В сумерках близкой весны

– Да, а что не так?

– Но отчего ты забыл ещё одного нашего племянника? – зло усмехнулся Евгений, пристально вглядываясь через сигаретный дым в лицо брата. – Сколько ему сейчас? Лет семь-восемь? Как его зовут?

Они будто играли в шахматы. Один выпад, другой выпад. Шах тебе, а тебе мат. Ян поперхнулся чаем, но тут же взял себя в руки. Вытаращил глаза в немой ярости. Сначала что-то нерешительно пробормотал. От вопросов Евгения лицо загорелось. Но тут же попытался перейти в наступление:

– К чему ты?

– А-а-а, вспомнил? Запретная тема в нашей семейке дружной. Мы любуемся только правильными племянниками. Только такие входят в нашу прекрасную семью, да? Прав я, что ли?

– Прекрати! Не понимаю, о чём ты.

– Я напомню, если ты забыл.

– Не нужно.

Но Евгений не слушал. Он начал закипать, желая разнести кухню вдребезги.

– Тебя здесь не было, когда Анька родила в первый раз. Ей было шестнадцать лет. Она бегала за женатым мужиком, которому перевалило за сорок. У него своя семья и дети. Конечно, разводиться ради сумасшедшей озабоченной девчонки он не захотел. Ты знаешь, когда она забеременела, то говорила о том, что родит обязательно и потребует алиментов. Много денег, ведь в этом смысл жизни! Дурочка считала, да и сейчас считает, что весь смысл человеческого существования в деньгах! О малыше не думала, в том смысле, как за ним ухаживать или воспитывать. Ну, обычно беременные девчонки собираются в группы в интернете, делятся советами, учатся вязать разные носочки, шапочки. Анька нет. И вот родился мальчик. Да не совсем здоровый. Ты помнишь, что с ним было? Нет? ДЦП. Мама слегла с сердцем в больницу. Она всегда так делает, когда в семье проблемы. Ты не замечал, куда там! А может, ты помнишь, как вела себя наша сестра?

– К чему этот разговор? И кто тебе позволил так говорить о матери?

– Я сам себе позволил. Разговор как разговор. Ты же любишь поговорить о нашей дружной семье. Так вот, я тебе напомню. Анька отказалась от ребёнка. И мама наша отказалась. И алиментов никто не получил, потому что любовник оказался настоящим мужиком и забрал мальчика в свою семью.

– Ну и что? – презрительно пожал плечами Ян. – Всё хорошо разрешилось. Он – отец. И правильно сделал, что не отказался от воспитания своего ребёнка. Ведь это его ребёнок! А Анюта – девочка глупая. Что с неё взять? Пусть ещё радуется, что заявление на него не написали за совращение малолетней.

– О заявлении никто не подумал, раньше надо было советовать. Уверен, к твоему совету прониклись бы уважением, потому что это деньги. Но мама с Анькой тогда строили планы по- другому поводу. Сразу шли разговоры, сколько денег можно получить в размере алиментов. Какая выгода и всё такое.

– Ты всё перевернул.

– Сказал правду.

– Ты несправедлив.

– Да? Ты помнишь, что было дальше?

– А что было дальше?

– Этой семье пришлось уехать из города. Потому что наша сестра не успокоилась. Жизнь её ничему не научила. Она отчего-то решила, что имеет право входить в семью любовника, которую чуть не разрушила. Ей обязательно надо было к ним сунуться! И она стала приходить к ним, заигрывать со своим бывшим, обедать, ужинать, познакомилась с детьми. Никто из нас не спросил её – зачем? А надо было спросить. Запретить, чёрт возьми!

– Это всё сплетни. Зачем Ане вести себя так?

– Чтобы денег дали. Ребёнка забрали, полюбили, испытывают радость и счастье, а ведь это она его родила! Значит, платите деньги. Не хотите платить – верните обратно в детский дом.

– Не верю. Мама не позволила бы. А она ничего не знала, значит, снова сплетни недоброжелателей. Как не стыдно тебе повторять их?

– Мои слова бесполезны, да?

Евгений подавил вздох раздражения. Он был склонен думать, что Ян бесконечно идеализирует сестру. А тот, в свою очередь, думал о том, что Евгений обозлился и не способен размышлять рационально.

– Анюту осуждаешь, что она ребёнка бросила? Во-первых, не бросила. Молодая девочка, что она понимает? Особенно об уходе за больным ребёнком. У него отец есть, и правильно, что всё так сложилось.

– Не спорю. Пацану нереально повезло, что он избавился от такой матери.

– А твоему сыну повезло, что он избавился от отца, который, узнав правду, струсил и сбежал?

Евгений замер. В глазах потемнело. Первая мысль: убить Яна. Уничтожить его наглую морду! Схватить кухонный нож и зарезать. Евгений тут же представил яркую картину кровавого убийства. Но с сухих губ не сорвалось ни слова.

– Молчишь? Молчи! Но в следующий раз, прежде чем осуждать сестру, вспомни о себе. А ты кто такой? Гордился, что воспитал прекрасного сына-спортсмена? Но лишь парень свернул на кривую дорожку, смотался! И уже и не ты отец! Думайте, люди, как хотите. Я его плохому не учил, ведь он мне не родной сын! Не так, что ли?

– Отвали!

В мыслях Ян был повержен, кишки выпущены. Евгением овладели глухие порывы страха и угрызений совести. Ярость исчезла. Он ничего не мог. Искал в тёмных глубинах своей души злобу, чтобы отомстить, не оставлять удар без ответа. Но злость превратилась в шакала, который трясся, пресмыкаясь у лап тигра.

– Ты изменился, Жень, это все заметили, – как ни в чём не бывало, продолжал Ян, прихлёбывая чай из чашки.

– Кто заметил?

– Да все! Сидишь в этой грязной однушке и пьёшь! А ведь у тебя есть квартира, в которой ты шестнадцать лет прожил. Ремонт сделал, деньги вложил.

– Ты чего переживаешь за мои деньги?

– Да не переживаю я! Жалко тебя просто, пропадёшь. А мог бы в своей квартире сейчас сидеть, на собственном диване и смотреть собственный телевизор. Ты же там ремонт делал!

– Ты мне сейчас что предлагаешь? Пойти и выгнать её? – Евгений говорил спокойно, но руки у него дрожали. – Вот так запросто? Сказать, я здесь ремонт сделал и деньги вложил! Так? Выкинуть ее к чёрту, пусть пропадает, да?

– Но почему сразу пропадает?

– А как?

– Не знаю, но…

– Эту квартиру она получила, потому что детдомовская. Квартира эта – её собственность! Напоминаю, если ты забыл! Если вы все забыли!

– Да никто не спорит, Жень, просто…

– А ты бы свою Соню выгнал? Из её же квартиры? Кажется, вы в её квартире живёте, которую ей родители купили. – Он всё ещё пытался донести Яну, чтобы понял, но голос предательски сипел, горло перехватывало.

– Ну, ты не ровняй!

– Почему?

– Соня и Ундюгерь – две разные женщины.

– Согласен, они разные.

– Вот видишь!

– Но ситуация похожа.