совету: поставила на пол рюкзак с Фенечкой и разделась. Они прошли в большую квадратную залу с диваном над противоположной стеной и с камином над правой. В углу вместительный книжный шкаф, наполненный книгами и глиняными кувшинчиками разного размера и формы. На узорчатом керамическом полу лежал круглый ворсистый ковер, украшенный цветами. Как только Эвелин ступила на него, он обхватил приятной мягкостью ступни.
Над диваном на стене с темно-зелеными обоями висели два старинных портрета. На одном Эвелин узнала бабушку, только молодую. Тот же решительный взгляд, белые, собранные в высокую прическу волосы, добрая улыбка. С другого строгим взглядом смотрел молодой мужчина с орлиным носом, темными глубоко посаженными глазами и пышными черными усами.
– Розалинда Витольдовна, – обратилась Эвелин к бабушке, – а на портрете вы?
Бабушка сердито посмотрела на Эвелин и возмутилась:
– Это еще что за обращение? Какая я тебе Розалинда Витольдовна? Я же бабушка! – и продолжила тоном, не терпящим возражений: – Значит так! Никаких Розалинд! Никаких «выков»! – заметив испуганные глаза Эвелин, добавила мягче, – я же твоя родная бабушка, самый близкий человек. Конечно, я старая, но не настолько, чтобы ты мне выкала. Можешь называть меня бабушка или даже ба, мне будет приятно. Договорились? – подмигнула она.
– Договорились, – ответила Эвелин.
Взглянув на портрет, Розалинда Витольдовна, заметила:
– Да, это я в молодости. – И вздохнула.
– Ба? А это кто? Мой дед? – спросила Эвелин.
– Да, мой Радимирчик. – подошла бабушка и коснулась портрета. – Мой Радимир, – повторила она и погладила край рамы.
– Красивые, – вздохнула Эвелин, глядя на портреты, и подошла к камину.
На каминной полке стояло с десяток фотографий в стеклянных рамках. На всех маленькая Эвелин с мамой, с бабушкой, или папой. Или с мамой и папой.
– Ба, откуда у тебя столько? Я многие не видела ни разу, – оглянулась на бабушку Эвелин. – А вот такая висела в нашем доме, – указала она на одну из фотографий.
На письменном столе стояла еще одна фотография в рамке.
– А это кто? – показала она на девушку, стоящую на снимке рядом с бабушкой и очень похожую на маму Эвелин.