В сумерках близкой весны

– Но мы-то тут при чём? Твоя жена сама всё рассказала! Кто тянул её за язык? Если большой секрет, то и хранила бы его. Кто мешал?

– Да пошёл ты!

Сказать нечего, и от этого ещё хуже. А Ян совсем распоясался, пьёт пиво, будто ничего не происходит. Он занят своими мыслями, своей правдой. Защищает от Евгения родную сестру.

– Я не могу понять, как ты связался с этой шлюхой? Вернее, зачем с ней остался?

– Не называй её так! – В голосе Евгения послышалась угроза.

Но Ян лишь усмехнулся. Брат был слишком пьян, чтобы распускать руки.

– А как ты узнал? Неужели сама рассказала?

– Не важно.

– Хорошо, не важно так не важно. Зачем она за тебя замуж собралась понятно, но тебе-то для чего? Всегда считал её странной. Красивая вроде, но отталкивает, потому что приглядишься, а красота необычная, глаза дикие, губы нервные, того гляди зашипит на тебя, как змея. И что ты в ней нашёл?

– Тебе-то что за дело?

– Я просто не люблю шлюх. И поэтому мне обидно за тебя, ты же брат мой. Тебя просто развели, дружище.

Евгений потушил сигарету о край пепельницы и засмеялся. Это прозвучало неожиданно. Сухой, трескучий смех на фоне обжигающей драмы. Его взбесило, что Ян осмелился оскорблять Ундюгерь, провоцируя ссору. Он откинулся на спинку стула, пристально глядя на брата. Вновь начинался прежний разговор, состоящий из обвинений и непонимания.

– Что смешного?

– Шлюх не любишь, значит? Всё определил с моей женой да? Но дальше своего носа не заглядываешь, потому что не выгодно.

– Нет, шлюх не люблю. Никогда не любил и не связывался с ними. Ундюгерь не хочу оскорблять, но как назвать её по-другому не знаю. – Ян презрительно скривился. – Даже скрывать не стану, что ситуация твоя сильно всех напрягает. Поведение Антона – отпечаток на всех нас, хотя мы никакого отношения к нему не имеем. Мама каждый день плачет, ей стыдно людям на глаза показаться.

– Да ты глуп, как пробка, или хитёр, как лис, хотя, думаю, первое.

– Не понял!

Ян напрягся. Он старался делать вид, что ему всё равно. Проблема же не в нём и не у него.

– Ты перебрал? Надо ехать домой, Жень.

– Я перебрал, но ты тупой осёл!

– Понимаю, что ты обиделся, но…

– Какой правильный! Шлюх не любит! Так наша родная сестра – шлюха. Задумайся! Разве нет?

И он снова стал говорить, брызгая слюной, о том, как глупа и никчёмна Анька. В сотый раз одно и то же. О первом больном ребёнке, о том, что Андрей рождён, неизвестно от кого, потому что любовников на этот момент было несколько. И она не переживает, потому что на этот раз сын здоров и симпатичен, а статус молодой матери приятен, когда за это платят деньги. Злость и обида Евгения не давали ему посмотреть на ситуацию с другой стороны, поэтому он совершенно не понимал брата. Он не хотел соглашаться с ним, потому что семья пренебрегала Ундюгерь и Антоном.

– Всё ты понимаешь, чёрт побери! Просто ты трус и никогда не признаешь, что наша сестра спала с кем попало с ранних лет! Её первый любовник – одноклассник. Они закрылись в туалете. Их застукали. И она потом долго гордилась, что стала знаменитостью в школе. Её просто распирало от этой гордости. Подумать только, её имели в туалете! Я чуть от стыда не умер. Позорище!

– А ты жесток.

– Раз зашёл разговор о шлюхах, то сестру нельзя не затронуть.

– Она много пережила и натерпелась от отца.

– Тебе-то откуда это знать?

– Я знаю! Я тоже натерпелся! – Ян повысил голос.

Он тяжело дышал. Разговор выбил его из колеи. Ему не хотелось вспоминать прошлое, где доминировал жестокий отец-алкоголик. Но это единственный способ оправдать сестру.

В баре играла музыка, поэтому братья не привлекали к себе внимания громкими голосами. Этот разговор не из лёгких выплыл на поверхность, после того как Евгений ушёл от жены. Ему тогда казалось, что родные поддержат его, помогут. Но вышло иначе. Он совершенно не ожидал. Ему и в голову не приходило, что они рады переменам.

– Ундюгерь тоже досталось от жизни, поверь мне. И воспитывали мы Антона, как могли. Аньке не нужно было говорить моему сыну. Его надо оставить в покое.

