В сумерках близкой весны

– Если женщины разные, то и ситуации не могут быть похожи.

– Поэтому ты решил, что Соню выгонять нельзя, а вот мою жену можно?

– Соня никогда не сделала бы того, что сделала Ундюгерь.

На это ответа не было. Действительно так. Евгений схватился за следующую сигарету. Он дрожал от волнения. Хотел что-то сказать, найти аргументы, но не мог. А Ян успокоился, сделал несколько глотков остывающего чая, с удовольствием развернул конфету. Он был доволен собой. Слова сказаны верно. В этих словах скрыт главный смысл. Ядовитая правда, старательно запрятанная и замаскированная под лицемерные улыбки непонимания.

– Я не могу говорить с ней об этом, – тихо произнёс Евгений. – Куда она пойдёт? У неё копеечная зарплата. Да, мне нелегко приходится, но ей будет ещё хуже.

– Откуда ты знаешь? Она как перекати-поле. Вдруг ей и квартира-то эта не нужна. Найдёт кого-нибудь и к нему переедет.

– Она не такая.

– Это ты так думаешь. Раскрой глаза. Она именно такая. Детдомовская! Да они, как дикие звери, не знают, что такое любовь и отношения.

Евгения мучили сомнения. В чём-то он соглашался, но в чём-то чувствовал несправедливость. Хотелось дать отпор, но внутренняя истерика нарастала, слёзы бились о грудную клетку. Вот, разговор, которого он жаждал! Отчего хочется прекратить? Потому что он понимал, именно этот разговор – желание мамы. Она не сдаётся и хочет выгнать Ундюгерь из её квартиры в пользу старшего сына. Мерзко думать, что Ян пришёл именно за этим, как и Марат. Мама в истерике и послала их с серьёзным разговором.

– Ты-то откуда её знаешь, Ян? – прошептал он, прячась в сигаретном дыму, пытаясь выдыхать его больше, чтобы оправдать слёзы, предательски набегавшие на глаза.

– Я её плохо знаю. Но таких людей видно сразу. Вспомни, как ты привёл её с нами знакомиться! Она весь вечер молчала.

– Смущалась.

– Это не смущение, это дикарство.

– Тебе-то откуда знать?

– Со стороны всё очень хорошо видно. Она выросла в детдоме, мне жаль её, но оттуда не выходят нормальные люди, Жень! Обязательно с отклонениями. Они привыкают жить, как звери, в стае. А тут привели девушку в приличную семью. Конечно, она растерялась. Но тебя никто не винит. Ты её всегда любил, но вот она тебя – большой вопрос… Разве может детдомовская любить по-настоящему?

Евгений не ответил. Непреодолимое отвращение одолело его.

– Теперь ты сам в этом убедился. К тому же зачем ей сейчас квартира? Сынок умер. Ты, кстати, не забыл, что он сотворил в школе? Удивительно, как тебе удалось вляпаться в это дерьмо! Хорошо, что он умер, пройдёт время, всё успокоится и все забудут. А то станут говорить, что ты воспитал бессердечного монстра, а ещё и того хуже, что ты сам такой.

Удар был сильный, что в глазах потемнело от негодования. Слова превратились в горячий воздух, выходящий через трепещущие ноздри. Монотонно тикали часы.

Евгений вдруг рассмеялся. Ян с удивлением посмотрел на него. Пожал плечами, развернул ещё одну конфету.

– Мне нравится, что ты смеёшься. Но всё-таки я прав.

– Значит, я привёл девушку в приличную семью, да?

– Именно.

– Раз тебе Аньки мало, то я ещё скажу. Ты забыл собственного отца.

Ян поморщился, отмахнулся:

– Не начинай. Это разные вещи.

– Ты любишь повторять, что вещи разные. Но ты уехал в Питер, когда был подростком. А мы с Анькой остались. Ты не испытал на себе того, что творилось в нашей приличной семье.

– Пора забыть об этом. Отца нет в живых больше десяти лет. Оставь его в покое.

– А я забыл. Но только не хочу слышать о том, как прилична наша семья! Как прилична, чёрт возьми, Анька! Я всё забыл!

Он хотел ещё сказать, чтоб Ян не смел трогать Антона! Антон его сын, и точка! Но не сказал. Не смог заставить себя. Боль металась по телу огненным столпом.

– Да что с тобой?

– Ничего.

– Да, у нас были проблемы! Но пьяный отец это не то же самое, что быть душевнобольным, чёрт возьми! Женька, да приди ты в себя!

Евгений отвернулся и стал смотреть в окно. Трудно было рассчитывать на то, что Ян уберётся прочь. Невозможно представить, что один поймёт другого. Великий соблазн – прогнать его к чертям. Евгений с ужасом понимал, что никогда не выберется из той глубокой ямы чёрного одиночества, в которой оказался так неожиданно. Шестнадцать лет он строил свою семейную жизнь, отдаляясь от кровных родственников, которые ничего в этом не понимали. И сейчас не было ни единого шанса на понимание. С чего бы? Шестнадцать лет – непреодолимая пропасть. Ян ничего не знает, он говорит о ком-то другом. И Евгений не может ему втолковать, для этого пришлось бы рассказывать с самого начала. Но на это нет сил. Всё перепуталось. Ничто не имеет значения. Жену он потерял в прошлом году, а родного брата – гораздо раньше.

– Ты собираешься идти на день рождения?

– Что?

Евгений обернулся, не понимая вопроса. Он чувствовал, что болен. Не мог разгадать, чем именно. Томился невероятной болью, не испытывая никаких желаний. А Ян уже разворачивал следующую конфету, уверенный в своей правоте.

– У Андрюши день рождения!

– Опять начинаешь?

– Надо купить подарок. Обязательно надо купить подарок. Это важно, понимаешь?

– Мне не до этого.

– Я попрошу Соню, она сделает для тебя.

– Не нужно. Я не собираюсь идти.

Ян обидчиво нахмурился, который раз за эту встречу.

– Ты странный человек. Думаешь, у Сони много времени? Она готова потратить его на то, чтобы ты спокойно пошёл на праздник. Я думаю, что в этом всё дело. Здесь определённо нужна женская рука.

– Отстань. Я никуда не пойду.

– Но у тебя будет подарок!

– Всё равно. Что это меняет?

– Это меняет всё! Без подарка идти нельзя.

– Говорю тебе, я не собираюсь идти! И подарок не нужен. Я не пойду.

Евгений убедился в том, что брат в который раз пытается опекать его. Вздохнул и ощутил себя стариком. Ему не интересен детский праздник. Он забыл, как выглядит племянник. Ему ничего не нужно. Его собственный сын погиб, а о нём никто не говорит, будто его и не было никогда. А о жене говорят, как о животном, не способном на любовь.