– Я знаю, что она воспитывалась в детдоме, но ей ещё повезло, не на улице жила. А в наших детдомах, говорят, не так плохо: тепло и вкусная еда. Возможно, ты прав, надо оставить парня в покое. Я не знаю, кто сказал ему. Да и какая теперь разница? Он должен понимать и быть благодарным, что ты воспитал его. Ты всегда был рядом, обеспечивал финансово, дал свою фамилию.

– Ничего он не должен, чёрт возьми! Ты хоть понимаешь, как ему противно и страшно?

– Страшно это нам с тобой было, когда отец бил нас ремнём до потери сознания! Противно, это нам с тобой было, когда отец заставлял маму снимать с себя грязные сапоги. А ему за что страшно? За то, что ты его воспитал?

– Заткнись!

Но в душе отвратительно заныла подлая надежда, а вдруг Ян прав? Разве Евгений не любил мальчика со дня его рождения? Не сидел с ним по ночам, не играл в футбол, не водил в бассейн, не читал книги? Он отказался от мысли иметь биологического ребёнка. Всю свою любовь и заботу отдал тому, кто кричит о ненависти. Разве это справедливо? Евгений физически ощутил боль, которую много лет носил в себе. И ему стало так одиноко и печально, что заслезились глаза и покраснел нос. Тут было отчего пожалеть себя.

Ему было шестнадцать лет, когда он сильно заболел гриппом. Теперь никто не вспоминает это время. Разве это важно? А ведь именно тогда врач сказал, что он не сможет иметь детей, необходимо длительное дорогостоящее лечение, потому что вирус дал осложнение на половые органы. Евгений совершенно не переживал в тот момент, ему было шестнадцать, и он не думал о детях. Главное, не потерять способность к сексу. А её он не потерял. Семья промолчала, и тема стала закрытой. Будто и не было страшного заключения доктора.

Даже сейчас, находясь в отвратительном алкогольном опьянении, знал, что был счастлив с первого дня, как познакомился с Ундюгерь. Любил сына и радовался, когда ему говорили, что тот похож на него. А что теперь? Наслушавшись сплетней, Антон решил выбросить Евгения на помойку. Не нужен больше. Поверил и отвернулся. Не пришёл поговорить по душам, всё выяснить, разобраться.

– Жень, ты плачешь? Только этого не хватало!

– Что?! – взревел он. – Я никогда не плачу, запомни! Просто от сварки на работе заболели глаза. Зайчиков нахватался, понимаешь? Поэтому и слёзы.

– Хорошо, я понял! – Ян пожал плечами, отшатываясь от неожиданности.

– Я не знал, что мать с сестрой не воспринимают моего сына, – уже тише сказал он, качая головой. – Я думал, что они любят его.

– Но они прекрасно к нему относятся!

– Ложь! Он бы никогда ни о чём не узнал, если бы они его хоть каплю любили.

– Ты слишком категоричен. Они любят тебя и всё делают ради любви. А ты – идиот!

Евгений понимал, что абсолютной искренности нет. Весь разговор пронизан ложью и лицемерием. Ему хотелось говорить, чтобы заглушить боль, но он был растерян и зол оттого, что слышал сухие слова, будто о ком-то постороннем. Было противно, отвратительно. Он хотел сорваться и бежать к жене. Обнять её, зарыться лицом в её кудрявые волосы и ощутить нежную ласку. Но не мог. Потому что дикая ненависть сына пугала его. Евгений боялся, что не сможет ничего объяснить, и сын почувствует его слабость, окончательно перестанет уважать. Лучше совсем не попадаться на глаза. Внутренний голос советовал избавиться от трусости. Но это были редкие минуты, которые заканчивались обидой на себя и весь мир.

Выпивка помогала найти оправдание. Я слишком обижен, потрясён и раздавлен горем. Меня нужно жалеть и спасать. Но спасать никто не шёл. Более того, общение с родными не приносило успокоения, разбивало нервы ещё больше.

Ян предложил проводить Евгения. Тот согласился. Ему хотелось говорить, но он молчал, понимая, что брат плохой собеседник. Ночной холодный ветер набрасывался на них, пытаясь сбить с ног. У него почти получалось, и тогда братьям приходилось цепляться друг за друга. Евгений попытался закурить, но вскоре отказался от этой затеи, получив в лицо пригоршню ледяной крупы. Отчего бы Яну не предложить пойти вместе к Ундюгерь? Она бы напоила их чаем. Вдвоём они смогли бы уговорить её простить и забыть эту историю. А уж она смогла бы повлиять на сына, успокоить его.

И надо было тогда идти! Надо было идти! Бежать! Ведь Антону оставалось жить совсем немного. Оставался шанс спасти его! Евгений его упустил. Он был слишком погружён в свои обиды. Злился, что ничего не в силах изменить. И поймал себя на мысли, что готов избить брата до полусмерти. Руки сжались в кулаки. Зубы скрипнули.